Говорят, что когда Шамиль узнал о том, что Шатоевский наиб Ботака сдался в плен (1858 г. – Д.Х.), то он (имам) сказал: «Гухоевского ГIубаша я убил, хотя его не надо было убивать, а Ботака из Гушкорта, которого надо было убить, я не убил» («Ве ца везаш Гухойн ГIубаш вийна ша, ве везаш вола ГIушкоьртар Ботакха ца вийна ша»).
Вот такие предания сохранились у потомков ГIубаша. И все таки, неужели такой неординарный факт, когда жизнь имама висела на волоске, не зафиксирован документально? Что было в преданиях истинным, а что придуманным? Ответ я нашел в хронике Мухаммеда Тахира ал-Карахи «О дагестанских войнах в период Шамиля». Приведем соответствующий отрывок из этого труда:
«Глава о том, что произошло между Шамилем и тем, кому он приказал выколоть глаза.
По возвращении в Шубут (по хронике Шамиль приехал в Шатой из Ведено весной 1840 г. – Д.Х.) Шамиль направился в Хири (Осетия – Д.Х.) в надежде завладеть там дорогой русских (Военно-Грузинская дорога. – Д.Х.) и перерезать ее. Ему также сообщили, что в этой стороне находится древняя мечеть, а в ней — Коран, благодаря которому никто не может войти в эту мечеть (это предание о Тхаба-Ерда в горной Ингушетии сохранилось до сегодняшнего времени. – Д.Х.). Он выступил с товарищами. Когда он вошел в Чуамикли (ЧIухой. – Д.Х.), он увещевал его жителей и ласково сказал им: "Мы не возьмем от вас никакого имущества и никого не убьем. Если вы думаете присоединиться к тому, к чему уже присоединился весь народ, — и добро вам. Если же нет, то хоть помогите нам уничтожить и прогнать этих русских, которые угнетают народ, порабощают свободных и обесчещивают женщин". Они согласились. Как раз в то время произошла стычка между жителями одного селения и проходившими по селению войсками. Шамиль вернулся в это селение, успокоил их и примирил. А в этом селении имелся некий злой, сильный и грубый человек по имени Губаш. Он останавливал на дорогах людей, убивал или задерживал их и отбирал у них имущество. Жители требовали, чтобы его убили. Но Шамиль не хотел изменять ранее данному им слову [о том, что никого из них не убьет] и приказал выколоть глаза этому Губашу. Выкололи и бросили его связанного в один из домов. Он был настолько силен, что 7 человек не могли одолеть его и повалить для того, чтобы совершить это наказание, кроме как хитростью, дернув его за ногу. Шамиль с товарищами остановился в доме поблизости от того дома, где был брошен Губаш. Когда покончили с этим делом, наступило уже утро. Совершили утреннюю молитву, Шамиль приказал страже быть бдительной и осторожной. Одного он поставил у двери того дома. Все улеглись спать. Шамиль спал на возвышении. И вот, когда он находился между дремотой и сном, он услышал какие-то звуки, похожие на лай собаки, когда ее дразнят. Он крикнул расположившимся в глубине жилища товарищам, чтобы они вышли. В это время из двери на них поднялся человек с обнаженным кинжалом в руке. Шамиль бросился на него. Те же, кто был в помещении, разбежались. С Шамилем там не было приближенных товарищей. Шамиль схватил руку с кинжалом и между ними завязалась борьба. У Шамиля не было никакого оружия, а время — перед рассветом. Тогда он закричал товарищам: "Этот враг убьет меня. У меня нет в руках оружия". А напавший прилагал все старания ударить кинжалом, пытаясь сразить Шамиля. Шамиль получил около 12 ран на теле и около 7 порезов на животе под пупком. Кости его груди были поломаны, когда он надавил [грудью] голову врага. К ним бросился хозяин Шамиля Ша'бан аш-Шубути (Шаабан из Шатоя. По некоторым данным Шаабан жил в селении Гушкорт. – Д.Х.), но был сражен и умер. Тогда Шамиль закричал, зовя по имени своего товарища храбреца Мааша аз-Зунси (Мааш из Зумсоя. Оба товарища Шамиля были чеченцами. – Д.Х.). Он бросился к ним, но тот сразил и этого. Мааш упал с глубокой внутренней раной. Наконец, Шамиль после длительной борьбы и упорного сопротивления повалил врага: этот человек вцепился зубами в руку Шамиля, а Шамиль — в его голову, так что его зубы глубоко впились [в кожу головы]. Кроме того, он придавил своей ногой руку с кинжалом. В это время вошел Зирар аш-Шахади. Шамиль приказал ему вырвать из придавленной им руки кинжал. Попытавшись, тот сказал: "Я не могу никак вырвать". — "Отруби ему "пальцы, — приказал Шамиль, — и вырвешь". Кинжал отняли, а сам злодей был убит [смертельно ранен] и брошен в завию близ дома. Умирая, тот что-то бормотал. Говорят, что он спросил: [129] "Ну, каковым ты меня нашел?" Шамиль ответил: "Спросите его, а каковым он меня нашел, несмотря на то, что я был безоружен?" Затем Шамиль спросил своих товарищей: "Кто был этот напавший?" Ему ответили, что это тот, которому выкололи глаза. "Посмотрите, — сказал Шамиль, — действительно ли это он". Оказалось, что это был он самый. Тогда Шамиль сказал: "Если бы я знал во время схватки, что это он, то было бы легче его убить". Затем жители той округи, думая что Шамиль убит этим мужланом, имели намерение напасть на товарищей Шамиля. Тогда Шамиль, несмотря на свои раны, набрался сил и вышел им навстречу. Они оставили свое намерение и вернулись в Шубут. Из-за полученных ран Шамиль лежал около 20 дней».
