Эксперты – об уроках чеченских войн и их трагических последствиях для российской демократии
11 декабря исполнится 30 лет с начала Первой чеченской войны. Кровопролитная кампания с переменным успехом продолжалась до конца августа 1996 года, сопровождалась бездарными действиями российских генералов, бросавших плохо подготовленных и экипированных подчиненных в пекло. Завершилась кампания подписанием Хасавюртовских соглашений, подписанных Асланом Масхадовым и секретаря Совета безопасности РФ генералом Александром Лебедем. Затем последовал вывод российских войск с территории республики.
Эта война стала первой в новейшей истории России и является своеобразным прологом к остальным конфликтам, развязанным затем Кремлем, включая войну в Украине. Многие эксперты уже тогда называли ее началом конца демократических процессов в стране.
Радикальные российские идеологи сочли Хасавюртовские соглашение “предательским”, недовольство достигнутым статус кво звучало все громче и предвещало, что новая война неизбежна. Так оно и вышло.
Вторая чеченская кампания развернулась уже фактически при правлении Владимира Путина, объявленного Борисом Ельциным под занавес 1999 года своим «приемником», а затем избранного на первый срок президентом. Она была гораздо более длительной (1999 - 2009 годы) и жестокой.
Войны принесли неисчислимые бедствия чеченскому народу, привели к большим потерям в рядах российской армии и жертвам среди мирного населения. Среди их последствий был и всплеск террористических атак по всей России.
«Борис Ельцин к исходу жизни назвал войну в Чечне своей главной ошибкой»
В начале Первой чеченской кампании один очень глубокий политический аналитик говорил, что российская демократия не выдержит испытание этой войной, вспоминает политолог Дмитрий Орешкин. По его словам, тогда эта мысль показалась ему странной.
«Потому что у меня было такое ощущение, как, наверное, у большинства советских людей (какими мы в общем-то до сих пор так и остались), что в Чечне творится совершенное безумие, – признался он в коментарии для Русской службы «Голоса Америки». В республике похищали людей, выбрасывали депутатов из окон парламента, и там, думалось, непременно надо было навести порядок. Поэтому мне заявление этого аналитика представлялось слишком алармистским. Но со временем выяснилось, что все именно так и случилось».
Главный итог Чеченской войны, по моему мнению, в том, что она стала первым знаком того, что российская демократия уступает, когда идет речь о доминирующим в российском обществе представлении о смысле государства, его цельности и приоритетах, продолжил Дмитрий Орешкин: «Анатолий Чубайс (занимал при Борисе Ельцине ключевые посты в российском правительстве – В.В.) тогда сказал, что в ходе Чеченской войны рождается новая российская армия – европейского типа, хорошо обученная, профессиональная и так далее. И я верю, что он действительно так думал. Мы тогда с ним много общались, и я примерно понимал стиль его мышления. А Борис Немцов (тогда премьер-министр) последовательно и откровенно выступал против Чеченской войны. И здесь он расходился с Чубайсом, хотя они состояли в одной партии – СПС (Союз правых сил)».
Но самое показательное, что и первый президент России Борис Ельцин к исходу жизни назвал войну в Чечне своей главной ошибкой, утверждает политолог: «Подчеркну – он сказал это не про «расстрел парламента» - здесь Ельцин вины своей, похоже, не ощущал. И это тот случай в политике, когда ошибка хуже, чем преступление. Потому что действительно силовики в ту пору заметно воспрянули духом, почувствовали вседозволенность и осознали, что они “основа государства”. Их статус неизмеримо вырос».
Что еще хуже, в этом, как видится, их настроения и ожидания совпали с настроениями большинства российского населения, полагает Дмитрий Орешкин: «Оттуда и пошла, как это сейчас стало мне понятно, система, убивающая демократию ради державы. Это самый главный негативный урок чеченской кампании. В результате пострадала вся Россия. Появилось такое явление как герои Чеченской войны, а генералы, бывшие там на разных командных постах, потом резко пошли в гору, успешно избирались (в Госдуму), становились политиками. И этот флер “военного защитника государственности” придал бодрости тогда еще подрастающему и незаметному феномену путинизма. Мы тогда его не видели и не ощущали, он был без цвета, без запаха, но он зародился и начал укрепляться».
Вторая чеченская война стала политическим стартом для Путина, констатировал политолог: «Российское общество изголодалось по победам. Хотелось хоть кого-то “победить” – побежденной объявили Чечню. Но эта победа оказалась пирровой. Она сформировала ту среда, которая, как аист, принесла младенца по имени Владимир Путин. Потом он превратился в то, что мы сейчас и видим».
Чеченские войны в зародыше сформировали ту политическую модель, в которой мы живем сегодня, считает Дмитрий Орешкин. И то утверждение, что демократия не выдержит испытания войной, увы, оказалась горькой правдой, резюмировал он.
Войны как «матрица правления Путина»
Сейчас, 30 лет спустя, очевидно, что Чеченская кампания превратила в доминирующие те тенденции, которые, к сожалению, стали складываться в первые годы существования постсоветской России, заметил историк, главный редактор Радио Сахаров Сергей Лукашевский.
По его оценке, если до декабря 1994 года Россия еще как-то пыталась строить действительно демократическое государство, где военные будут подконтрольны демократически избранному правительству, то уже сама кампания сделала использование военной силы политическим инструментом, который стал определять всю российскую политику.
«Это так не виделось в 90-е годы, когда мы были увлечены перестановками в правительстве, тем, какой экономический министр или реформатор пришел, какого уволили, – уточнил собеседник «Голоса Америки». Но сейчас уже, если протягивать историческую нить от Чеченской войны к ныне идущей войне в Украине, то становится понятно, что вооруженные конфликты, которые развязывает Кремль, определяют и политическую систему России, и вектор развития страны. В этом смысле последствия Чеченской кампании были действительно страшные. Потому что по сути дела страна именно с этого этапа стала вновь милитаризироваться».
Безусловно, Вторая чеченская война стала логическим продолжением первой и превратилась в матрицу правления Путина, уверен Сергей Лукашевский: «Теперь он правит циклами войн. Мы стали свидетелями уже четырех таких циклов. Первый – Вторая чеченская кампания, которая позволила Путину набрать большую популярность у населения. Вторым этапом была Грузинская война, хотя Путин и не извлекал из нее прямых политических дивидендов для себя. И дальше – аннексия Крыма и война в Украине. При этом хорошо видно, что и начало полномасштабного вторжения, и аннексия полуострова приходятся на момент минимальной популярности Путина и российской власти.
Каждый раз именно внешняя агрессия российского государства позволяла Кремлю выйти из структурного управленческого кризиса, указывает историк. «Это матрица российской политической жизни. Поэтому страшно подумать о российском будущем. Конкретная фаза украинской войны так или иначе судя по всему может в относительно обозримом будущем закончиться. Но всякий раз, когда российская власть столкнется с проблемами, то весьма вероятно, что она опять начнет искать выход из положения в какой-то новой войне. И к чему это приведет, невозможно представить», – заключил Сергей Лукашевский.