Эссе
Мы привыкли видеть в технике только повод к свободе. Опасное заблуждение! Любое техническое изобретение, освобождающее человека, в равной мере может быть использовано и для его закрепощения
Неизвестный хакер уничтожил мою страничку в Интернете… Позвольте представиться: Новиков Андрей Владимирович, старый самиздатчик, участник Группы «Доверие» в 80-е годы.
Мой сайт пользовался – в связи с вольностью суждений – скандальной репутацией среди посетителей Интернета, о чем свидетельствовала книга отзывов: от восторженных до ругательных.
Случай этот навел меня на очень печальные размышления относительно будущего Интернета в нашей стране.
Честно говоря, я никогда не верил, что наше государство может позволить такую роскошь, как свободное создание кому каких вздумается сайтов. Хотя, с другой стороны, проконтролировать-то как? Сеть ведь не пресса, которой лицензия полагается, бумага, распространение и еще Бог знает что. Газету можно закрыть. У телеканала отключить, в простейшем случае, сигнал. А с web-сайтом как?
А вот как. Государство поручает своим спецслужбам создать централизованную и автоматизированную систему Хакерства по обезвреживанию неугодных сайтов. То есть создается такой институт мобильной цензуры, готовой «замочить» любого, кто переступит черту дозволенного.
Почему-то у нас считается, что технические открытия в области информатики могут быть направлены на увеличение степеней свободы. Эта же техника может быть применена и на обуздание свободы. За изобретением ксерокса идет изобретение и машины по уничтожению ненужных бумаг. Технические открытия первоначально всегда создавали иллюзию свободы, но кончалось тем, что на базе тех же технических изобретений делались средства обуздания этой свободы и контроля за информацией.
Интернет вряд ли будет исключением. Его, как известно, изобрели англичане. И, в сущности, он техническое воплощение испокон веков существующей на Западе свободы слова. Но у нас-то такой свободы не было! Поэтому нам предстоит «доизобрести» это великое изобретение, приспособить к нашим собственным традициям (прежде всего – традиции вмешательства Государства в частную жизнь граждан).
Настораживает подчеркнутая репрезентация, особенно в последнее время, всех этих «продвинутых молодых людей». Я общался с этими «продвинутыми» людьми, и они неизменно поражали меня убогостью культурного мышления. Технари они, может, и замечательные, но кто знает, на что это «технарство» будет направлено в реальном пространстве и времени? Не на создание ли вот таких систем государственного хакерства? Или на превращение Сети в подслушивающе-подсматривающее устройство в каждом доме?
Давайте будем реалистами: у нас никогда не было свободы, ни при печатном станке, ни ранее. Неужели кто-то думает, что она появится теперь?!
Появится не свобода, а технические артефакты, муляжи этой свободы.
Свобода вообще не изобретается, она завоевывается – в кострах инквизиции, в протестантских революциях, в ночных бдениях над трактатами, в подпольных типографиях. Интернет, который пришел к нам с Запада, тянет за собой всю историю борьбы за свободу слова. Изобретение это вполне сравнимо по своему значению с изобретением Гуттенберга и даже в чем-то превосходит его. Дело в том, что печатный станок символизировал собой выход за рамки рукописно-сакрального формата средневековой культуры. Текст как бы десакрализировался, печатаясь бесчисленное количество раз, и в то же время возникал новый официоз. Печать была в то же время и новой цензурой. Неизданный писатель уже как бы и не существовал, его маргинально-рукописное бытие было ничтожно перед печатью, поставленной на индустриальную основу. Особенно это проявилось в странах с этатической традицией (России), где печатный станок был монополизирован государством. Правда, с другой стороны, это было хорошо, потому что сжигать теперь стали не авторов, как раньше, а только книги.
Печатно-индустриальный режим допускал существование «неизданных» маргиналов. (Эта двойственность чем-то схожа с допущением юродивых на Руси, которым даже при жесточайшем деспотизме дозволялось «говорить правду».)
Как следствие этой двойственности возник андерграунд – творческое подполье тех, кто производил некие идеи, но не способен был в должной мере их объективировать. Таким образом, печать породила цензуру, а цензура породила оппозицию.
Впоследствии Рукопись неоднократно «восставала» против печати и цензуры: скажем, первый Самиздат, хождение литературы «в списках» в России в начале XIX века и было ничем иным, как формой протеста неизданной рукописи против разрешенной печати.