Свою хронику Мухаммед Тахир из с. Карахи (Дагестан), назначенный имамом Шамилем своим секретарем (1850-1851 гг.) писал в основном со слов имама и его приближенных. Рукопись дополнялась рассказами и преданиями до самой смерти Мухаммеда Тахира, а затем уже его сыном Хабибуллахом до 1904 года. Поэтому при достоверности ого, что было написано в период с 1850 по 1859 год (да и то многое со слов других), события, происходившие ранее, нельзя считать документально точными.
Еще один вариант этого события зафиксирован Ив. Захарьиным со слов сына Шамиля Мухаммеда-Шефи:
«Не менее трагические эпизоды происходили, иногда, с Шамилем и вне столкновений с партийными врагами в горах и с русскими отрядами. Так, например, однажды, в Ведене, ночью, произошел с ним следующий случай. К нему в Ведень был доставлен уздень (а не русский солдат, как утверждает г-жа Чичагова в своих записках), заподозренный в желании передаться русским, т. е. объявить себя и свое селение “мирным”. Шамиль приказал его ослепить, а затем, посадить пока в глубокую яму, служившую местом ареста для виновных. Как мог выбраться оттуда ослепленный уздень, как мог он подкрасться к двум сонным телохранителям Шамиля, вздремнувшим у входа в дом имама и даже, без всякого шума, убить их обоих и кто дал ему кинжал, — все это осталось неизвестным... Но только жизнь Шамиля висела в эту страшную для него ночь на волоске: убийца, прикончив часовых, тихо прокрался в его спальню и ударил сонного Шамиля, раздетого и безоружного, кинжалом в бок, нанеся ему, по счастью, не опасную рану. Шамиль спасся, благодаря лишь своей необычайной силе: он, проснувшись, быстро обхватил нападавшего руками и совсем сдавил его в своих могучих, железных объятиях, а зубами стал грызть его за голову. Когда, наконец, прибежали к Шамилю на помощь и он разжал руки, то на пол упал совсем уже умирающий человек, который спустя несколько минут и испустил дух, унеся с собою в могилу тайну оказанного ему кем-то содействия... Шамиль, после этого ночного нападения на него, несколько реформировал лишь свой личный конвой, состоявший из двух сот телохранителей, набранных, преимущественно, из жителей аула Чиркей, питавшего особую ненависть к русским».
И все же путем сопоставлений и анализа источников можно многое прояснить. В начале июня 1840 года имам Шамиль из округа Шатой собирался пойти с войсками по горным тропам через сочувствующие восставшим горцам горные ингушские общества к Военно-Грузинской дороге, чтобы перерезать ее. Фактически это время было все еще началом утверждения имамата в Чечне. Одним из ярких представителей разрозненных слоев общества Чечни, не желавших никому подчиняться, был гухоевский ГIубаш. Бесстрашный человек, наделенный огромной физической силой, ГIубаш в то же время имел гордый и неуживчивый характер, горел жаждой первенства. В различных стычках и ссорах с ним погибло, по преданию, 14 человек. И, естественно, многие жители округи, опасаясь вступать с ним в конфликт, боялись и ненавидели его.
Конечно, при попытке объединения горцев для отпора колонизаторам со стороны Шамиля и его сподвижников подрывались желанием ГIубаша и его сторонников быть независимыми от кого бы то ни было. Это неизбежно вело к конфронтации. Точно неизвестно, что послужило поводом для открытия военных действий, но так или иначе часть гухойцев погибла в бою, а ГIубаш и другие попали в плен. Судьба ГIубаша была трагичной: полный сил и энергии, он был ослеплен и брошен в темницу. Затем слепой горец, движимый жаждой мести, совершает поступок, поражающий воображение своей исключительностью и невероятностью. ГIубаш пал, убив и ранив несколько мюридов. Сам Шамиль едва остался жив, получив 12 ран, 7 порезов и перелом ребер. Из-за ран Шамиля был отложен поход для захвата Военно-Грузинской дороги.
Нужно отдать должное стальной воле и мужеству Шамиля. Несмотря на смертельную схватку с таким страшным противником как ГIубаш, израненный имам в тот же день смог выйти на улицу и предотвратить нападение чухойцев, прослышавших о смерти ГIубаша и имама, на мюридов. И уже через 20 дней, превозмогая боль от ран и переломов, Шамиль выступил в поход на русские форпосты в Дагестане.
…Более полторы столетия прошло с тех пор. Но вспоминая события той эпохи нельзя не воздать должное бесстрашию, неукротимой жажде жизни и свободы этих людей. И пусть сейчас говорят некоторые, что в те времена не умели правильно жить, но несомненно, что они умели достойно умирать.
Вот чему были немыми свидетелями деревья, камни, свирепый и непокорный Чанти-Аргун.
Далхан Хожаев