Вслед за посетившим Россию на прошлой неделе госсекретарем США Джоном Керри в Москву прибыла его заместитель Виктория Нуланд. Последний раз визиты столь высокопоставленных чиновников Государственного департамента имели место два года назад.
Интересно, что одновременно с Нуланд в Москве находится и специальный представитель президента США по Сирии Дэвид Рубинстайн. Если не получается договориться по Украине, - а переговоры Путина и Керри прорывом не увенчались, - то, может быть, удастся решить другие вопросы, например, сирийский?
Ведущий "Пятого этажа" Михаил Смотряев беседует на эту тему с российским экспертом Марией Липман.
М.С.: Добрый вечер, понедельник, восемнадцатое мая. В гостях у "Пятого этажа" сегодня российский политолог Мария Липман. Мария Александровна, здравствуйте.
М.Л.: Добрый вечер
М.С.: Так получилось, что сразу много высокопоставленных чиновников госдепа заехали в Москву. Комментарии сводятся к тому, что обольщаться не стоит, но последние ниточки, связывающие на внешнеполитическом фронте США и Россию сохраняются. Это так или случайность? Два года не приезжали чиновники госдепа, соскучились?
М.Л.: Сам факт приезда Керри, долгих его переговоров с Лавровым и Путиным, и последующие визиты, которые происходят сегодня – Виктории Нуланд? – несомненно существенны. Это означает, что обе стороны заинтересованны и захотели встретиться на фоне очень тяжелого обострения отношений - настолько тяжелого, что термин "новая холодная война" стал привычным. И обе стороны, хотя о конкретных результатах визитов информации нет, но обе стороны говорят, что визитами довольны. То, что мы слышали из уст Лаврова, - это очень общее, очень дипломатичное заявление. Никаких достижений у этих переговоров нет, но мы находимся на такой тяжелой стадии отношений, что сам факт визита, контакта, переговоров уже является позитивным.
М.С.: В заявлении министра иностранных дел России мне понравилось слово "долгосрочный". То есть обмениваться ядерными ударами мы не будем. О прорывах говорить не приходится, если только речь не идет о закулисных договоренностях. Даже если о чем-то договорились, нет смысла делать это достоянием российской общественности, поскольку антиамериканский подъем достаточно высок, старательно культивируется и в определенной степени поддерживает рейтинг президента?
М.Л.: Конфликт тяжелый, противоречия неразрешимые. Когда высокопоставленные представители говорят об одном и том же, например, что надо непременно выполнять Минские соглашения, они имеют в виду разные вещи. Для России и Запада разные аспекты минских соглашений являются первостепенными. Когда такая разница во мнениях, хорошо, чтобы какие-то переговоры были непубличными. Только в таком случае можно рассчитывать хоть на какую-то откровенность. Уровен недоверия между сторонами очень высок. Так что дело не только в том, что будет объявлено российским гражданам, и не подумают ли они, что Россия пошла на компромисс – это не самое главное. То, что объявляется публично, - это вопрос формулировок и большого значения не имеет. Если есть что-то, о чем, хотя бы закулисно разговаривать и договариваться, то это то, чего мы не знаем, но на что должны надеяться.
М.С.: Мы здесь не любим заниматься спекуляциями, но, кроме расплывчатых дипломатических формулировок, нам ничего не предлагают. Все обратили внимание на странное совпадение, или не совпадение, - пребывание в Москве американского специального представителя по Сирии. Борьба с терроризмом, особенно в некоторых его конкретных проявлениях, это то, о чем стороны по-прежнему могут говорить, невзирая на подобие холодной войны.
М.Л.: Россия, разумеется, озабочена тем, что происходит с ИГ - с чудовищными зверствами, с огромными жертвами. Совсем недавно в Ираке погибло 500 человек. Территория Центральной Азии ближе к тому миру, там кое-где слабые режимы, и о такой опасности надо тоже думать. Тут есть о чем разговаривать, но, опять-таки, в общем виде. Обе стороны заинтересованы, чтобы кто-нибудь победил ИГ, но какие у кого есть союзники в этой борьбе? Этот вопрос существенно осложняет договоренности. Сегодня Сирия видится очень по-разному из США и из России. У России есть Асад, с которым она имеет дело и продолжает снабжать его оружием, продолжает поддерживать его во внутренней борьбе. Для США это неприемлемо, для них Асад союзником не является, и это сильно затрудняет любые разговоры о том, как победить ИГ. Есть проблемы Ирана, где тоже вроде бы есть общие интересы, но возникло обострение, когда Россия заявила, что собирается поставлять установки С300 Ирану... Правда, не поставляет. Возможно, это переговорная позиция, которой можно пользоваться. Россия может поставить зенитные установки, или не поставить, укрепив позицию президента Обамы, например, на переговорах с собственным Конгрессом об условиях снятия санкций с Ирана. Здесь есть много, о чем разговаривать, но легкого компромисса ни по одному из этих вопросов, даже если вынести Украину за скобки, пока не получается.
М.С.: Не уверен, что Украину можно выносить за скобки. Варианты возможны разные. Но Барак Обама не приехал на празднование 70-летия Победы, его срок заканчивается довольно скоро. Может, в России ждут, когда в Вашингтоне власть поменяется?
М.Л.: Это обычная в России политика – американские президенты приходят и уходят, а российский остается на своем месте. И представляется вполне реалистичным, что в 2018 году Путин снова будет избран на 6 лет, а Обамы по истечении срока в Белом доме точно не будет. Но вопрос, что будет после Обамы? Будет ли это более приемлемый для России партнер? Пока что там таких кандидатов не видно. Но перспектива иметь Хиллари Клинтон, вполне реальная перспектива, Путину явно не по душе. Едва ли с ней будет проще, чем с Обамой. Но все-таки до выборов еще остается время, Обама может принимать какие-то решения. Тактика выжидания присутствует – вдруг придет кто-то, с кем проще будет иметь дело, но, возможно, делается последняя попытка попробовать договориться с Обамой. Все-таки у него есть существенное время до окончания его срока.
М.С.: И немного на военную тему. На достаточно высоком уровне ходят разговоры об укреплении российских войск и флота в Крыму. Ссылаются на НАТО, НАТО отвечает, но пока на уровне заявлений, балтийские страны требуют разместить у себя все возможные силы НАТО. Этот "диалог" военных – вещь, существующая сама по себе, параллельно внешней политике, или на нее стоит обращать больше внимания, чем мы пока делали?
М.Л.: Смотря что Вы имеете в виду. Наращивание военного присутствия, военные угрозы, особенно со стороны не очень ответственных людей в России, которые говорят, что мы и ядерное оружие можем применить, - соответствует ли это каким-то планам? Думаю, нет. Это риторика, которая сопровождает политику, которая является следствием глубокого обострения отношений. Но какие-то вещи - например, пролеты российских военных самолетов – вещь рискованная, опасная, чреватая непредсказуемыми столкновениями, даже вопреки намерениям и планам тех, кто их планирует. Это как раз может создавать ощущение, что подошли близко к очень опасной черте, и это побуждает обе стороны, среди прочих политических интересов, все-таки перейти к разговорам от размахивания оружием, пусть даже в риторической форме.
М.С.: В общем, как ни посмотреть, то, что приехали Керри, а потом и Нуланд, это, скорее, хорошо - даже при том, что конкретными результатами их переговоры не увенчались. Теперь интересно, как долго это будет продолжаться. Было бы неплохо, если бы глава российской дипломатии отправился со встречным визитом в Вашингтон в течение ближайших нескольких месяцев. Тогда можно было бы действительно говорить о двусторонних контактах.
Источник: bbc.ru