Радио Свобода продолжает знакомить вас с мнениями и воспоминаниями участников трагических событий осени 1993 года в России. Экономист Андрей Илларионов весной 1992 – весной 1993 года занимал должность первого заместителя директора Рабочего центра экономических реформ при правительстве РФ. Участвовал в разработке программы правительства, утвержденной летом 1993 года. С апреля 1993 по февраль 1994 года – руководитель группы анализа и планирования при председателе кабинета министров России Викторе Черномырдине. В 1994 году основал Институт экономического анализа, который возглавляет до сих пор. С 2000 по 2005 год был советником президента России Владимира Путина по экономической политике. Во второй половине 2000-х годов неоднократно и резко критиковал политическую стратегию и экономический курс российских властей. В 2012 году был избран в Координационный совет российской оппозиции.
– Как законодательная и исполнительная власть начали ненавидеть друг друга?
– Мне кажется правильной постановка этого вашего вопроса. В самом деле, в чем причина того, что разногласия, споры, ожесточенные дискуссии, оскорбления переросли в сентябре-октябре 1993 года в гражданскую войну на улицах Москвы, в реальное вооруженное противостояние двух, казавшихся тогда практически равными по силе, сторон? Такие выражения, как "вооруженный мятеж", которые часто приходится слышать, не являются ни корректными, ни объективными, они нацелены на создание у общества негативного эмоционально-психологического восприятия одной из противоборствовавших сторон. Увы, то, что происходило, не может называться иначе, чем гражданская война. В российской гражданской войне 1993 года (как и во многих других) есть несколько уровней и направлений противостояния.
Первый уровень – это столкновение исполнительной ветви власти с законодательной. В этом смысле события 1992-93 годов – российская версия английской гражданской войны XVII века между королем и парламентом, французской революции XVIII века, противостояния между королем и депутатами Генеральных штатов, собравшихся в зале для игры в мяч. Правда, в отличие от английского и французского аналогов, российская гражданская война завершилась победой партии "короля".
Российскую гражданскую войну можно представить и в виде войны между сторонниками различных политических взглядов. Это тоже будет правильно, но будет уже вторично. Самый главный уровень противостояния – война между двумя законно избранными ветвями власти. Между парламентом, законно избранным в марте 1990 года под названием "Съезд народных депутатов России", и президентом, законно избранным в июне 1991 года.
– Когда зародился этот конфликт?
– Мы точно знаем даты, приведшие к этой гражданской войне, даты, когда были нажаты спусковые крючки, запустившие пружины конфликта, противостояния, а затем и гражданской войны. Это 1 ноября 1991 года, 6 ноября 1991 года, август 1992 года, 14 декабря 1992 года.
1 ноября 1991 года V Съезд народных депутатов России проголосовал за предоставление президенту Российской Федерации чрезвычайных полномочий сроком на один год для проведения экономических реформ. Тогда же, 1 ноября, Съезд народных депутатов утвердил руководителем российского правительства Ельцина Бориса Николаевича. Таким образом, будучи президентом, Ельцин стал еще и премьер-министром, сосредоточив в своих руках всю исполнительную власть.
Пользуясь этими полномочиями, Борис Ельцин 6 ноября 1991 года назначил первый круг руководителей российского правительства: первого вице-премьера Геннадия Эдуардовича Бурбулиса, двух вице-премьеров – Егора Тимуровича Гайдара и Александра Николаевича Шохина. В этот и в последующие дни были назначены министры российского правительства. Следует обратить внимание на самую главную особенность назначенного кабинета: ни одно лицо, кроме самого Ельцина, – ни первый вице-премьер, ни вице-премьеры, ни один из министров, ни один из других руководителей исполнительной власти, назначенных Ельциным, не проходили процедур заслушивания, обсуждения, утверждения в рамках парламента – ни в рамках Съезда народных депутатов, ни в рамках Верховного совета (как известно, кстати, они и до сих пор не проходят соответствующих парламентских процедур).
Таким образом, начиная с 6 ноября 1991 года в России начало действовать правительство, не получившее утверждения парламента. Ни члены правительства, ни правительство в целом не прошли процедуры заслушивания, обсуждения, утверждения, являющихся неотъемлемыми элементами правовых демократических государств. Таким образом, мы точно знаем дату зарождения неправового недемократического авторитарного режима в России. В 1990-е годы этот авторитарный режим был еще относительно мягким, полуавторитарным, в 2000-е годы он стал жестким авторитарным. Но дата его зарождения известна совершенно точно.
