Связаться с нами, E-mail адрес: info@thechechenpress.com

МЕМУАРЫ Часть 5

Официально Кавказская война кончилась в 1859 г., когда действующая кавказская армия бы­ла доведена, по словам генерала Фадеева, до 280 тыс. чел. – при постоянной армии у Шамиля 20 тыс. с трофейными пушками и снарядами, отлитыми национальными мастерами и русскими пленными. (Вся русская армия в Отечественной войне 1812 г. против Наполеона составляла всего 500 тыс. чел.)

В августе 1859 г. новый главнокомандующий кавказскими войсками генерал князь Барятин­ский мог издать свой победный приказ: «Гуниб взят, Шамиль в плену. Поздравляю кавказскую армию. Князь Барятинский».

Таким образом, преемник Воронцова князь Барятинский при огромной концентрации новых вооруженных сил и модернизации военной тех­ники (у Барятинского уже было нарезное оружие, чего не было у горцев) взял Шамиля в плен, а в 1864 г. пала и последняя область независимого государства Шамиля – Черкессия, возглавляемая выдающимся наибом Шамиля Магометом Эминым. Своеобразный итог русско-кавказской войны под­вел исследователь русской военной старины и пла­менный монархист наших дней, вышецитированный Леонид Иванович Барат, писавший: «Плоды русско­го покорения Кавказа один из его участников, офи­цер Терского казачьего войска, сформулировал так:

 

Ведь Кавказ добыть не шутка!

Храбрый там гнездился враг,

Приходилось часто жутко –

Крови стоил каждый шаг».

 

К пленному Шамилю русское правительство отнеслось как к пленному государю. После про­должительной почетной ссылки в Калуге ему был разрешен выезд вместе с семьей в Аравию, где он и умер в Медине в 1872 г.

Хотя горцы были побеждены силой оружия в столь кровопролитной для России войне, царское правительство воздало дань их стремлениям к не­зависимости и любви к свободе, объявив горцам оп­ределенные свободы по внутреннему самоуправле­нию. Вот что гласит прокламация чеченскому наро­ду от имени императора Александра II: «Проклама­ция чеченскому народу: Объявляю вам от имени Го­сударя Императора – 1) что правительство русское предоставляет вам совершенно свободно исполнять навсегда веру ваших отцов, 2) что вас никогда не будут требовать в солдаты и не обратят вас в каза­ков, 3) даруется вам льгота на три года со дня утверждения сего акта, по истечении сего срока вы должны будете для содержания ваших народных управлений вносить по три рубля с дома. Предостав­ляется, однако, аульным обществам самим произ­водить раскладку этого сбора, 4) что поставленные над вами правители будут управлять по шариату и адату, а суд и расправы будут отправляться в народ­ных судах, составленных из лучших людей, вами са­мими избранных и утвержденных начальством, 5) что права каждого из вас на принадлежащее вам имущество будут неприкосновенны. Земли ваши, которыми вы владеете или которыми наделены рус­ским начальством, будут утверждены за вами актами и планами в неотъемлемое владение ваше... Под­линную подписал Главнокомандующий кавказской армией и Наместник Кавказа генерал-фельдмаршал князь Барятинский» (см. Воспоминания генерал-майора Мусы-Кундухова, – журнал «Кавказ», май 1936, № 5/29). Если бы сегодняшняя «автономная» Чечено-Ингушская республика имела такую консти­туцию, – я ее считал бы сверхсчастливой страной.

Однако, боясь новых восстаний на Кавказе и желая избавиться от наиболее активного элемента в движении за независимость, царское правитель­ство предпринимает переселение около 800 тыс. черкесов, чеченцев, дагестанцев и осетин в Турцию. Оно началось в 1864 г. Переселение было проведено в настолько тяжелых условиях, и жертвы во время самого переселения были столь велики, что это вы­звало крупные протесты на Западе. В Англии был создан комитет помощи этим переселенцам, делав­ший большие денежные сборы в их пользу.

О Кавказской войне и о ее трагическом исходе для горцев существует огромная историческая, повествовательная и поэтическая литература. В гла­зах официальной России задача Кавказской войны была чисто стратегическая – обеспечение экспансии Русской империи покорением народов Северного Кавказа, которые после присоединения Азербайд­жана, Армении и Грузии остались независимыми в самом тылу Империи. Даже либеральствующий ис­торик Ключевский считал, что дагестанцы, чеченцы и черкесы – просто «дикие племена», которых надо было покорить, чтобы Россия могла решать свои стратегические задачи (В. О. Ключевский, т. 5, Москва, 1958, ее. 195-196).

