В российском правительстве развернулись жаркие споры по поводу нового бюджета на предстоящую трехлетку: минфин предлагает изменить принцип индексации социальных выплат, в том числе пенсий, в результате чего они могут быть повышены меньше, чем предполагалось.
Речь, как сообщают деловые издания, идет о том, чтобы повышать пенсии не по фактической инфляции, как записано в законе, а по прогнозной, которая ниже первой.
Сэкономить на этом власти могут в одном только 2016 году порядка 510 млрд рублей (9,3 млрд долларов), подсчитал "Коммерсант".
Социальный блок правительства возражает против такого подхода, нет и принципиального решения Кремля, который пока не вмешивается во внутриправительственную дискуссию, отмечают СМИ.
Насколько вероятно, что российские власти в конечном счете решатся на политически непопулярные меры по уменьшению намеченных объемов социальных выплат?
Об этом корреспондент Русской службы Би-би-си Дмитрий Булин поговорил с экономистом Олегом Буклемишевым, возглавляющим Центр исследования экономической политики экономического факультета МГУ.
Би-би-си: Можно ли сказать, что правительство оказалось в практически безвыходном положении, раз ему приходится касаться такого чувствительного момента, как индексация социальных выплат?
Олег Буклемишев: Я бы не назвал это совсем безвыходным положением. Скорее, это действительно сложная бюджетная ситуация, с которой правительство не сталкивалось достаточно долгое время. То, что мы переживали в период кризиса в 2009 году, было иным хотя бы потому, что резервы были намного больше, и можно было залить ими практически любую беду, что и делалось. Сейчас ситуация кардинально другая, поскольку источников финансирования не просматривается на существующий уровень расходов. Рынки заимствований либо ограничены, либо закрыты. Приватизация почти невозможна. Что же касается государственных фондов, то если их расходовать прежними темпами, то дна мы достигнем к концу следующего года.
Би-би-си: То есть резервы могут закончиться к концу 2016 года?
О.Б: Существуют оценки, что могут закончиться и раньше, если тратить активно. В правительстве наступило состояние беспокойства. Сокращение расходов - всегда болезненно и с экономической, и с политической точек зрения. Пока никаких политических решений по этому поводу не принято, и минфин начинает пробовать традиционные пропорциональные подходы. Но предыдущий пропорциональный подход, когда собирались сделать секвестр на 10%, осуществился в реальности лишь на 2%. В этой связи тот бюджет, по которому мы сейчас живем и который был поправлен в феврале-марте этого года, по расходам почти такой же, что и изначальный, рассчитанный при других ценах на нефть, но по доходам ужался на 3 трлн рублей. Если эту ситуацию экстраполировать дальше, то примерный размер бедствия понятен. Дефицит будет увеличиваться хотя бы уже в силу нереформированности пенсионной системы. Необходимо принять ряд важных решений, которые позволят не просто заткнуть дырки, а принципиально сбалансировать бюджет не на год, не на два, а на обозримую перспективу.
Би-би-си: Если говорить необходимости принятия важных решений, то как вам кажется, хватит ли нынешней власти политической воли на то, чтобы пересмотреть политику в отношении социального сектора и действительно произвести сокращения?
О.Б: Ну, это же не будет заявлено как пересмотр политики. Скажут, что мы по-прежнему продолжаем говорить о приоритете социальных расходов, но в настоящий момент у государства в связи с войной, которую нам объявили… тра-ля-ля-ля-ля… и в связи с падением цен на нефть нет возможность индексировать, как раньше, с опережением. Поэтому мы будем индексировать меньше и сосредоточим социальную поддержку на других, не менее важных, направлениях.
Би-би-си: Другими словами, подготовят людей к новой реальности?
О.Б: Я думаю, что решений на самом деле еще никаких не принято. Потому что это решения уровня не правительства. Это пока министры друг друга к этому готовят. Когда уже начнет обсуждаться политика, тогда станет понятно: мы за пушки или за масло. Если пушки не трогаем, то надо резать масло. А если надо резать масло, то вот, пожалуйста, есть определенные варианты того, как это делать.
