Во все времена женщины находились у вайнахов на особом положении.
Женщина-мать заслужила уважение у всех народов, у чеченцев же она поставлена в совершенно особое положение. Самая жестокая схватка, как по мановению волшебной палочки, прекращалась при появлении среди сражавшихся женщины с непокрытой головой. Стоило потенциальной жертве кровной мести прикоснуться к подолу любой женщины, как оружие тотчас пряталось, так как он оказывался под ее защитой (а прикоснувшись губами к груди, становился сыном). Величайшим позором считалось не почитание матери и ее родственников. Для зятя почитание родственников жены («тукхум», позже «тунцхой») открывало без божественного суда врата Рая.
Мать у чеченцев произносит слова прощания перед уходом на войну или в опасный поход. Среди скупых похвал детям встречаются такие, которые трудно перевести на другой язык. Об этом повествует легенда.
Две девушки пошли купаться и начали тонуть. Неподалеку оказался брат одной из тонущих. Он вытащил не сестру, а ее подругу. На похоронах мать, улучив момент, сказала сыну: «Сегодня я узнала, что у меня вырос кант (сын)». То есть она похвалила его за то, что он не поддался голосу крови и не бросился, в первую очередь, спасать сестру, а, переступив через себя, спас чужую. В противном случае все чувствовали бы себя «опозоренными» (юьхь Iаьржа, буквально: черное лицо).
Одна из особенностей чеченского быта – необыкновенные любовь и уважение к сестре. Хотя, по мусульманским обычаям, женщине отводится второстепенная роль, брат связан с сестрой особыми узами: он всячески подчеркивает свою любовь к ней, не может отказать сестре в ее просьбах, какие бы затруднения не влекло за собой их исполнение. Возможно, это связано с представлением, что только сестра согласится в Судный день разделить с братом его тяжелую ношу. Это ни в коем случае не означало, что мужчина менее привязан к матери, к жене и дочери, но само выражение чувств по отношению к сестре проявляется более открыто.
Женщина-мать (цIен нана) – хозяйка огня, тогда как мужчина-отец (цIийна да) – лишь хозяин дома. Самым страшным проклятием считается пожелание, чтобы потух в твоем доме огонь.
Женщины у чеченцев по степени почитания подразделяются на три категории: «цIен нана» – мать; «жерой» – разведенная, вдова, а первоначально – это женщина, узнавшая мужчину; «мехкари» – сейчас это девушка, а первоначально – рожденная первой. Если с первой и третьей группами мужчинам непозволительны какие-либо вольности (жест, слово, мимика), то относительно второй они не только допустимы, а даже обязательны.
Интересна третья категория – «мехкари». Входящие в эту категорию на особом положении, они наделены сакральной силой, обеспечивающей благополучие поколения. Если же встречаются какие-либо отклонения, они исправляют их, например, избавляют от болезней, особенно детских. Внешне принадлежность женщин к этой категории подчеркивалась стрижкой волос на затылке («кIес»), что позволяло им надевать мужской головной убор и одежду (это запрещается остальным категориям женщин), завязыванием на груди особой повязки («силгIа»), что давало возможность носить оружие. Для приобретения права общения с мужчиной и семейной жизни она должна была совершить три поступка или убить трех противников. Специальный анализ терминологии показывает, что в Древнюю Грецию это понятие попало в несколько измененном виде, но суть была сохранена – «маза» (безгрудая и безмужняя). Видимо, современники и соперники амазонок – гаргарейцы (гергеры) – мифологически осмысленная реальность. Страбоновские гаргарейцы, средневековые «гаргареи» Кавказской Албании и чеченские «гергара» (дословно: близкие) родственны, и предшественников следует искать в хурито-урарто-вайнахской языковой ветви, где, возможно, найдутся и сами амазонки.
У чеченцев существует особый институт – ухаживание за девушкой. Подробные установки дозволенного и недозволенного при этом у чеченцев уникальны даже для кавказцев. При строгой экзогамности браков (простое прикосновение осуждалось Адатом как реальное посягательство на честь, с вытекающими отсюда последствиями), общество было вынуждено установить такие формы взаимоотношений молодых, которые открывали бы перед ними широкие возможности выбора партнера. Причем, девушке предоставлялись такие же права, как и юноше. Эта необходимость базировалась на том убеждении, что потомство, зачатое не по любви, ущербно, неполноценно. Для выбора супруга необходимо было подконтрольное, но широкое общение: на вечеринках – «синкъерам», работах по помощи – «белхи», у родника – «хин йист», во время специальных приглашений девушки для бесед-испытаний – «чукхайкха», «ирахь Iа».
Знакомство и встречи не допускались где попало. Например, на «синкъерам» через выбранную девушками посредницу (иногда сама хозяйка дома) парень мог у своей избранницы выяснить, согласна ли она, чтобы он за ней ухаживал. Если же юноша желал продолжить отношения («дуьнена юкъара синкъерам»), то опять-таки у девушки испрашивалось согласие на эти новые отношения. Затем девушка сообщала избраннику, что может выйти за него замуж. Она в знак этого давала в руки парню какую-нибудь вещь в залог: носовой платок, серьгу, колечко. Наконец, назначалось время и место, куда являлся жених с товарищами и невеста в сопровождении кого-нибудь из женщин, обычно жены старшего брата. Одарив провожавшую, самый старший из друзей жениха брал невесту за руки и произносил: «Беру в свидетели небеса и землю, отныне ты – наша невестка».
Но даже если непосредственно перед свадьбой жених допускал какой-либо проступок, этого было достаточно, чтобы отказать. Брак расторгался легко и по инициативе обеих сторон. Мужу при разводе были необходимы два свидетеля, при которых он произносил: «Беря в свидетели (называет), девять раз сжигаю, то есть оставляю...».
За время существования этого института был выработан особый язык жестов, мимических знаков. Уникально данное в народе определение этих отношений молодых – «дог даха» (дословно: вырвать сердце). Женитьба со сватовством или кражей невесты не была популярна.
Огромное значение придается моральной чистоте отношений между супругами. Инициатива интимных отношений полностью отдается жене. Настаивание, приставание мужа рассматривается как реальное насилие, а рожденный после ребенок – как незаконный («къутIа»). Считается недопустимым зачатие после употребления одним из супругов спиртного, во время ссоры между мужем и женой, а также, если кто-то из них приметил другого, постороннего, чей образ задержался в сердце – «дагахь сецна».
Сайд-Магомед ХАСИЕВ,
этнолог