Все дальнейшее развитие культуры происходило под знаком борьбы вот этого маргинального рукописного творчества против Печати. Последняя была синонимом и цензуры, и самого Государства – как десакрализованной власти, подменившей традиционную Церковь.
Изобретение ксерокса, т.н. «малой полиграфии», соединившей рукопись и книгу, а затем и изобретение Интернета возвело Самиздат в абсолютную степень. Возникла ситуация, напоминающая догуттенберговские времена, когда все рукописи находились почти в равном положении. Произошла полная реабилитация и Частного Текста, и дисперсивного (распыленного, неорганизованного единым центром) информационного пространства. Правда, Интернет не только дал возможность частному существованию рукописи, но и сделал ее доступной всему миру. Такого в истории еще никогда не было! Дисперсивное пространство к тому же еще и сжалось. Появился как бы светящийся аквариум, наполненный рыбками. Все стало прозрачным и видимым. И не исключено, что в этой самой прозрачности и «аквариумности» и заложена возможность дальнейшей несвободы, подконтрольности Интернета…
Стоит заметить, что первоначальная эйфория от Интернета уже начинает проходить. Дело в том, что текстовые структуры, заложенные в Сеть, были рассчитаны на традиционно книжное чтение.
Всякий организм, попадая в более благоприятные условия жизни (например, в состояние невесомости), чувствует некоторую эйфорию, чувство «полета». Так и артефакты книжной культуры, попав в «аквариум», почувствовали необычайную свободу.
Вряд ли нужно объяснять чувство автора, который благодаря Интернету может быть прочитан «всем миром». Но в том-то и дело, что «весь мир» не торопится читать каждого попавшего в Интернет. Забитые электронные ящики и малопосещаемые сайты говорят об этом очень хорошо. Интернет сам по себе не является формой общения, а только усиливает те структуры общения и циркуляции информации, которые возникли до него.
Приведу пример с телефонным аппаратом. Технически я могу поднять трубку и позвонить кому хочу и куда хочу. Это тот же самый Интернет. В действительности же я буду звонить только тем людям, которым хочу звонить. Причем эти люди возникли в моей жизни не благодаря телефону, а благодаря каким-то иным, не связанным с телефоном обстоятельствам (знакомство на улице, на работе). Таким образом, вместо того чтобы сидеть дома и крутить целыми днями телефонный диск, я звоню только тем, кому мне нужно звонить. Более того, если мне начнут звонить кто попало, то я, скорей всего, отключу телефон или установлю АОН автоответчик.
Что-то подобное, на мой взгляд, имеет место и с Интернетом. Сеть сама по себе не дает нам то, чего мы от нее ждем, она лишь реализует традиционные структуры культуры. Причем количество «АОНов» или иных автоматизированных субсистем контроля, блокирующих или видоизменяющих информацию, возрастает пропорционально «свободам» Интернета. Повторяю еще раз: несвобода всегда имеет тот же технический принцип, что и свобода. Уничтожить сайт не менее просто, чем создать его. Намного, намного проще! Подменить информацию или ее автора не менее легко, чем запустить аутентичную. Вообще, Сеть – это нераспаханная нива для спецслужб. Через нее можно сделать такое, что и не снилось.
А причина все та же – «аквариум», в котором под прожектором плавают рыбки. Невероятная поначалу свобода, которая позже начинает оборачиваться против себя самой. Ведь в том же аквариуме и «воду» можно сменить, и рыбок заменить, и муляжи из них сделать. Или вообще там раков запустить (как говорится, на безрыбье и рак рыба). Несвобода – это вечный спутник свободы.
Еще одна особенность интернетизированного культурного пространства (замечу, что я говорю не только о самом Интернете, но и о задаваемом им формате культуры) состоит в отсутствии прежнего подполья.
Речь идет о подполье в классическом смысле слова – андерграунде, существование которого определялось печатным станком и как бы созданным по его подобию Государством.
Отсутствие цензуры и прежней государственной машины делает бессмысленным существование андерграунда, правда, в этом случае остается проблема бесконечной маргинализации сайтов или сегментов культуры, не вписывающихся в легальный общественный дискурс.