Би-би-си: В последнее время - в том числе и в ходе прошедшего на прошлой неделе в Петербурге международного экономического форума - политики слегка запутали публику на предмет того, есть ли в стране кризис, и если да, то какого рода. Владимир Путин заявил, что глубокого кризиса удалось избежать. Алексей Кудрин сказал, что у нас полноценный кризис. А вице-премьер Аркадий Дворкович, отвечая на вопрос Би-би-си, отметил, что это зависит от того, что конкретно понимать под словом "кризис". По каким параметрам можно все-таки понять, какой у нас кризис?
О.Б: Даже по вашему рассказу видно, что кризис понимается каждым в зависимости от места, которое он занимает в социальной иерархии. Тут надо принимать либо какое-то арифметическое определение с четкими цифрами, либо настроенческое. Это два разных подхода, но по обоим, с моей точки зрения, у нас наблюдается кризис. Что касается первого подхода, то здесь мы имеем снижение инвестиций, реальных доходов населения и потребления. Это самые неприятные цифры - значительно хуже, чем снижение ВВП и инфляция. Мы видим поступательное сокращение инвестиций - а это значит, что мы проедаем собственное будущее. В то же время выясняется, что мы его и не очень-то проедаем, поскольку доходы тоже снижаются. На этом фоне получить секвестр бюджета в той или иной форме - мне кажется, иначе как кризисом, это назвать нельзя.
Но и с точки зрения настроенческой все довольно грустно. Наши чиновники приехали из Петербурга [с форума], где витает, видимо, какой-то магический дух в белые ночи: настроение хорошее, напитки льются рекой, день длинный. Вообще Санкт-Петербург - замечательный город, скажу я вам. И вот они приехали сюда, и тут же начались другие разговоры. Те же самые люди стали говорить несколько иные вещи: зазвучала тема, что нам необходимо учиться жить во время кризиса, что нужно сократить социальные расходы. Мне кажется, самое плохое заключается в том, что наши власти так долго пытались убедить всех, что никакого кризиса нет, что в какой-то момент сами поверили в это. Вокруг них в это уже никто не верит, и поэтому они выглядят достаточно странно.
Би-би-си: Но с другой стороны, какие-то цифры свидетельствуют о том, что Россия проходит кризисное время не так плохо, как могла бы. Даже МВФ и Всемирный банк понизили прогноз спада российского ВВП.
О.Б: МВФ и Всемирный банк придерживаются цифрового подхода. Если у них, по сравнению с тем, что они раньше рисовали, получается лучше, то вроде бы все и хорошо. А я утверждаю ровно обратное: несмотря на то что некоторые показатели выглядят действительно лучше ожиданий, ситуация сейчас очень и очень тревожная, с потенциалом дальнейшего ухудшения. Дна мы еще не видели, и самое главное, непонятно, как из него выбираться.
Би-би-си: А как действительно из этого выбираться? Какие в настоящий момент могут быть рецепты? Что нужно делать правительству? Сокращать расходы - или задуматься над тем, чтобы делать что-то еще?
О.Б: Мне кажется, надо задуматься над тем, что рано или поздно придется делать что-то еще. Начать готовиться к этому. На мой взгляд, наша экономика при нынешней политической конструкции уже достигла своего пика. Дальше могут быть колебания: спад, потом восстановительный рост. Но идей для дальнейшего экономического роста и понимания источников этого экономического роста у меня, честно говорят, нет. Я внимательно читаю коллег-экономистов, и мне кажется, что у них приблизительно такое же ощущение. Хотя есть, конечно, отдельные оптимисты. Чтобы обеспечить источники для роста над достигнутым нами уровнем, потребуется нечто принципиально новое, значительно более глубокое. Глубже того, о чем говорит Алексей Кудрин. Предлагаемые им меры - это стандартный набор, о котором правительство неоднократно уже говорило.
Би-би-си: То, что нынешний министр экономического развития Алексей Улюкаев называет "дежавю в особо крупном размере", имея в виду, что обсуждаемые сейчас "прорывные" меры обсуждаются правительством последние 10-15 лет.
