Я позвонила Сайд-Эмину Ибрагимову в тяжелую минуту: он получил известие, что в Чечении скончался его старший брат Мовлади... Наше импровизированное интервью перешло в серьезное обсуждение ситуации в оккупированной Чечении – и вокруг нее.
Надежда Банчик: Дорогой Сайд-Эмин, прежде всего, примите мое глубокое соболезнование по поводу смерти Вашего брата...
Саид-Эмин Ибрагимов: Да, Мовлади был для меня очень близким человеком, хотя он никогда не интересовался политикой, считая своим главным предназначением воспитать достойных детей... Он лежал в больнице два дня, а на третий – его не стало. Несколько дней до его смерти я разговаривал с ним по телефону и его голос был бодрый. Он говорил, что многие люди в Чечении умирают внезапно. Мне трудно представить себе, что моего брата уже нет в живых. За время войны я потерял много родных и близких. Только за последние полгода ушли из жизни два моих двоюродных брата, троюродные братья, двоюродная сестра и три двоюродных племянника. Я не смог похоронить отца, мать, младшего брата, и вот теперь и старшего брата. Многие из них умерли мгновенно, просто упали – и всё. И это – при том, что генетически наш род – долгожители. Мой дед , по словам моих родителей жил 126 лет, а мой отец был 1896 года рождения и умер в 1996 году в возрасте 100 лет, через 4 дня после того, как российские спецслужбы совершили покушение на меня, нанеся мне многочисленные ранения, да еще и сообщили о моей смерти в программе «Вести».
Надежда Банчик: Может, смерти Ваших родственников - не случайны?
Саид-Эмин Ибрагимов: Я не считаю, что это были убийства, кроме одного случая с моим младшим братом, которого спецслужбы пытались завербовать. Но то, что именно война имеет прямое отношение к преждевременным массовым смертям, нет никакого сомнения. Сквозь пропагандистскую трескотню о бурном восстановлении Чечении просачиваются сообщения о массовой волне смертей. Люди, в том числе молодые, просто падают и мгновенно умирают, чаще всего от сердечных приступов. Ведь можно себе представить, сколько ядовитых «бомб замедленного действия» оставила война, отравив всю среду обитания в стране, ее атмосферу, природу. В других странах окончание вооруженных конфликтов обычно сопровождается массированными мерами по медицинской и экологической реабилитации, а в Чечении ничего подобного не было, и нет. Только те, кто имеют финансовые возможности, могут позволить себе получить лечение за пределами Чечении. А в самой Чечении опытных и квалифицированных врачей осталось мало – кто уехал, кого убили...
Надежда Банчик: Это, очевидно, косвенное подтверждение того, что война не окончена?
Саид-Эмин Ибрагимов: Это – прямое последствие того, что Договор о мире между ЧРИ и РФ-Россией не заключен, война не признана войной, преступления не расследованы и виновные в преступлениях не наказаны. Высокие международные организации не решаются провести независимое международное расследование по чеченскому вопросу потому, что не знают, как поступить дальше, когда факт совершенных преступлений будет юридически доказан. На этом круг замыкается. Я неоднократно обращался к Высоким международным организациям с просьбой: создать независимую международную группу для объективного расследования, и рассмотреть чеченский вопрос с точки зрения общепризнанных норм и принципов международного права. В результате многолетнего кропотливого труда, мною в ООН, ЕС и СЕ были предоставлены доказательства преступлений: двух агрессий, геноцида, преступления перед человечеством и военные преступления политических и военных сил РФ-России против чеченского народа. И никто не опроверг мои доказательства. Но и ни у кого из Высоких организаций и чиновников не хватило смелости официально подтвердить истину, хотя я думаю, все понимают, что это нужно хотя бы во имя того, чтобы пример безнаказанности преступлений в Чечении не превратился в «прецедентное право» сильных убивать тех, кто выглядит или кажется слабее, под любым надуманным предлогом. События 2008 года в Грузии подтвердили, что политические и военные силы РФ-России не намерены остановиться в Чечении
Надежда Банчик: А ведь создание условий, невыносимых для жизни определенной этнической группы с явной или неявной целью ее уничтожения, даже «мирными» средствами – это подпадает под определение геноцида по Конвенции ООН 1949 года? Подпадает ли сегодняшняя Чечения под это определение? Ведь и иммиграционные органы стран ЕС руководствуются своими представлениями об «окончании военных действий» и отказывают чеченцам в политическом убежище на основании того, что в Чечении больше нет войны?