– Надежд не было с самого начала?
– Увы, с самого начала, с 6 ноября 1991 года. Прежде всего кабинет, назначенный Ельциным, получил полномочия и властные прерогативы только от Ельцина, он отчитывался перед Ельциным, зависел от Ельцина, его члены могли быть отправлены в отставку только Ельциным. Парламент в этой системе оказывался лишним звеном, пятым колесом в телеге, досадным довеском, осложнявшим жизнь правительства. С другой стороны, важной причиной конфликта, переросшего в гражданскую войну, стали различные правовые и идеологические воззрения, имевшиеся у представителей как исполнительной, так и законодательной власти. Когда члены правительства стали осуществлять политику, какую считали правильной, необходимой, нужной, они в своих действиях опирались на правовые полномочия, ресурсы, данные им президентом, а не парламентом. Парламент же искренне полагал, что правительство является, по крайней мере частично, подотчетным Верховному Совету; что оно должно выполнять законы, принятые парламентом; что парламент имеет право и на слово, и на выражение своего мнения, и на воздействие на экономическую политику правительства.
Таким образом, корень гражданской войны кроется в решениях начала ноября 1991 года. В дополнение к ее правовым причинам следует добавить решения, принятые на основе различных мировоззренческих представлений членов парламента и руководителей исполнительной власти. Практически с первых же заседаний российского правительства его члены, прежде всего Егор Гайдар и Анатолий Чубайс, стали готовить решения в обход парламента, втайне от него – мол, "вот это мы скроем от парламента", "вот это мы не скажем парламенту", "вот этого парламент не поймет" (Гайдар: "Мы предлагаем не связываться с обсуждением программы приватизации на Верховном Совете, иначе мы потеряем всю зиму. Мы предлагаем ее оперативно доработать и принять Указом Президента, с тем чтобы потом вынести на Верховный Совет" –стенограмма заседания Правительства (реформ) от 15/11/91). Увы, такие действия отражали глубинное мировоззрение ключевых людей российского правительства с самого начала. Причем той части их взглядов, какие были у них минимум с самого же первого дня существования российского правительства, а не появились после нападок Руслана Хасбулатова или "чемоданов Александра Руцкого".
– Был ли Ельцин готов с самого начала работать с парламентом?
– Поначалу, как мне кажется, Ельцин был серьезно настроен на совместную работу. Ведь именно Верховный совет избрал его на пост своего председателя. Именно парламент и Съезд народных депутатов поддержали его в противоборстве с ГКЧП. Хотя Ельцин был избран российским президентом на всенародных выборах в июне 1991 года, его отношение к парламенту оставалось весьма уважительным. 28 октября 1991 года Ельцин выступил на V съезде народных депутатов с программным докладом о планируемых им действиях после провала путча и попросил поддержки Съезда народных депутатов. Депутаты подавляющим большинством (более 800 голосов за при 17 голосах против) поддержали его.
Повторю еще раз: поначалу Ельцин относился к парламенту – и к Верховному Совету, и к Съезду народных депутатов – весьма корректно, уважительно, по-рабочему. Но люди, назначенные им на ключевые посты в российском правительстве, такого отношения к парламенту не имели. За исключением Бурбулиса, никто из них никогда не избирался депутатами каких-либо органов власти, не проходил через парламентские процедуры. Например, Гайдар провел большую часть своей взрослой жизни в бюрократических структурах, ориентируясь, естественно, на Совет министров СССР и ЦК КПСС, работая с Николаем Тихоновым и Михаилом Горбачевым. Ни в каких выборах до этого он не участвовал, никаких демократических процедур не проходил.
Правда, в 1989–1990 годах он пытался подружиться с группой "Союз", группой имперски настроенных депутатов, созданной Анатолием Лукьяновым для противовеса Межрегиональной депутатской группе (МДГ). Хотя группа была задумана в качестве силы поддержки союзного руководства, вскоре она оказалась в оппозиции к Горбачеву. Гайдар приходил в группу "Союз" к депутатам Виктору Алкснису из Латвии, Юрию Блохину из Молдавии, Евгению Когану из Эстонии и предлагал свои услуги в качестве эксперта по написанию экономической программы. Но это было предложение консультационных услуг парламентской группе, а не прохождение парламентских процедур и фильтров.