Иностранные писатели, современники и свидетели Кавказской войны не разделяли мнения Клю­чевского о «диких племенах». Они находили, что внутренняя социальная организация и формы прав­ления горцев в период их независимости стояли на более высокой ступени развития, чем в самой крепостнической России. Вот два из этих свиде­тельств: вышецитированный немецкий писатель Боденштедт, который участвовал в одной из экспеди­ций против чеченцев, констатирует: «Чеченцы име­ют чисто республиканскую Конституцию и имеют одинаковые права» («Die Volker des Kaukasus und ihre Freiheitskampfe gegen die Russen, von Friedrich Bodenstedt. Berlin, 1855). Французский писатель Шандре писал в 1887 г.: «Во время своей независи­мости чеченцы жили в отдельных общинах, управ­ляемых через народное собрание. Сегодня они жи­вут как народ, который не знает классового разли­чия. Видно, что они значительно отличаются от чер­кесов, у которых дворянство занимает такое высо­кое место. В этом и состоит значительное различие между аристократической формой республики чер­кесов и совершенно демократической Конституци­ей чеченцев и племен Дагестана. Это и определило особенный характер их борьбы... У жителей Восточ­ного Кавказа господствует отчеканенное равенство и все имеют одинаковые права и одинаковые соци­альные положения. Авторитет, который они пере­доверяют племенным старшинам выборного совета, был ограниченным во времени и объеме... Чеченцы веселы и остроумны. Русские офицеры называют их французами Кавказа» (Е. Chantre. Recherches anthropologiques dans la Caucase. Paris, 1887).

Александр Дюма, путешествуя по территории имамата Шамиля, в своей очередной корреспонденции в Париж замечает: «Шамиль – титан, который воюет против владыки всех русских». Маркс в сво­их высказываниях, посвященных Кавказской вой­не, называет Шамиля «великим демократом».

Энциклопедия Брокгауза, говоря о роли чечен­цев в Кавказской войне, констатирует: «До 1840 г. отношение чеченцев к России было более или менее мирное, но в этом году они изменили своему нейт­ралитету и, озлобленные требованием со стороны русских о выдаче оружия, перешли на сторону из­вестного Шамиля, под руководством которого в течение почти 20 лет вели отчаянную борьбу про­тив России, стоившую последней огромных жертв... неукротимость, храбрость, ловкость, выносливость, спокойствие в борьбе – черты чеченцев, давно при­знанные всеми, даже их врагами... Во время своей независимости чеченцы, в противоположность черке­сам, не знали феодального устройства и сословных разделений. В их самостоятельных общинах, управ­лявшихся народными собраниями, все были абсо­лютно равны. Мы все «уздены» (то есть свободные, равные), говорят теперь чеченцы... Этой социальной организацией (отсутствие аристократии и равенст­во) объясняется та беспримерная стойкость чечен­цев в долголетней борьбе с русскими, которая про­славила их геройскую гибель» (Энциклопедический словарь, т. 38, сс. 785-786, СПб., Брокгауз-Ефрон, 1903, С.-Петербург).

Концепция большевиков о характере борьбы гор­цев за независимость менялась несколько раз. Пер­воначальная советская концепция говорила о про­грессивности движения Шамиля и реакционности политики царей. Она отражена в Большой Совет­ской Энциклопедии первого издания в статье о

Чечне. В рекомендованных к этой статье моих кни­гах я тоже держался этой концепции. БСЭ писала: «Исключительно упорную борьбу с наседающим ца­ризмом горцам пришлось выдержать с конца XVIII века (1785-1859). Наиболее активными и сильными противниками царского правительства при завоева­нии Северного Кавказа справедливо считались че­ченцы. Натиск царских войск на горцев вызвал их объединение для борьбы за свою независимость, и в этой борьбе горцев чеченцы играли выдающуюся роль, поставляя главные боевые силы и продоволь­ствие для Газавата (священной войны). Чечня бы­ла «житницей» Газавата. Выдвинувшийся из чечен­цев пастух Мансур Ушурма, ставший в качестве има­ма во главе организованных сил горцев, вел ожесто­ченную борьбу с царскими войсками в течение шес­ти лет (1785-1791). В первой половине XIX в. ве­лась непрерывно организованная борьба горцев про­тив царизма под руководством имамов Чечни и Да­гестана – Кази-муллы и Гамзат-бека; но наиболь­шей силы борьба достигла в эпоху знаменитого вож­дя горцев – Шамиля (1834-1859), который, опира­ясь на широкое народное движение, сумел блестяще организовать длительный отпор царизму не только в силу своих военных талантов, но и в силу проводи­мых им социально-политических реформ... Шамиль организовал централизованную военно-гражданскую систему власти (имамат Шамиля). Николаевские генералы после ряда поражений поняли, что путь завоевания горцев лежит через Чечню. Началось ме­тодическое вытеснение чеченцев с плоскости путем уничтожения аулов, рубки лесов, устройства кре­постей и заселения освобожденных земель казачь­ими станицами» (БСЭ, первое издание, т. 61, 1934, сс. 530-531). Об имаме Шамиле: «Шамиль – вождь национально-освободительного движения горских народов Кавказа, направленного против колониза­ционной политики царской России. Шамиль, по вы­ражению Маркса, «великий демократ», был захва­чен с горсточкой своих людей двухсоттысячной цар­ской армией и отвезен в Петербург» (там же, сс. 804-806).

