Президент России Владимир Путин подписал закон, который разрешает Конституционному суду признавать неисполнимыми решения международных судов, прежде всего Европейского суда по правам человека (EСПЧ), если их решения противоречат российской конституции.
Принятый Думой законопроект, по замыслу авторов, должен "обеспечить правовой суверенитет" России и "противостоять тенденциозным решениям" международных судов.
Злые языки уже заговорили о том, что таким образом Россия "всего лишь" пытается уберечь и без того скудный бюджет от крупных выплат по делу ЮКОСа, однако правозащитники указывают на неблагоприятные тенденции в трактовке конституционных норм в России в целом. Как обстоит дело в действительности?
Ведущий программы "Пятый этаж" Михаил Смотряев обсуждает эту тему с независимым российским политологом Марией Липман и правоведом Дмитрием Коченовым, приглашенным профессором Принстонского университета в США.
Загрузить подкаст передачи "Пятый этаж" можно здесь.
Дмитрий Коченов: Такого закона больше нет нигде. Этот закон нарушает не только международное право, но и национальную конституцию. Мы все знаем, как обстоят дела с защитой прав человека в России, как работает российская конституция. Это атака на верховенство правового государства в России.
Михаил Смотряев: Эта атака началась далеко не вчера.
Мария Липман: Это лишь констатация того, что имеет место в России на протяжении уже долгих лет – отсутствие верховенства закона. Российские власти не признают никаких авторитетов над собой ни внутри нее, ни снаружи. Россия противопоставляет себя стандартам и нормам, которые существуют в мире и делает это демонстративно, давая понять, что в мире царит право сильного. Это способствует тому, что президент Путин получает высочайший рейтинг одобрения, потому что граждане испытывают облегчение, что не надо мерить себя чужой меркой, считать себя объектом чужих оценок. Поза «не ваше дело» демонстрируется в России на самом высоком уровне власти и пользуется популярностью и одобрением в обществе.
М.С.: То есть дело не в ЮКОСе, как утверждают некоторые злые языки?
Д.К.: Дело в принципе. Сущность конституционализма состоит в том, что исполнительная власть всегда должна быть ограничена. Статья 15 конституции отражает этот принцип. Исполнительной власти не все дозволено. Если бы у нас был настоящий Конституционный суд, сейчас бы в его обязанности входила моментальная отмена этого закона, потому что в Конституции указано, что национальные законы находятся на ступеньку ниже, чем международные. Этим законом изменяется не только отношение России к международному праву, но и текст Конституции. Право в любой стране так функционировать не может.
М.С.: Конституционный суд высказался еще в июне, когда постановил, что решения Европейского суда по правам человека могут исполняться на территории России только в том случае, если они не противоречат Конституции страны. Правовой нигилизм большинства российских граждан таков, что они подвоха не почувствовали. И это не единственный случай. Статья 212 Уголовного кодекса России ввела уголовную ответственность за неоднократное нарушение установленного порядка организации и проведения собраний, митингов и так далее. Она нарушила один из главных принципов современной западной юриспруденции, существующих еще с античных времен – что дважды за одно и то же не судят – и свела вместе административное и уголовное правонарушение.
Д.К.: Если бы в России функционировало правовое государство, подобных изменений не могло бы быть. Конституционный суд призван не допускать подобных поползновений исполнительной власти. Обывателя можно сбить с толку тем, что решения международных судов – это не международное право. Это абсурдный аргумент, базирующийся на идее о том, что текст может существовать в отрыве от толкования. Международное право не существует в отрыве от толкований международных судов. Поэтому непризнание решения международного суда означает непризнание нормы международного права. Ни одного юриста это с толку сбить не может.
М.С.: Понимание, видимо, имеет место, другой вопрос, почему это делается. Алексей Кравцов, председатель Московского арбитражного суда, заявил, что решение Конституционного суда о неисполнении решений Европейского суда по правам человека демонстрирует настроения среди населения и, до определенной степени, среди российских элит. Предполагается, что элиты являются более образованными, грамотными, умеющими рассчитывать на несколько шагов вперед. Они должны понимать, что за первыми шагами такой вольной трактовки законодательства последуют вторые и так далее, а когда наступят репрессии, никаких механизмов, которые смогли бы их защитить, не будет. Что с ними происходит?
М.Л.: Сегодня самое главное – быть лояльными власти. Признается право сильного, самый сильный – Кремль. Поэтому самое безопасное – тактика безусловного взятия под козырек. Никакие соображения насчет того, не стану ли я сам жертвой, не работают. Даже весьма состоятельные люди, не имевшие никаких нареканий за поведение, могут подвергнуться серьезному давлению со стороны властей. Примеров много. Само понятие независимости суда где-то прописано, но в России этому мало кто верит, а элиты не верят точно. Если ты оказался в немилости, никакой суд тебя не защитит. 2/3 наших сограждан считают так же. Еще недавно власти старались соблюдать хотя бы букву, если не дух закона. Но букву легко переписать. Если какого-то закона не хватает для осуществления решений власти, он легко создается, и последнее время это всегда законы, которые ущемляют, а не расширяют права. Но если очень надо, то можно и букву нарушить.