Но и в этом случае факт наличия таких маргинальных сегментов может косвенно влиять на «немаргинальные». Последние (вместе с представленным ими официозом) должны будут найти какой-то способ защиты, а еще точнее, компиляции, «высасывания» маргинальных сегментов и встраивания их в легальное информационное поле. Любопытно заметить, что подобным способом будет строиться в будущем, скорей всего, и вся новая государственная машина, не запрещающая прямо оппозицию (или там всякие молодежные радикальные субкультуры), а ВЫСАСЫВАЮЩАЯ их, подобно осьминогу, делающая из них своего рода выжимку. Государство, для того чтобы обуздать оппозицию или молодежный экстремизм, будет вынуждено само играть в них, создавать такие псевдорадикальные артефакты молодежных движений (как, например, это было во времена комсомола), или лжеоппозицию (как это происходит теперь).
Изобразим это фигурально: если раньше оппозиция находилась «под» властью (то есть это и была ситуация андерграунда, причем андерграунд иногда «переворачивался» и занимал положение власти, затем в новом государстве вызревал новый андерграунд и т.д.), то теперь взаимоотношения власти и оппозиции приобретают более горизонтальный, что ли, характер. Оппозиция перманентно отбрасывается вращающейся центрифугой власти, и одновременно с этим власть компилирует оппозицию, постоянно заимствует у нее лозунги и приемы. (Скажем, свобода слова направляется против свободы слова; экстремизм глушится другим экстремизмом; террористы уничтожаются другими террористами, и т.д.) Получается своего рода выжималка: любое протестное движение отбрасывается к стенке, и из него выжимается «сок», питающий властный официоз. Подобным образом работают, кстати, западные демократии, когда им нужно справиться с каким-то протестным движением (коммунистами, хиппи, «студенческим бунтом» 68 года). Однако западная демократия как уже сформировавшаяся система с либеральными институтами может позволить себе просто растворять эти оппозиционные сгустки, не уничтожая и не подавляя их. А вот молодое новорусское государство, возникшее как опухоль псевдоморфированной демократии, будет действовать, скорей всего, другим способом: внедряясь в мякоть гражданского общества и как бы преобразуя его в твердую жемчужину. (Воспользуюсь другим образом, больше подходящим к Интернету, часто называемому «всемирной паутиной»: в паутине должен появиться паук – некое субъектное, властное поле, выстраивающее себя из окружающей дисперсии, но при этом используя приемы и структуру дисперсивного пространства.)
Одновременно с этим появятся и всевозможные «рогатки» против маргинальных сайтов. Новый официоз начнет шаблонировать сознание своих читателей (зрителей, электората – не исключено, что со временем выборы будут происходить через Сеть, так же как вещание телеканалов, радиопрограмм, общение по телефону, посылание телеграмм, дача объявлений, оплата покупок, пользование библиотеками, et cetera, et cetera. Сеть станет централизованным местом совершения ВСЕХ функций гражданского общества. Разве что исключая функцию отправления естественных потребностей, и то, вероятно, к унитазам будут приделаны специальные компьютерные датчики для автоматического анализа кала. Можно только представить, какое значение приобретет Сеть с точки зрения контроля за гражданами! Появится Компьютерное Государство, какое не снилось никакому Рейху или СССР, артефактами господства в которых, как известно, были пыльные папки с досье на своих граждан. Тоталитаризм-то, скажите, рухнул из-за чего? Из-за дурацких форм контроля и бюрократизированного хранения информации. Папок на всех не хватило! В Компьютерном Государстве таких проблем не будет: там мегабайт хватит на всех. Причем с избытком! Все о человеке будет известно: куда звонил, какие книги читал, кому и какое электронное письмо писал, сколько раз переключался с одного телеканала на другой, в какие сайты в Интернете входил, сколько раз выключал всесоюзное радио, когда по нему исполнялся гимн. Наконец, что оставил в унитазе. Полное сканирование души и тела с последующим автоматизированным анализом в компьютерных сетях. Я уж не говорю о том, что уже сегодня происходит: например, автоматически включающееся записывание телефонных разговоров при произнесении так называемых знаковых слов (например: «экстремизм»).
Уже сегодня номера, по которым звонил абонент, заносятся в Сеть для анализа на предмет звонков «нежелательным абонентам». (Кстати, и «компьютерный унитаз», упомянутый мной, тоже существует, правда, никто его пока в Интернет не додумался подключить. А ведь додумаются, к этому идем!)