В полном согласии с этой концепцией азербайд­жанский профессор Г. Гусейнов написал книгу об Азербайджане в XIX в., в которой движение Шами­ля по-прежнему оценивалось как национально-осво­бодительное движение, а сам Шамиль как вождь и герой Кавказа в этом движении. За эту книгу проф. Гусейнов, по постановлению Совета министров СССР за подписью его председателя Сталина, полу­чил Сталинскую премию. Но очень скоро – в мае 1950 г. – последовало новое постановление Совета министров, опять-таки за подписью Сталина: лишить профессора Гусейнова Сталинской премии. Причи­ну объяснил Комитет по Сталинским премиям: «Шамиль вел переписку с турецким султаном. Ша­милю был обещан по взятии Тифлиса титул короля Кавказа, Шамиль официально получил от Порты звание Генералиссимуса черкесских и грузинских армий. Мюридизм ориентировался на Турцию и Англию» («Правда», 14 мая 1950 г.). Ставленник Сталина и Берии в Азербайджане, первый секретарь ЦК Багиров в своей статье объяснил дело проще: оказывается, человек, с которым Россия не могла справиться четверть века, был всего-навсего «шпио­ном Турции»! (журнал «Большевик», № 9, 1950 г.). После разоблачения культа Сталина советские ис­торики перевели Шамиля из шпионов в главаря реакционного государства – имамата. В третьем изда­нии Большой Советской Энциклопедии сказано: «Имамат Шамиля представлял из себя государство, которое прикрывало религиозной оболочкой мю­ридизма свои чисто светские цели: укрепление классового господства дагестанских и чеченских феодалов» (БСЭ, т. 10,1972, стр. 142). Общая исто­рическая концепция осталась ортодоксально сталин­ская: цари и их генералы, насильственно покоряя Кавказ и Туркестан, делали великое прогрессив­ное дело, а вожди национально-освободительного движения этих народов, сопротивляясь покорению, выступали как реакционные вожди. Такова сущ­ность нынешней исторической концепции совет­ских историков по отношению к народам Кавказа и Туркестана, покоренным силой оружия.

Русские классики с глубоким сочувствием и пониманием относились к борьбе горцев за неза­висимость. Начало положила бессмертная поэзия Пушкина о Кавказе, кавказских горцах, русско-кавказской войне. За ней последовали шедевры кавказской поэзии и прозы Лермонтова, который воспел кавказскую свободу и осудил Кавказскую войну. Великий кавказский цикл завершил гени­альный Толстой в рассказах «Набег», «Рубка ле­са», в повестях «Казаки» и «Хаджи Мурат». (Пуш­кин был свидетелем, а Лермонтов и Толстой и са­ми участвовали в Кавказской войне, но, став выше великодержавных предрассудков, они были вдох­новлены на свои великие творения неистребимой любовью горцев к свободе!)

Совершенно особое место в этом цикле зани­мал Лермонтов. Для северокавказцев Лермон­тов не просто «певец Кавказа», он для них – свой, кавказский поэт по духу. Он даже психологически физически мужественный, мечтательный, сво­бодолюбивый, со смуглым лицом и темными глаза­ми – больше походил на горца, чем на русского. Сравнивая кавказскую поэзию Пушкина с поэзией Лермонтова, русский поэт П. Антокольский не без упрека по адресу Пушкина заметил: «С головокру­жительной, сверхальпийской крутизны увидел Пуш­кин Кавказ:

 

«Кавказ подо мною:

Так буйную вольность законы теснят,

Так дикое племя под властью тоскует,

Так ныне безмолвный Кавказ негодует,

Так чуждые силы его тяготят».

 

Лермонтов прочел то же самое – ту же точку и то же негодование, но в противоположном. Никог­да он не сказал бы: «Кавказ подо мною», потому что был внутри Кавказа» (М. Ю. Лермонтов, Из­бранные произведения, т. 1, вступительная статья П. Г. Антокольского, Москва, 1964, с. 23).

Неудивительно, что мое поколение горской мо­лодежи училось любви к Кавказу в одинаковой ме­ре как у величественной кавказской поэзии Лер­монтова, так и у богатого кавказского фолькло­ра (вот что писал о чеченском фольклоре Лев Тол­стой в письме к поэту А. А. Фету от 26 октября 1875 г.: «Читал я это время книги, о которых ни­кто понятия не имеет, но которыми я упивался. Это сборник сведений о кавказских горцах, из­данный в Тифлисе. Там предания и поэзия горцев и сокровища поэтические необычайные. Хотелось бы Вам послать. Мне, читая, беспрестанно вспомина­лись Вы. Но не посылаю, потому что жалко расстаться. Нет-нет и перечитываю. Вот Вам образчик: «Высохнет земля на могиле моей, и забудешь ты меня, моя родная мать. Прорастет кладбище мо­гильной травой – заглушит трава твое горе, мой старый отец. Слезы высохнут на глазах сестры моей – и улетит и горе из ее сердца». Конец этой песни по-чеченски звучит так: «Только брат не забудет, по­ка не ляжет рядом со мною».