Д.К.: Это не право сильного, это право слабого. Но голландское правительство тоже постоянно критикует суд в Страсбурге, потому что его функция – указывать национальным правительствам на их ошибки, на то, как право не функционирует в стране. Так что российские элиты ничем не отличаются от элит Великобритании, где долго идет скандал о голосовании тех, кто сидит в тюрьме, и он до сих пор не разрешен.
М.С.: Нельзя проводить прямые параллели между Голландией и Россией, потому что голландские элиты знают, что их судебная система, плохая или хорошая, существует не только на бумаге и подчиняются своду правил, которые своим желанием королева или премьер-министр не может переписать, а местная Государственная дума немедленно за это не проголосует.
Д.К.: Переписать – нет, но выйти из системы может любое государство. И проходящие сейчас в Великобритании дебаты о том, стоит ли выходить из ЕС, сродни этому. Там нет, как в России, правового нигилизма, все понимают, что нельзя просто принять закон о неисполнении решений Страсбургского суда. Но, потакая элитам, из системы выйти можно. Этот путь открыт и для России. А Белоруссия так и не присоединилась к страсбургской системе.
М.С.: Получается, что элиты во всем мире одинаковые?
М.Л.: Да, можно говорить, что и люди повсюду одинаковы. Человек, заботясь о своем благе, хотел бы обойти ограничения, которые на него налагает закон. Вопрос о том, как устроена система, какие существуют сдержки и противовесы для исполнительной власти, которая в силу своей природы – действует. Когда верховная исполнительная власть ограничена властью законодательной, а они обе – судебной, и есть доверие верховному судебному органу, чей вердикт признается всеми как безусловно справедливый. Но в России все устроено иначе. В России отсутствуют ограничения произвола исполнительной власти, которые есть в других странах. В любом государстве власти свойственны поползновения расширить свои полномочия. Но в России представления о правах человека, в частности, тоже совсем другие. С самой вершины власти мы слышим, что права человека – это лицемерный аргумент Запада, чтобы ослабить Россию. И этот аргумент охотно воспринимается как элитами, так и населением.
М.С.: Существует еще Венская конвенция, из которой Россия пока не вышла. Там признается верховенство норм, выработанных международными договорами.
Д.К.: Из Венской конвенции Россия никогда не выйдет, это «спинной хребет» международного права. Государства сами определяют, как международное право работает на их территории. Великобритания сделала правомочный выбор о неавтоматическом применении на своей территории международного права. Но по российской конституции международное право автоматически является частью российской системы законодательства. В этом основная проблема с новым законом. Он фактически изменил Конституцию, что является прямым противоречием тексту Конституции. Суверенитет – понятие, закрепленное и обеспечиваемое Конституцией. Охранять его, не соблюдая международное право – абсурд, поскольку оно является частью российской системы права. С правовой точки зрения этот закон не имеет смысла.
М.С.: В свое время британцы нашли выход из похожей ситуации. Когда там была путаница с браками и наследниками Генриха VIII, то парламент принимал постановления о том, что подвергать право того или иного наследника на престол сомнению, является государственной изменой. В России так поступить нельзя, но можно же переписать Конституцию? Правда, необходимо созвать Конституционное собрание, которое имеет право это делать. Это может произойти?
Д.К.: Проводя параллели с британской ситуацией, более вероятно, что будет отрублено несколько голов, чем такое собрание будет созвано. Конечно, можно превратить Россию в государство типа Зимбабве, но какое бы решение по международному праву не было бы принято, трудно представить себе развитую страну, часть современного развитого мира, в стороне от Страсбургской системы защиты прав человека. Эта проблема останется даже с переделанной конституцией. Основной принцип любой конституции – ограничение произвола власти. Это и называется принципом правового государства. Если этого не будет в новой конституции, у нас не будет новой конституции.
М.С.: Вопрос опять же: неужели не видно, чем это закончится?
М.Л.: Для этого надо далеко смотреть.
М.С.: Да нет, 10-15 лет.
М.Л.: Сегодня как элиты, так и население каждый день говорят: неизвестно, что будет, может быть все, что угодно, а в таких условиях заглядывать так далеко вперед не имеет смысла. За те годы, что прошли с ее принятия, Конституция была очень мало переписана. Были изменены сроки – президентский и Государственной думы. Но зачем переписывать Конституцию, если ее легко можно обходить? Принцип сменяемости власти был обойден, когда Путин вернулся на третий срок, придравшись к слову «подряд». Те, кто писал конституцию, не это имели в виду. Когда все сдержки и противовесы полностью зависят от исполнительной власти, переписывать ничего не нужно. Еще один пример – принцип избираемости губернаторов. Есть русская пословица «закон что дышло», которая действует с давних времен, до нынешних.
М.С.: Раз не нужно, наверное и не будут. Что касается строгости российских законов, которая компенсируется необязательностью их исполнения, это мы тоже слышали неоднократно. Можно установить связь между правовым нигилизмом граждан и тем состоянием, в котором Россия находится.