Поэтому, если мы говорим о гражданском конфликте не только с правовой, но и с мировоззренческой точки зрения, то это был конфликт между лицами, прошедшими к политической власти через горнило демократических выборов, и лицами, попавшими во власть через бюрократическую номенклатуру. Иными словами, столкновение демократии и бюрократии, принципиально различных принципов организации государственной жизни.
Есть и третий уровень конфликта – практические действия. С самого начала своей работы гайдаровская часть правительства не была настроена на сторудничество с парламентом. С конца 1991 года значительная часть решений принималась втайне от парламента, как, например, направление 200 миллионов долларов на финансирование Фиделя Кастро в конце декабря 1991 – начале 1992 годов, позже – миллиарда долларов на спасение Евробанка. Судя по рассказам Петра Авена и Александра Шохина, это происходило и за спиной Бориса Ельцина. Именно в этот период наиболее резко (более значительно, чем даже при Путине) вырос удельный вес представителей силовиков, в том числе из спецслужб, в высших эшелонах российской государственной власти.
Поскольку парламент в виде Съезда народных депутатов и Верховного Совета продолжал оставаться и более демократическим, и более либеральным, чем политика, проводившаяся Гайдаром, то следующий уровень противостояния – политическое столкновение более либерального мировоззрения, преобладавшего в то время в парламенте, с практической поддержкой номенклатурных и спецслужбистских структур со стороны российского правительства. Это был еще один срез противостояния.
– Из-за чего конкретно парламент и правительство начали ссориться? Беловежские соглашения? Приватизация?
– Тема Беловежских соглашений стала подниматься позже. Дело в том, что хотя эти документы действительно подготовили Бурбулис, Шахрай, Гайдар, Андрей Козырев, затем их не только Ельцин подписал, но также поддержал и ратифицировал Верховный Совет под руководством Хасбулатова. В этом вопросе разногласий между парламентом и правительством не было.
Другое дело – приватизация. С самого начала Чубайс завил, что "в этом вопросе мы с парламентом не договоримся", поэтому парламент, дескать, необходимо обмануть. Дело в том, что Верховный Совет в июне 1991 года уже принял приватизационное законодательство по предложению первого российского министра приватизации Михаила Малея и с помощью одного из членов "гайдаровской команды" Петра Филиппова. Законодательство предусматривало принципиально другой способ приватизации государственного имущества, чем тот, который был выбран Чубайсом, – с помощью приватизационных счетов. Поэтому перед Чубайсом и перед правительством в целом возникла проблема: как осуществить свой незаконный вариант приватизации, противоречивший законодательству, уже принятому Верховным Советом России?
Именно поэтому Чубайс втайне подготовил новые документы по приватизации, а затем утвердил их указами президента России Ельцина в августе 1992 года, когда парламент находился на каникулах. В своих интервью Чубайс откровенно рассказал, что время подписания этих указов было выбрано таким образом, чтобы депутаты успели разъехаться на летние каникулы. По условиям чрезвычайных полномочий, данных Борису Ельцину V съездом народных депутатов, если Верховный Совет не опротестовывал указы президента в десятидневный срок, то они автоматически вступали в силу. В августе парламент находился в отпуске, депутатов в Москву никто не вызвал, чтобы они могли опротестовывать эти указы, и через 10 дней пакет документов вступил в силу. Вернувшиеся из отпуска депутаты были до глубины души оскорблены тем циничным обманом, который организовал Чубайс с помощью Бориса Ельцина в деле приватизации. И, конечно же, эта история послужила катализатором, серьезно усугубившим уже наметившееся к тому времени противостояние между исполнительной и законодательной ветвями власти.
Если до конца лета 1992 года парламент, критически относясь к правительству, тем не менее воспринимал его в качестве серьезного партнера, в том числе для переговоров, то после августа в глазах парламента члены правительства превратились в жуликов, занимающихся циничным и наглым обманом законодательной власти, с которыми нельзя иметь дело. Особенно депутатов возмущало то, что их, прошедших горнило демократических выборов, поддержанных десятками и сотнями тысяч избирателей, обманывал никогда прежде не избиравшийся, назначенный чиновник Чубайс. Это возмущение депутатов, усугублявшее другие противоречия, стало своего рода запальным шнуром, разжегшим пожар гражданского противостояния и приведшим в конечном итоге к взрыву октября 1993 года.
– Оценки, данные парламенту Чубайсом и другими членами правительства, – "красно-коричневый" и "коммунистический" –справедливы?