Наконец, вживление компьютера в гражданское общество и в человека может произойти самым натуральным образом: путем вживления в человеческий организм специальных датчиков, которые там чуть ли не состав крови начнут контролировать и степень возбуждения нейронов от «нежелательных мыслей». (Опять-таки замечу, что «электронные браслеты», по которым определяется местонахождение человека, – это уже реальность.)
Мы привыкли видеть в технике только повод к свободе. Опасное заблуждение! Любое техническое изобретение, освобождающее человека, в равной мере может быть использовано и для его закрепощения. Причем развитие таких «механизмов несвободы» на базе технических достижений, как показывает практика, гораздо быстрее, чем обратный процесс. Например, в России печатный станок был сразу же поставлен на службу Государству, свободного книгопечатания у нас, в отличие от Западной Европы, почти не существовало. Откуда такая уверенность, что у нас приживется Интернет? Что он не будет должным образом русифицирован, запрограммирован и внедрен в массовое пользование, так сказать, в рафинированном виде?
Пока мы пользуемся западными компьютерами и, в основном, западными программами. По-настоящему компьютер в наш быт еще не внедрен. Не русифицирован! Компьютер пришел к нам с Запада (свое ЭВМ-строительство мы, как известно, похерили в 70-х годах). Мы вынуждены были принять его со всеми его потрохами, даже писать первоначально были вынуждены латиницей. Компьютерные Кирилл и Мефодий только ведь потом появились.
Особенность русского восприятия Интернета в том, что мы инстинктивно стремимся в любом новом информационном изобретении воспроизвести законы общинной «нашенской» цивилизации. Как бы обобществить любую информатику (не в том смысле обобществить, что сделать «достоянием всех и каждого», а в том, что любое информационное поле должно стать общиной).
Если угодно, это наше традиционно социалистическое понимание всего «общего»: начиная от лестничной площадки и кончая информационными пространствами. Везде мы воссядем и начнем семечки грызть.
«Общее» для нас – это «народное», «общинное», «коллективное».
... Помню, как в 80-х годах распространял в Рыбинске Самиздат. В определенном смысле Самиздат – это первый наш «бумажный Интернет». Пиши, что хочешь, издавай на пишущей машинке и распространяй. Но – как бы не так! Против меня восстала общественная традиция: всякий публичный артефакт в ее понимании есть НАРОДНЫЙ, КОЛЛЕКТИВНЫЙ тип высказывания. Не может быть одиночки-писаря, который «сам от себя пишет»! Это противоречит закону русской информатики: всякий высказывающийся должен «кого-то представлять».
Кончилось тем, что меня «прикрыли». Причем интересно, как: «Если бы каждый писал, что хотел, непонятно что было бы! – И далее: – Вот так обгадить нашу родину в статьях – так только НА ЗАБОРАХ МОЖНО».
Хочу, кстати, заметить, что обгадить родину на заборах в Рыбинске невозможно. Я много лет живу в этом городе и знаю, что заборы здесь – что доска объявлений. То есть тот же Интернет.
Но Интернет в русском понимании. Это только на первый взгляд кажется, что писать можно все, что угодно, а на самом деле свои законы есть в этой писанине! Слово матерное напиши – никто не заметит. Свастику нарисуй – не заметят. А вот что-нибудь диссидентское (как я однажды попробовал) – сразу все заметили! Все возмутились! Нашли недозволенного автора и долго-долго ему рожу били. Больше того! Нашелся хозяин вот этого забора – какой-то вислоухий мужик, и сказал написавшему: что ж ты, падла, забор мой испоганил. – «Так у вас же вон: то свастика, то… нарисован. Забор-то и так …вый. Не мог, не мог я его испоганить одним только диссидентским словом!» – «Пусть свастика, – не унимался хозяин. – Это нашенское, народное, это народ наш х-вый русский пишет, душу свою х-вую отводит, а не ты свои лапы на родину кладешь!»
Лет двенадцать прошло с тех пор, а не могу забыть. Ведь был тот забор и тот мужик вислоухий, говоря современным языком, первым нашим сетевым сервером-провайдером! Не так ли будет выглядеть и будущий «русский Интернет»? Ведь не вытерпит русская душа, чтобы какие-то психи-одиночки (вроде меня) в публичном информационном пространстве (пусть и виртуальном) чего им вздумается писали! Ой, чует моя душа, не вытерпит! «Нашизируют» Сеть, ей-богу, нашизируют!