О.Б: Да, это обсуждалось, но не факт, что реализовывалось. Тут подход очень простой: те же самые Алексей Кудрин и Герман Греф рассуждают о реформах. Но реформ без проигравших не бывает. Я все время спрашиваю: укажите мне, кто проиграет в результате данной реформы? Есть, в конце концов, vested interests [личные интересы, личная заинтересованность], которые никто в новейшей российской истории еще не затрагивал при реформах. Я думаю, что и вы ни одной подобной ситуации не вспомните. А если не трогать vested interests, то ничего не получится.
Би-би-си: Возможен ли экономический рост в России, в случае если государство перестанет думать о всевозможных индексациях, повышениях зарплат бюджетникам и прочих формах стимулирования внутреннего спроса - и переориентируется на госвложения в инфраструктуру?
О.Б: Так у нас уже и так вся экономика сосредоточена в государственном контуре. Государственный банк дает взаймы государственной компании, государственная компания делает что-то в этом государственном домене, что остается в государственной собственности. И потом всем этим никто не пользуется. Создать инфраструктуру мало: надо, чтобы ею пользовались. Необходимо, чтобы она входила в контур продуктивной деятельности и приносила некий доход. У нас же такого нет. У нас зачастую инфраструктурные объекты создаются ради самих себя. Этот заказ, безусловно, посылает импульс внутри экономики. Но этот импульс довольно быстро рассасывается, если у вас все это уходит впустую. Дороги, по которым никто не ездит, - не инфраструктурный объект, а разбазаривание средств.
Би-би-си: Вы говорите, что при нынешней политической конструкции российская экономика уже достигла своего пика. Можно ли сказать, что источники будущего роста экономики лежат в политической сфере?
О.Б: Нет, они лежат в экономической сфере, но препятствия для этого роста лежат совершенно во внеэкономической сфере. Именно поэтому я говорю, что никакие реформы в нынешней ситуации провести нельзя. При нынешней политической конструкции ни одна экономическая реформа продуктивной быть не может. Она будет либо реализована криво - так, что никто не обрадуется. Либо принесет такой результат курам на смех.
Би-би-си: То есть ждем новых политических выборов?
О.Б: Я не знаю даже: выборы, не выборы. Инвесторов довольно сложно обмануть. пока они не поймут, что завтра на самом деле будет лучше, деньги в экономику не пойдут. Выборы тут не при чем. Просто людей нужно убедить в том, что завтра будет лучше. Слова никого не убеждают. Когда я говорю о нынешней политической конструкции, я имею в виду не конкретные личности. Это серьезная система, где один интерес, никак не связанный с рыночной экономикой, подпирает другой интерес - и все это сверху покрывается еще идеологической мутью. Когда есть эта связка, то имена не важны: Вася, Петя или как-то еще.
Би-би-си: Но можно ли в таком случае надеяться, что в будущем это может измениться?
О.Б: Надеяться нужно. Вешаться, что ли?
Би-би-си: Но какой выход из ситуации вы видите? Если выборы не панацея.
О.Б: Я не говорю, что на выборы нет надежды. Я говорю, что выборы не обязательно изменят ситуацию, будь они плановые или досрочные. Если речь идет о сохранении нынешней конструкции, то это не поможет. Мы должны прийти к тому, чтобы появилось осознание необходимости изменения текущей конструкции. Насколько я понимаю, эта мысль становится все популярнее. Если до низов она еще не дошла, то в верхах она представлена достаточно широко. Могу с полной уверенностью утверждать.
Би-би-си: Между тем недавний опрос "Левада-центра" показал, что политику президента поддерживают 89% россиян.
О.Б: Значит, потребуется еще какое-то время на осознание. Может, это и хорошо, что есть полное единодушие. У ливийского диктатора Муаммара Каддафи тоже был почти 100-процентный рейтинг в какие-то моменты его жизни. Когда такого рода ожидания сталкиваются с реальностью, они могут привести к взрывному движению в обратную сторону. Завышенные ожидания еще опаснее, чем ровные ожидания. Самое плохое, что можно было бы порекомендовать официозу, - это накачать среди населения какие-то завышенные ожидания.
Источник: bbc.ru