Мы стоим перед лицом фундаментальных изменений в системе международных отношений. Порядок, заложенный в результате исторических уроков Второй мировой и холодной войн, сталкивается с вызовами, которые требуют от нас глубокого переосмысления и адаптации.
Россия и Китай, оба ищущие пути для расширения своего влияния, активно работают над созданием многополярного мира. Их стратегии, хотя и различаются, имеют общую цель — сократить стратегическое доминирование Запада и, в частности, Соединенных Штатов. Эти действия подрывают не только политические, но и экономические столпы существующего порядка, затрагивая принципы демократии и прав человека, которые стали основой международного сообщества после 1945 года.
Особое внимание следует уделить ситуации в Европе. Польша, как важный игрок в региональной и европейской безопасности, оказывается в центре этих изменений. Политика безопасности Польши, которая традиционно ориентировалась на сотрудничество с НАТО и Европейским Союзом, теперь требует переосмысления в контексте новых вызовов. Полномасштабное вторжение России в Украину не только меняет баланс сил в регионе, но и вынуждает Польшу и её союзников переоценить свои оборонные стратегии.
Китай, в свою очередь, хоть и не представляет непосредственной военной угрозы для Европы, через свои территориальные амбиции в Южно-Китайском море и посредством стратегических инвестиций в Европе, создаёт новые вызовы для международной стабильности. Увеличение сотрудничества между Китаем и Россией подчёркивает эту тенденцию и требует от европейских государств более глубокого анализа своей внешней и оборонной политики.
Теперь, когда мы сталкиваемся с возрождением территориальных конфликтов и политики силы, особенно актуальным становится вопрос: какова роль Польши и Европы в этом новом геополитическом ландшафте? Важно, чтобы Польша и её союзники укрепили свою оборонную способность.
Российская военная кампания в Украине сталкивается с серьёзными проблемами на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях, что, в свою очередь, дало повод для оптимизма среди многих в международном сообществе. Предполагается, что Россия, оказавшаяся в дипломатической изоляции и страдающая от экономических санкций, не в состоянии добиться успеха против Украины, которая пользуется широкой международной поддержкой. Тем не менее, реальность войны и победа в ней не всегда коррелируют с конкретными, измеримыми показателями, такими как количество военных потерь или объём захваченной территории. Понятие победы часто определяется субъективно, на основе восприятия и интерпретации событий воюющими сторонами.
Следует осмыслить, каким образом российское лидерство может интерпретировать успех в украинском конфликте. На особую российскую стратегическую культуру оказывает значительное влияние взгляд Путина и его администрации, определяя их подход к международным кризисам и поиску путей достижения политических целей. Эта стратегия отличается от западной, что неизбежно приводит к различиям в том, что считается победой в Украине. Российская интерпретация победы может быть несравнимо отличной от украинской или западной, что является критически важным фактором при формулировании ответных мер и стратегии действий. Понимание этой разницы в восприятии и оценке ситуации необходимо для разработки реалистичной и эффективной политики безопасности, особенно для стран, таких как Польша, которые играют ключевую роль в европейской и региональной стабильности.
Тема «теории победы» предоставляет уникальный взгляд на российское понимание успеха в украинском конфликте. Эта теория указывает на то, что победа не всегда является результатом, который можно однозначно измерить или увидеть; часто она оценивается через призму субъективных взглядов и политического контекста. Война, в своей сути, представляет собой не только военные действия, но и политические манёвры. Именно в политическом измерении и заключается определение победы. В каждом конфликте стороны могут иметь своё уникальное видение исхода, и это видение может не совпадать с внешними оценками. Дополнительную сложность в понимание победы вносит многогранность войны, которая разворачивается на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях. Победы могут быть достигнуты на каждом из этих уровней независимо друг от друга, с различными краткосрочными и долгосрочными последствиями. Хотя тактические и оперативные успехи могут быть оценены количественно, стратегический успех оценивается в контексте того, были ли достигнуты первоначальные политические цели войны.
Окончание военных действий наступает тогда, когда стороны приходят к выводу, что дальнейший конфликт не служит их интересам. Такой анализ затрат и выгод отражает сравнение усилий, затраченных на достижение политических целей, с полученными результатами. Опасность слепого преследования военных целей заключается в возможности долгосрочного ущерба для экономики, общества и военной мощи страны.
Война — это процесс, подверженный изменениям, и политические цели могут меняться под воздействием войны. Цели стороны могут выполнять разные функции и не всегда связаны непосредственно с желаемым исходом после конфликта. Они могут служить для мотивации сил или для создания переговорной основы.
Таким образом, победа в войне часто представляет собой временное субъективное восприятие политического ландшафта по завершении конфликта. Восприятие общественности, формируемое через информацию и политическую коммуникацию, играет ключевую роль в формировании мнения о победе. Политическая и военная элита может использовать военные и политические события для активного убеждения населения в правильности их оценки ситуации. Стратегическая победа, таким образом, может быть результатом не столько военных успехов, сколько эффективной информационной кампании, которая убеждает общественность в достижении желаемого исхода. Это подчеркивает значимость информационных операций для достижения стратегической победы.
