1.На самом деле Владимир Путин - шоумен, как Владимир Соловьев или Трамп. Вот, например, на 9 мая он произносил речь, и было понятно, что сколько эмоций ни вложи в нее, никому это не будет интересно. Потому что вкладывал уже их в прошлом году и позапрошлом - сколько можно . И когда он сказал, что советский народ был один против фашистов, то это было именно то, что он хотел сказать.
Он знал, что это неправда. Но правда бессобытийна и не эмоциональна. Ни одно СМИ не процитирует пассаж из торжественной речи, соответствующий исторической действительности. Но все процитируют не соответствующий. Если же в неправду вложить эмоцию, то она обречена стать хитом. Одни бросятся обличать ее несоответствие действительности, другие - защищать эмоцию от посягательств "знания".
То же самое и с Сибирью, которую у нас хотят "откусить". Правда, в поздне-советском дискурсе основными претендентами на "откусывание" считались китайцы. На Мадлен Олбрайт они были заменены в середине 2000х находчивым Никитой Михалковым (автором "Сибирского цирюльника"). Но обещание выбить несуществующему посягателю на Сибирь зубы совершенно компенсирует невнятность его фигуры.
2.
Впрочем, у "сибирского" фейка есть и вполне содержательная историко-политическая перспектива. Согласно одной известной концепции, политическая культура континентальных империй (каковой исторически является Россия) формируется под влиянием необходимости защищать и контролировать большие разнородные территории и периметры границ. Это приводит к гипертофированному влиянию в их политической культуре силовых элит. Опасность утраты территорий становится постоянным источником психоза, который занятые охраной и контролем элиты культивируют. Потому что именно он является источником их политического влияния, компенсируя их слабость в гражданском управлении, экономических стратегиях и модернизационном потенциале.
Владимир Путин пришел к власти на волне "борьбы с мятежной провинцией" (Чечня), укреплялся и укреплял во власти представителей традиционной "охранительной" элиты под сенью восстановительного роста и сырьевого бума 2000х. Но с 2012 г. вынужден был вновь строить свою легитимность на педалировании охранительных "территориальных повесток" - захвата/возвращения территорий (Крым) или их удержания на фоне реальных или мнимых угроз (Сибирь).
Впрочем, эта архаизация, которая кажется беспроигрышной ("обращается к глубинным пластам политической культуры"), содержит в себе значительный конфликтный потенциал. В ее основе лежит взгляд на все эти территории, которые необходимо защищать и удерживать, как на колонии "московской метрополии". И в какой-то момент может оказаться, что "традиционная политическая культура" является уделом лишь не столь широких групп в столице, в то время как для других, как минимум не менее широких она не только не является "органической" и безальтернативной, но скорее даже враждебной.
Мнимые угрозы ведут к гипертрофии контроля. И единственный путь к развалу России пролегает через практики ее форсированной централизации.
Кирилл Рогов