Саид-Эмин Ибрагимов: Безусловно, оккупированная Чечения продолжает быть зоной геноцида. И пророссийская власть, которую иначе как «пятой колонной» назвать невозможно, способствует этому. Россия действует чрезвычайно коварно, добиваясь всеми средствами от европейских политиков, чтобы они вообще не поднимали чеченский вопрос ни в каком виде. На январской сессии ПАСЕ я случайно стал свидетелем их грязных методов. Я вместе со своим помощником И. Теллером (которому я глубоко признателен) зашел в кафе, где в обеденном перерыве у меня должно было состояться интервью со словацким журналистом... Там, среди депутатов я увидел председателя ПАСЕ г-на Миньона. Когда я поздоровался с ним и выразил желание поговорить с ним, он сказал мне, что вот, сейчас у него состоится еще одна встреча, и после нее он побеседует со мной. Мы с Теллером сели за столик и начали интервью с журналистом ... И вдруг случайно рядом с нами вижу: «еще одна встреча» у г-на Миньона, оказывается, - с заместителем председателя российской Думы г-ном Слуцким. Почему-то эта встреча официальных лиц проходила в шумном кафе. Я невольно услышал, что речь у них шла о продолжении мониторинга России на Сев. Кавказе, но всей беседы, естественно, я не расслышал. Видел только перекошенное злобой лицо Слуцкого, а по завершении их беседы – вполне дружеское рукопожатие. Когда Слуцкий заметил меня, мне показалось, что выражение его лица изменилось в худшую сторону. После этой встречи с Л. Слуцким г-н Миньон сказал мне, что у него уже не осталось времени на беседу со мной. И так до конца сессии он не нашел времени, чтобы со мной побеседовать.
Надежда Банчик: Возможно, г-н Слуцкий чем-то угрожал председателю ПАСЕ? Или, наоборот, посулил кое-что?
Сайд-Эмин Ибрагимов: Я не могу этого сказать, ибо не расслышал всей беседы. Но даже из того, что я видел и слышал, можно сделать вывод о том, какими грязными методами действуют некоторые члены российской делегации в ПАСЕ. Кроме этой сцены, сколько раз я бывал свидетелем, как прямо на заседаниях ПАСЕ члены российской делегации хамили, и когда европейские депутаты выражали протест против нарушений прав человека в Чечении, говорили с издевкой: «вы сделайте нам удовольствия на столько, сколько мы вам платим».
В отличие от членов российской делегации, которая является одной из самых многочисленных, на всех сессиях ПАСЕ я почти всегда бываю один, и у меня нет полномочий и возможностей, которые есть у российских депутатов. Но несмотря на это, я чувствую себя намного сильнее и увереннее потому, что за мной стоит сила правды. И никто из российских депутатов и политиков за эти многие годы даже не попытались доказать, что мои обвинения в преступлениях «вертикали власти»
которые я Открытыми письмами послал на десятки тысяч адресов, «не имеют основания». Российские депутаты всегда стараются не замечать меня, но всегда отворачиваются, когда случайно встречаемся глазами. Но как бы они не отворачивались «и не прятали голову в песок», я буду им напоминать, что наказание за преступления против мирных людей преступникам избежать не удастся. Только жаль, что я не могу одновременно заглядывать в глаза всех депутатов ЕС, СЕ и членов ООН.
Надежда Банчик.