Если кратко сказать о национализме как универсальной идеологии, то она предельно проста – есть нация, ее организм в настоящий момент подтачивают «болезни», персонифицированные во внешних и/или внутренних врагах, и национализм призван излечить больной организм нации какими-то осмысленными действиями. Очень важно подчеркнуть одно фундаментальное обстоятельство: поскольку заболеть может только здоровый организм, и здоровье хронологически предшествует болезни, то идеология национализма всегда обращена в историческое прошлое, которое берется в качестве эталона здорового состояния нации.
Итальянский национализм времен Муссолини идеализировал древний Рим, немецкий национализм времен Гитлера идеализировал древних германцев. В общественный обиход была возвращена не только символическая атрибутика тех давних эпох, но и сами эти эпохи были рафинированы от всего мелочного и недостойного, предельно героизированы и доведены до уровня мифологии, призванной служить для нации ориентиром «поступательного движения вспять». И тут возникает интересный вопрос: а куда, в какую историческую эпоху манят вернуться русский народ русские националисты? Где тот сакрализованный идеал национального бытия, движение к которому могло бы быть представленным как процесс излечения национального организма?
С этих позиций русский национализм предельно невнятен, его идеологи осознанно или по наитию избегают выставлять на обозрение свой собственный исторический миф, который, казалось бы, необходим и неизбежен в доктринальном багаже любой националистической идеологии. Да, диагнозы болезни национального организма ставятся в изобилии, «опасные вирусы» определены, но в каком обличии, отраженном в «историческом зеркале», должна подняться на ноги исцеленная нация – этого мы не находим в теоретических разработках даже самых серьезных и интеллектуально продвинутых русских националистов.
Пройдясь по основным идеологемам русского национального движения, мы убедимся, что ни одно из этих положений не апеллирует к успешным с функциональных позиций образцам национального бытия в его историческом контексте. Нет даже мифа, взятого в качестве историзированного образца для подражания. На деле это означает, что больной организм русской нации был таковым всегда – был больным даже в восприятии идеологов русского национализма, потому что в ином случае они потрудились бы описать русскому народу исторический период его былого национального здоровья, предшествовавшего нынешней болезни.
Отсюда следует другой печальный вывод – русский народ обречен оставаться в больном состоянии и в будущем, ибо излечение доступно лишь тому организму, – национальному или человеческому, – который способен отличить болезнь от здоровья и осознанно стремится к здоровому образу жизни. Но сам этот образ жизни в виде жизненного образца у русских националистов, увы, начисто отсутствует. И это очень печально, поскольку от такого «стабильно нездорового» состояния русского народа плохо не только ему самому, но и всем другим народам, которым не посчастливилось оказаться в зоне затянувшихся конвульсий созданной им рабовладельческой империи.
Апти Мальсагов, для Чеченпресс