– Судите сами. Этот самый "коммунистический" и "красно-коричневый" парламент избрал Бориса Ельцина председателем Верховного Совета. Этот "коммунистический" и "красно-коричневый" парламент поддержал Ельцина как президента России в его противостоянии с ГКЧП во время августовского путча. Именно высший орган этого российского парламента – "красно-коричневый", "коммунистический", "хасбулатовский" Съезд народных депутатов – абсолютным большинством голосов поддержал программу Ельцина по экономическому и государственному реформированию России, по открытию страны, по включению ее в мировое сообщество. Этот "хасбулатовский" "красно-коричневый" "коммунистический" парламент принял большое количество законов и постановлений по поддержке бывших политзаключенных, по реабилитации невинно осужденных узников ГУЛАГа, по возвращению исторических имен на карту России, по компенсациям жертвам тоталитарного режима. Этот самый парламент осенью 1991 и в 1992 году принял огромное количество решений по частичному, но все-таки восстановлению исторической справедливости по отношению к людям и целым народам, которые были репрессированы в советское время.
Поэтому характеристики парламента как "коммунистического", "красно-коричневого" – это специально изобретенные штампы, нацеленные на дискредитацию того единственного состава российского парламента, который принял решения по осуждению коммунистического тоталитаризма и реабилитации его жертв. Надо отдать должное Гайдару: его хлесткие, едва ли не геббельсовские, оценки и формулировки смогли закрепиться в общественном сознании. Применявшиеся Гайдаром манипулятивные технологии смогли не без успеха дискредитировать парламент, занимавшийся восстановлением исторической справедливости и защитой, насколько это было возможно, бывших узников ГУЛАГа. Для того чтобы замарать Верховный Совет, необходимо было исказить в восприятии и памяти российского общества то, что на самом деле сделал тот парламент.
– Почему это удалось сделать так легко и быстро?
– Увы, мы видим и на других примерах, в том числе и недавних, как легко российское общество поддается воздействию манипулятивных технологий. Вот только что на наших глазах требования освобождения политзаключенных, честных выборов, нелегитимности нынешних Госдумы и президента, отставки Владимира Чурова, наказания виновных в преступлениях против избирательных прав граждан с легкостью необыкновенной были подменены на лозунги "Навальный – наш мэр" и "Все – на нечестные выборы!"
– Зачем это нужно было именно Гайдару? Вот версия Юрия Болдырева: шла борьба за доступ к коррупционным потокам.
– Если это и была коррупция, то скорее так называемая "политическая коррупция". То есть предоставление финансовых и экономических ресурсов не столько частным лицам для личного обогащения, сколько политически дружественным органам и организациям (Демократической партии Николая Травкина, Ассоциации крестьянских (фермерских) хозяйств Владимира Башмачникова, Комитету по внешнеэкономическим связям петербургской мэрии Владимира Путина, кубинскому диктатору Фиделю Кастро, бывшему советскому КГБ – новой российской разведке). В этом же ряду находится и предоставление самому себе (Институту Гайдара) комплекса зданий бывшего министерства электронной промышленности в Газетном переулке.
Такие действия отражали мировоззренческую и идеологическую позиции Гайдара: он был сыном своего отца, резидента КГБ на Кубе, внуком своего деда, командира отряда ЧОНа, проводившего репрессии в Хакассии. Он был представителем номенклатурной династии высокопоставленных сотрудников советских спецслужб, для которого люди, прошедшие демократические выборы, являлись генетически чуждыми; мировоззренческими, идейными, политическими противниками. Его отношение к людям с либеральными взглядами, прошедшими демократические выборы, ощущалось на инстинктивном уровне: он физически не переносил таких людей. Достаточно было услышать, как у него менялся тембр голоса, чтобы понять, как глубоко и искренне он ненавидел таких людей, как Галина Васильевна Старовойтова, Сергей Адамович Ковалев, Григорий Явлинский. Такое отношение распространялось и на других людей, прошедших демократические процедуры, независимо от их взглядов – на Руслана Хасбулатова, Александра Руцкого, Бориса Ельцина. Однако совсем иное отношение Гайдар демонстрировал к лицам, принадлежавшим к номенклатуре.
В этом смысле и практическое поведение и последующее творчество Гайдара является на редкость показательным, демонстрирующим глубоко укорененное неприятие демократии номенклатурой. Это две принципиально разные системы вертикальной мобильности и рекрутирования кадров для государственной власти – через демократические процедуры или через бюрократическо-номенклатурные механизмы. Гайдар не особенно и скрывал, что он нутром не переносил людей, катапультированных в государственную власть с помощью демократических процедур.