Российская интерпретация успеха в украинском конфликте отличается гибкостью и подстраивается под изменяющиеся обстоятельства, при этом основная цель — убедить внутреннее население в том, что военные и политические затраты оправданы. Это представление победы в большей степени обращено к внутренней аудитории, а не к Западу. Российские элиты выдвигают идею о необходимости России восприниматься как сверхдержава в новом многополярном мировом порядке. Вместе с этим подчеркивается ощущение, что Россия находится в состоянии стратегической обороны, оказавшись под угрозой со стороны Запада. Эта угроза проявляется не только в военном измерении, но и в идеологическом, включая распространение западных ценностей и демократических устремлений, что воспринимается как опасность для российской идентичности и территориальной целостности.
Вторжение в Украину рассматривается Кремлем как необходимая мера защиты от возможного расширения западного влияния, которое может представлять собой альтернативу авторитарной модели управления для российского населения. Присоединение Украины к ЕС и НАТО воспринимается как недопустимая стратегическая угроза для российской безопасности и статуса.
Первоначальные цели вторжения подразумевали быстрое свержение украинского правительства и установление пророссийской власти в Киеве, однако с изменением ситуации на поле боя цели также эволюционировали. Теперь российская стратегия фокусируется на создании состояния, в котором Украина превращается в государство, не способное эффективно функционировать. Кремль, начиная свою операцию в Украине, возможно, воспринимал ее как маневр, который принесет быстрые политические дивиденды. Однако неудачи на начальном этапе привели к пересмотру стратегии, приводя к усилению военных действий с новой, более агрессивной целью - не просто добиться политической смены в Киеве, но и минировать украинское государственное строение так, чтобы оно стало проблемой, а не подспорьем для Запада.
Западное решение продолжать поддержку Украины остается решающим фактором в продолжении конфликта. Российские власти рассчитывают, что без поддержки со стороны Запада Украина в конце концов будет вынуждена пойти на уступки. Российский дискурс о военных действиях в Украине характеризуется изменчивостью и прагматизмом, фокусирующимся на формировании внутреннего убеждения о том, что достигнутые результаты оправдывают вложенные усилия, но не нацелены на одобрение со стороны мирового сообщества.
В центре российского стремления лежит амбиция к переформатированию глобального порядка в сторону многополярности, где Россия предстаёт как один из ключевых игроков. Такой подход внешне кажется привлекательным для внутреннего населения, но он также направлен на ослабление влияния Запада на международную арену. Это могло бы включать в себя расширение геополитического влияния России на территории Молдовы и Белоруссии, а также эскалацию кибер и разведывательных операций в Европе.
Пока российское руководство считает, что военные и политические цели в Украине перевешивают затраты, конфликт продолжится. Украинский успех может провоцировать усиление военных действий со стороны России, так как для Кремля потеря лица на международной арене и внутри страны неприемлема. Следовательно, продолжение конфликта может быть продиктовано не только стремлением достичь военно-политических целей, но главное, желанием избежать внутренних и международных последствий поражения.
С учётом этого, российская военная стратегия включает в себя тактику на истощение вооруженных сил Украины и создание сомнений в отношении перспективы быстрого разрешения конфликта. Тактика направлена на ослабление воли Украины к сопротивлению и готовности Запада к поддержке. Ее цель - захват оставшихся регионов, чтобы, в случае изменения обстановки, Россия могла объявить о стратегической победе, даже если более широкие цели не достигнуты. Российский геополитический нарратив, основанный на классическом противостоянии с Западом, может использоваться постоянно. Даже если Россия объявит о победе в Украине, не достигнув своих изначальных военно-политических целей, она сохранит борьбу с Западом, как неотъемлемый элемент своей стратегии.
Вопрос о том, как Россия концептуализирует «победу» в украинском конфликте, остается предметом широких дискуссий и анализа. Перспектива России может меняться в зависимости от того, рассматривается ли конфликт как локальное столкновение, региональный кризис или часть более широкой глобальной конфронтации. В любом случае, определение Россией своих целей и масштабов войны является только одной стороной медали. Противостоит ей Украина, поддерживаемая международным сообществом, чьи действия и решимость также вносят значительный вклад в динамику и потенциальный исход конфликта. Западные страны играют ключевую роль в поддержке Украины, предоставляя военную помощь и дипломатическую поддержку, что, несомненно, укрепляет оборону Украины и влияет на ее способность вести и продолжать боевые действия. Позиция Запада будет критически важной не только для непосредственного исхода конфликта, но и для будущего регионального и международного порядка.
В этом контексте крайне важно для Украины и ее союзников разработать скоординированную теорию победы, которая учитывает не только военные, но и политические аспекты конфликта. В этом вопросе Польша могла бы сыграть ведущую роль. Эта теория должна основываться на решимости и единстве, обеспечивая поддержку Украины в ее стремлении к восстановлению суверенитета и территориальной целостности.
Президент США Джо Байден и премьер-министр Великобритании Риши Сунак подчеркнули свою приверженность Украине, заявив, что их поддержка будет продолжаться «столько, сколько потребуется». Это утверждение подчеркивает необходимость длительной стратегии, которая сможет противостоять противникам и поддержать Украину в достижении устойчивого мира.
Таким образом, понимание российской концепции победы — это важный шаг в разработке этой стратегии. Только с полным осознанием мотивов и стратегий обеих сторон можно будет разработать эффективный план действий, который поддержит Украину, обеспечит безопасность Европейскому Союзу и укрепит международный порядок, основанный на правах, суверенитете государств и справедливости.
Инал Шерип, министр иностранных дел ЧРИ