(На конкурс ГИА Чеченпресс)
Зелимхан преподавал отечественную историю на протяжении нескольких десятилетий в одной и той же школе, пока они - и школа, и отечественная история - не превратилась в обгоревший черный остов.
- Почему все стены остались целы, а крыша и этажи исчезли? - спрашивали мы учителя, столпившись посреди заснеженного школьного двора и рассматривая то, что осталось после бомбежки.
Наш учитель Зелимхан закрыл лицо руками и ничего не отвечал.
Шел 1995 год.
- Потому, что это была глубинная бомба! - сказал какой-то старик. - Такая бомба все крошит в мелкую щебенку, кроме стен. Стены - остаются памятником тем, кто остался внутри.
Люди бродили вокруг школы, отыскивая останки близких: перед обстрелом в подвале школы спряталось около трехсот человек.
Но подвал бомба тоже пробила...
Кто-то плакал, но в основном люди ходили с каменными лицами, только женщины и старухи скорбно вздыхали.
- Мы тоже собирались идти в этот подвал! - сказала я дяде Зелимхану, надеясь, что учитель по истории что-нибудь ответит. - Но я закапризничала, мама меня нашлепала, поэтому мы не пошли.
Мама стояла рядом с нами, и, не отрываясь, смотрела на черную стену с прорезями окон, в которые теперь ровно тек холодный зимний свет.
- Повезло! Вам повезло! - сказал Зелимхан и, покачав седой головой, пошел прочь от скорбного места.
В школе погибли его ученики из старших классов.
После Летней войны 1996 года, когда показалось, что весы качнулись в нашу сторону, и надолго наступил мир, мы заметили старого Зелимхана на рынке «Березка». Обычно веселый и добрый человек, он брел с окаменевшим лицом, натыкаясь на людей, и не видел перед собой ничего. Я и мама поздоровались, но учитель истории нас не заметил.
- Что это случилось с ним? - спрашивала мама торгующих неподалеку женщин.
- Сына убили! - объяснили торговки. - Напившись водки, русские солдаты валялись в лужах, подобно свиньям, стреляя вверх из автоматов. Одна пуля случайно влетела в окно его квартиры. Сыну было четырнадцать. Он учился в восьмом классе.
В последний раз я встретила школьного учителя в январе 2000 года в разгар Второй чеченской. Дом, в котором он жил, превратился в глыбы бетона. Мы встретились на дороге, ведущей с рынка.
- Здравствуй! - окликнул меня Зелимхан.
- Здравствуйте! - ответила я, и, не зная, что бы еще сказать, добавила. - Я помню ваши уроки! Вы всегда нам интересно рассказывали о странах и революциях...
- Я нашел несколько головок репчатого лука, они немного подморожены, но есть можно. Хочешь, поделюсь?
Соблазн был велик. К тому же я видела, что предложение сделано от чистого сердца. Но я отказалась: у нас дома тоже было несколько подмороженных луковиц.
К моему удивлению, господин учитель решительно шел к руинам своего бывшего дома.
- Постойте! - крикнула я. - Туда невозможно войти, подъезд завален!
Зелимхан остановился. Улыбнулся. Затем объяснил:
- Я пролезаю под плитами, потом карабкаюсь, цепляясь за выбоины в отвесной стене, и захожу в свою квартиру. Там до сих пор есть фотографии родных, там сохранились стены и пол. Иногда я сижу в комнате и думаю о том, что ничего плохого не было: не случилось никакой войны, сейчас придут жена и сын... Только нужно не смотреть в окно или в коридор, которого, собственно, нет: он упал на несколько этажей ниже...
- Вам туда нельзя. - пыталась я его отговорить. - Не ходите!
- Там же мой дом! - ответил старый учитель и исчез в руинах.
Больше я его не встречала.
Полина Жеребцова, Финляндия.