– Из недавно опубликованных диалогов Альфреда Коха, Петра Авена и Анатолия Чубайса вытекает точка зрения, что Гайдар спровоцировал развязку: его возвращение в правительство подозрительно совпало с указом 1400 (так полагают Кох и Авен, а Чубайс с этим не согласен).
– В декабре 1992 года проходил VII съезд народных депутатов России, впервые рассматривавший вопрос утверждения правительства, назначенного в ноябре 1991 года, за год с небольшим до этого. Несмотря на исключительные усилия, предпринятые и Ельциным и сторонниками правительства в парламенте, руководитель этого правительства Гайдар даже в условиях мягкого рейтингового голосования не получил достаточного количества голосов и оказался лишь третьим из трех кандидатур (помимо него, на пост премьера претендовали Виктор Черномырдин и Юрий Скоков). Иными словами, первая же попытка пройти через демократическую процедуру, через голосование Съезда народных депутатов, привела Гайдара к поражению. Таким образом, представитель номенклатуры, впервые через год с лишним своей работы в правительстве пошедший на демократическое тестирование, его не прошел. И поэтому ненависть к демократическим процедурам, жившая в нем и прежде, в результате поражения декабря 1992 года получила дополнительный мощный стимул. К прежним гайдаровским комплексам добавился еще один – комплекс мщения. Желание отомстить за неудачу, за провал, за болезненное поражение – всем депутатам, парламентариям, Хасбулатову.
В последующие недели и месяцы Гайдар был не в состоянии сдерживать свои чувства. Даже годы спустя он не раз признавался, что обсуждал с Ельциным необходимость разгрома парламента силовым путем. Когда Ельцин наконец "дозрел" до этого решения, то за пять дней до подписания указа 1400, находясь в дивизии МВД Дзержинского, президент заявил на камеры, что назначает первым вице-премьером правительства Егора Гайдара. Через два дня и за три дня до подписания указа №1400 такой указ действительно был подписан. Кажется, это был единственный такого рода указ Ельцина, когда он произвел заметное кадровое назначение перед принятием им важного политического решения. Очевидно, что эти решения были непосредственно связаны.
Готовность Гайдара к силовой расправе с парламентом получила подтверждение в ночь с 3 на 4 октября 1993 года, когда я оказался в здании российского правительства. Я приехал в бывшее здание ЦК КПСС на Старой площади после того, как "белодомовцами" было захвачено здание СЭВа и начат штурм Останкино. Туда же приехали многие члены российского правительства, сотрудники аппарата кабинета министров. Практически все находились в прострации, в шоковом состоянии, в полупараличе, в том числе и Черномырдин, и многие министры. Они способны были лишь в полусомнамбулическом состоянии наблюдать за развитием событий по телевидению. Во всем здании оказался единственный человек, которого, очевидно, эти события не застали врасплох, у кого в голове, похоже, уже был готовый план действий. Это был Гайдар, работавший четко, как машина, хладнокровно отдававший команды – кому и куда идти, какие выступления планировать, какие решения принимать. Эта контрастная картина до сих пор стоит перед моими глазами: единственным, для кого произошедшее не стало сюрпризом, оказался Гайдар. Он был не только к этому готов, он знал, что в этих обстоятельствах надо делать.
– Почему общество тогда удалось запугать "коммунистическим/красно-коричневым реваншем"?
– Здесь есть две составляющие. Первая заключается в том, что Россия никогда не имела традиций верховенства права, устойчивой политической культуры демократического общества, не следовала принципу разделения властей. Даже самые продвинутые представители российское политики не отличались пониманием того, как работает базирующаяся на праве демократическая власть. Это справедливо и для тогдашних правительства и парламента, и для дней сегодняшних. Не уверен, что прошедшие 20 лет заметно продвинули наше общество и так называемые политические элиты в этом понимании. Многие и тогда не представляли, как работают разные ветви власти в демократической политической системе, как они друг друга страхуют, контролируют, ограничивают, в чем ценность настоящих сдержек и противовесов. Это одна из причин того, что разгром исполнительной властью власти законодательной был воспринят большой частью общества совершенно спокойно, а часто и под аплодисменты.
С другой стороны, и это тоже правда, так получилось, что парламент защищали в том числе и такие лица, как Альберт Макашов и Александр Баркашов. Такими были гримассы политического процесса. Политические взгляды и мировоззренческие позиции Макашова и Баркашова всем хорошо известны, но они оказались на стороне представительной власти.
