Пентагон заявил, что Россия строит в Сирии, недалеко от Латакии, военно-воздушную базу.
Американские дипломаты рассказывают на условиях анонимности, что там идут серьезные приготовления: расширяется взлетно-посадочная полоса, там якобы появились российские танки Т-90, артиллерия и средства ПВО.
Намерения России, признаются американские официальные лица, до конца не ясны, поскольку Москва с Вашингтоном своими планами не делится.
Действия России вызывают озабоченность США - Вашингтон опасается еще большей эскалации конфликта в регионе.
Ведущий программы Александр Баранов обсуждает ситуацию в регионе с Николаем Кожановым, приглашенным экспертом Королевского института международных отношений Chatham House и консультантом московского центра Карнеги, и Ариэлем Коэном, ведущим экспертом Атлантического Совета и директором фирмы оценки политических рисков International Market Analysis.
Послушать программу можно здесь.
Александр Баранов: Давайте по возможности разберемся с этой авиабазой в Латакии. Зачем эта база нужна Москве?
Николай Кожанов: Поставки вооружений Асаду и их увеличение преследуют несколько целей. Москве необходимо гарантировать, что сирийский режим продержится достаточно долго, чтобы Москва могла запустить мирный диалог по удобному для себя сценарию.
Во-вторых, перед встречей в ООН российская сторона хотела бы иметь достаточно козырей, чтобы продемонстрировать, что она является важным игроком. На фоне увеличения поставок потребовалось улучшить инфраструктуру принимающей стороны.
А.Б.: Расширение аэропорта необходимо только для принятия поставок, или же российские военные планируют принимать участие в боевых действиях в Сирии?
Н.К.: Делать предсказания трудно, но пока речи о прямом участии российских военных в наземной операции в Сирии не идет.
А.Б.: Москва говорит, что не собирается принимать участие в действиях в Сирии, наш эксперт говорит то же. Почему тогда такой шум? Американцы встревожены развитием событий.
Ариэль Коэн: Военная помощь Сирии растет качественно. Поставляются не только штурмовики Су-25, но и истребители высокого класса МИГ-31, с высоким потолком, возможностью радаров смотреть вниз, что может привести к столкновению в воздухе. Это одна из забот Пентагона.
Потом, потеря режимом Асада территории интересны США и Саудовской Аравии, но при этом увеличивается территория ИГ. Если Россия сейчас укрепит режим Асада, статус-кво закрепится, это будет против интересов американцев, которые желают смены режима в Сирии. Они хотят, чтобы там доминировало большинство, сунниты, а Асад был уничтожен. Достичь этого трудно.
А.Б.: Последнее время Асад не воевал с ИГ. Он воевал против "Аль-Нусра", который воюет и с ИГ, и с Асадом. Поддерживая Асада, Россия ослабляет фронт "Аль-Нусра" и усиливает позиции ИГ?
Н.К.: Ситуация в Сирии достаточно сложная. Эксперты по Ближнему Востоку, и западные, и российские, сходятся на том, что "Фронт Аль-Нусра" недалеко ушел от ИГ. Ошибка российского руководства в том, что в террористы зачисляются все воюющие против Асада, но далеко не все из них являются последователями радикальной идеологии.
Например, для "Братьев-мусульман" религия выступила идеологией, которая позволила объединиться и организовать сопротивление. Зачастую присоединившиеся к ядру этих движений просто искали силы, способные эффективно воевать против Асада.
А.Б.: Если посмотреть российское государственное телевидение, то картина становится предельно ясной: есть Асад, которого поддерживает Москва, и террористы, с которыми он борется. В последние записываются все - от умеренной оппозиции до ИГ. Москва пытается создать антитеррористическую коалицию. В Москву приезжали представители оппозиции и шли какие-то переговоры. Что это за идея? Можно ли по российскому сценарию создать какую-то коалицию в Сирии, которая будет бороться с ИГ?
Н.К.: Полной информации, которую предлагает Россия, на данный момент нет. Сама инициатива была сформулирована в июне этого года в ходе визита министра иностранных дел Сирии в Москву и стала для него определенным сюрпризом. Идея состоит в формировании коалиции из сил сирийского режима, той оппозиции, которая хотела бы присоединиться к борьбе против ИГ и других радикальных движений и их спонсоров.
Формирование коалиции должно идти параллельно с запуском национального диалога между правительством и тем, что Путин расплывчато обозначил "здоровой оппозицией". Насколько этот процесс успешен, судить трудно. Он потребует долгого времени. Важный момент состоит в отличиях между тем, что террористами считают Москва и Запад. И в основном все зависит от того, как будет решена судьба Асада.
А.Б.: А как в Вашингтоне смотрят на дипломатические попытки России создать коалицию без участия Вашингтона? Насколько это все реально?
А.К.: В Вашингтоне переоценили способности союзников суннитов сбросить режим Асада. В 2011 году говорили, что режиму остался год. Но процесс ослабления режима и потери им территории, включая второй по величине город Сирии, Алеппо, продолжается. Мы говорим о коалиции в составе России, Ирана, Сирии и "Хезболлы" - ливанского шиитского корпуса, который воюет против суннитов в Сирии. Может ли эта коалиция остановить суннитов и примкнувшие к ним западные государства, и начать переговоры о каком-то конечном статусе, не знаю.