Это вот только пока Интернет моден и ВИРТУАЛЕН. А когда в быт народный войдет, сразу об этой виртуальности позабудут. Ведь я что в прессе Родину-мать обгажу, что в Интернете – разницы ведь никакой нет абсолютно! Неужели вы думаете, что меня в Интернете терпеть будут? Ой, не будут, чует мое сердце! Все стерпят, и свастику, и анекдоты, и порнуху. А меня не стерпят! Потому что о порнухе ясно, что она порнуха. И о свастике ясно, что она свастика. А вот кто я такой, непонятно! Общее, общее у нас пространство, товарищи, нашистское, не позволим гадам пакостить в нем! Смуту сеять статьями своими! Глумиться над нашей великой Родиной.
А значит, что надо: ПЕРЕДЕЛАТЬ Интернет. Он ведь, если мозгами пораскинуть, с Запада пришел к нам. По западным законам сделан! С западной свободы слова! Без русской специфики! А у нас нету никакой свободы, у нас вот этот narod.ru. Россия виртуальная! Новая историческая общность, сливающаяся в очередную «коллективную волю». Подчиненная народным общинным законам. Выставляющая свои семейные фотографии. Но без диссидентства, без диссидентства…
Будем честны: любое техническое изобретение воссоздает всегда традиции той страны, в которой оно внедряется. В России это – традиции деспотизма и ограничения прав личности во имя общественного блага.
Может быть, правда, другое: такие, повторяю, «муляжи свободы»: вот, скажем, в сервере narod.ru, где был открыт мой скандальный сайт, благочинные граждане открывают совсем другие сайты – типа визиток. Оттого, кстати, и называется narod. Русский narod, хоть с точкой ru, хоть без точки, будет всегда тем, чем он был. К чему, скажите, narodу в оппозицию играть, статьи маргинальные пописывать, дайте ему пол-мегабайта, чтобы он указал в своем персональном сайте фамилию-имя-отчество, любимый цвет, способ приготовления супа харчо и повесил фотографию своей семьи. И все! Никаких отрепьевых! Доска почета – с рожами и харями, как при советской власти на проходных. Воспроизведение в Интернете того обывательского «narodного» идеала, который всегда здесь был, и который ни одна модернизация не взяла.
Откуда, позвольте спросить, вообще взялась эта романтизация Internetа? Дайте Internet хохлу, он в нем вареники начнет печь. Дайте его русскому – там один мат будет. Больше ничего не будет. Дайте его американцу – начнется привычная стоматологическая выставка «хау ду ю ду».
Итез, екибаны в рот, лтд инкорпорейшн, вашу!
Вот чем ответит Россия на вызов времени.
…Я боюсь, что в этой стране Интернет опять сделают Интернатом. Поставят всех строем, повяжут каждому галстук и скажут:
– Запевай!
Широка страна моя родная!
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!
Несколько слов о противодействии государственным хакерам, или Гомеопатия
Вот в последнее время «Чеченпресс», где я печатаюсь, подверглось нападению хакеров, скорее всего из спецслужб. Что тут ответить? Мочите в ответ. Будьте факерами.
Взломайте сайт каких-нибудь «Известий», какого-нибудь «Русского журнала», какого-нибудь ГРУ, – на подобное отвечают подобным. Объявите информационную войну .
Будьте факерами, – а мы будем факелами.
Та же логика лежит, между прочим, и в прекращении физической войны: пока наша поганая педеральная армия творит беззакония в Чечне, будут уничтожаться люди и в Москве. Прекратите войну – прекратятся и теракты.
Я не призываю к военно-технической войне. Я лишь констатирую, что она неизбежна – в условиях, когда российское государство совершает взломы чужих сайтов.
Так что может вы перестанете взламывать сайты, которые вы не делали, товарищи из Педеральной Службы Безопасности Российской Педерации – так, кажется, называется ваша обнаглевшая организация? Может приучитесь вести себя цивилизованно? Ведь ЦРУ не взламывает сайты экстремистских организаций Ирака, – американцы чтят чужую свободу слова, а вы ведете себя, как собаки. Тем самым расписываясь просто в своем бессилии. Это значит, что ваш режим основан на лжи.
Андрей Новиков, независимый аналитик, для Чеченпресс, 27.01.05г.