– Значит ли это, что альтернативы было две: либо Ельцин, либо Макашов – Баркашов?
– Это упрощенное представление. Конечно, определенный риск возник. Но он возник как раз в результате появления указа №1400. Без него Макашов и Баркашов остававлись бы маргиналами без оружия, без власти, без влияния. Но даже после указа №1400 у них не было государственной власти. Парламентскую сторону в конфликте возглавляли Хасбулатов и Руцкой. Руцкой был временно исполняющим обязанности президента, Хасбулатов был председателем Верховного совета. Баркашов и Макашов не были руководителями парламентских партий. Да, они были на той стороне, участвовали в обороне Белого дома, участвовали в боевых действиях, в том числе в нападении на здание СЭВа (здание мэрии), на здание телецентра "Останкино". Но политическая власть принадлежала Хасбулатову и Руцкому. Привело ли бы это в дальнейшем к такому форматированию политического пространства, что в итоге власть оказалась бы у Баркашова и Макашова? Неизвестно. С другой стороны, новое форматирование политического пространства, сложившегося после разгрома парламента, привело к тому, что власть оказалась у Путина. А вот это уже не гипотетический, а свершившийся вариант.
– Российская пресса той поры активно занималась апологетикой поступков Бориса Ельцина. Интеллигенцию удалось запугать?
– Это же было не просто "запугивание интеллигенции", а реальный политический процесс, в основе которого лежал низкий уровень понимания того, как работает право, как должна работать демократическая власть. Во-вторых, сказалось отсутствие информации о том, как исполнительная власть обманывала представительную власть и вводила в заблуждение общество. В-третьих, нельзя недооценивать роль пропаганды. Она талантливо создавала впечатление, что с одной стороны находились молодые, способные, интеллигентные реформаторы – Егор Гайдар, Анатолий Чубайс. А с другой стороны – какие-то малопонятные, вызывающие опасения советские или полусоветские консерваторы. Симпатии многих представителей московской интеллигенции были, конечно, на стороне исполнительной власти – Ельцина, Гайдара и Чубайса.
Не дожидаясь вашего вопроса "Как я воспринимал события 1993 года тогда и сейчас?", отвечу, что я был на стороне исполнительной власти. Я не принимал участия в боях, но симпатии мои были на стороне президента. Изменилась ли моя оценка? Да, изменилась. Не столько по поводу событий 3-4 октября 1993 года – тогда изменять что-либо было уже поздно, сколько по поводу событий, неизбежно приведших к октябрю – 1 и 6 ноября 1991 года, по поводу президентских приватизационных указов августа 1992 года.
– Какой урок можно извлечь из этих событий?
– Их несколько. Главный урок заключается в том, что в основе демократической политической системы лежит верховенство права. Это фундамент. Участники политического процесса, конечно, преследуют свои цели, но должны действовать в соответствии с правом. Отказ от верховенства права приводит к тому, что на место одной тирании приходит другая.
Демократическая политическая система не существует без разделения властей, при котором каждая ветвь власти понимает и соблюдает свои обязательства. Граждане избирают законодательную власть, которая формирует исполнительную власть. Эти важнейшие принципы правового демократического государства были грубо нарушены в России в 1991 году.
Это было, увы, не единственное нарушение права. Распад СССР был, очевидно, неизбежен, но его ликвидация осуществлена с грубейшими нарушениями элементарных правовых норм. Роспуск СССР произошел не в результате экономического кризиса, а в результате сознательных силовых действий по уничтожению СССР. Роспуск СССР был необходимым, но действия, приведшие к ему, осуществлялись вне правового поля.
Важнейший урок заключается в том, что основой цивилизованного общества является верховенство права – это, во-первых. Государственная власть должна формироваться на легитимной основе волеизъявления граждан, это во-вторых. В-третьих, исполнительная власть должна формироваться законодательной властью и быть подотчетной ей, то есть, в конечном счете, гражданам.
Все три принципа в нашей стране были грубейшим образом нарушены в 1991–1992 годах, что неизбежно привело к противостоянию двух ветвей власти и российской гражданской войне 1993 года. В ней номенклатурно-бюрократическая "партия короля" одержала победу над демократической "партией" парламента. Нынешний российский авторитарный политический режим был рожден на развалинах парламента в октябре 1993 года. А зачат он был 6 ноября 1991 года.
svoboda.org