Обаме пребывать в должности осталось немного, и эта проблема перейдет к следующей администрации. Но почему России сегодня, с такими низкими ценами на нефть, уменьшающимися запасами золотовалютных резервов, нужно быть лидером такой коалиции в одиночку, за тысячи километров от своих границ? Может ли Россия сегодня играть роль СССР и "проецировать силу" за пределы своих границ? Здесь совершается стратегическая ошибка. У России не хватит ресурсов решить эту задачу, даже вместе с Ираном.
А.Б.: Так зачем Россия начала "проецировать силу"?
Н.К.: Я не принимаю решения и не даю рекомендации правительству. У России и Ирана по Сирии курсы параллельные. Они на сегодня заинтересованы в сохранении режима, чтобы он контролировал хотя бы какую-то часть территории. Но в Москве есть понимание, что Иран в этом вопросе не является стопроцентным союзником или партнером. Иран преследует свои цели, далекие от московских. Иран устроит вариант, если диалог в Сирии запустить не удастся. Им важно, чтобы сохранялся "мост", который их связывает с Ливаном и "Хезболлой".
Москву смущают попытки Ирана продвигать шиитство в Сирии, попытка создать своеобразную форму "Хезболлы". Хотя Москва регулярно по воле случая попадает в антисуннитский лагерь, для нее важно не позиционировать себя как антисуннитскую страну. В России мусульман 20%, и они суннитского толка.
А.Б.: Но вопрос был другой: почему в тяжелой экономической и политической ситуации, тяжелого положения на международной арене Россия начала "проецировать силу"? Это торг, в котором задействована Сирия и Украина, или это попытка вести самостоятельную политику без того, чтобы советоваться с Западом, или это чисто прагматические моменты?
Н.К.: Сравнение с СССР пока преждевременно. Речь о присутствии полноценного ограниченного контингента войск пока не идет. Полторы-две тысячи человек, которые Россия может развернуть при создании базы в Латакии, не могут изменить ход войны. И такую экономическую нагрузку в полной мере Россия не рискнет на себя брать.
Причины такого поведения Москвы многогранны. Москву искренне беспокоит наличие двух с половиной тысяч русскоговорящих на территории Ирака, воюющих за ИГ и другие радикальные группировки. Насколько это реальная угроза для России – другой вопрос.
А.Б.: Но просто так попытаться помочь Асаду и в случае неудачи просто так уйти не получится, потому что дополнительными небольшими поставками вооружений Асада не спасти. И МИГи напоминают о корейской войне 50-х, когда советские летчики воевали против американских, и все это знали, но никто об этом не говорил. Повторение подобного сценария не нужно ни России, ни кому другому.
Н.К.: Я бы не предсказывал скорый конец режиму Асада. Последние годы Россия поставляла в Сирию оружие, что, понятно, дело неприбыльное. Но Иран всегда поставлял шиитских добровольцев от себя, Ирака и Ливии. И эксперты считают, что они в случае необходимости увеличат поставки живой силы, вплоть до введения армии. И здесь Россия, которая отвечает за дипломатическое прикрытие режима Асада, будет далеко не основным игроком. Это будет Иран, для которого это достаточно важный вопрос.
А.Б.: Насколько Вашингтон осознает, что возможен такой вариант? Ведь Россия понимает, что успеха можно достигнуть, только заставив Вашингтон пересмотреть отношение к режиму Асада. А усиление иранского присутствия в Сирии тоже Вашингтон не обрадует. Насколько гибкой может быть дипломатия Вашингтона?
А.К.: Если Вашингтон и Россия не смогут наладить отношения, они совершат большую ошибку. Если ИГ захватит территории, Вашингтон и его союзники потерпят урон. ИГ – общий враг.
А Европа теперь страдает от колоссального притока беженцев, который можно было бы предотвратить, если бы она принимала участие в урегулировании этого кризиса. Этого не было сделано, все защищали свои реальные или придуманные национальные интересы. Хаос на Ближнем Востоке (Йемен, страны Африканского Рога), распространение радикальных исламских группировок - единой политики нет нигде.
Что касается поддержки Сирии Ираном и Россией, то проблема в основном не в США, а в странах с суннитскими режимами, которые поддерживают суннитское большинство в Сирии. Но в коалиции, которая воюет с Асадом, так же нет внутреннего единства. США не смогли найти там силы, которые противостояли бы ИГ. Провал политики произошел на нескольких уровнях – внутри Сирии, вокруг Сирии, среди суннитских союзников, между Россией и США и между Россией и Западной Европой.
А.Б.: То есть в этом конфликте никто ни о чем не способен договориться. Почему так произошло?
Н.К.: Согласен, ответственность за то, что происходит вокруг Сирии, лежит на всех игроках. Предложить свое решения ни Россия, ни США, ни Европа, ни страны Персидского залива не могут.
Неправильное прочтение последствий "арабской весны" и Россией, и странами Запада, конфронтация, которая еще до Украины начала развиваться между Россией и Западом, различия во взглядах на ситуацию между Саудовской Аравией и Катаром, Саудовской Аравией и Ираном – все это привело к возникновению и развитию конфликта в Сирии, который фактически является гражданской войной. Но для стран региона она стала игровой доской, где они стали выяснять свои отношения.
А.Б.: Нам только остается наблюдать за этим "террариумом партнеров" и надеяться, что самый худший сценарий не реализуется.