Заметки русского человека
Что для кавказца хорошо, для русского – смерть: так можно перефразировать известную поговорку.
Многие кавказские типы, которые у себя на Кавказе выглядят вольно и благородно, в условиях России обретают почему-то ужасный вид. Они становятся как бы выпуклыми и угрожающими. Они становятся почти демоническими.
Надо сказать, что и сами кавказцы, оказываясь в русских условиях, невольно развивают в себе эти ужасные качества, пугая русского человека постоянным насилием. Русский же человек, который никогда не жил среди северокавказских народов, трактует это на свой манер. Ему кажется, что кавказцы – это насильники и убийцы, постоянно потрясающие кинжалом. Отдельные кавказцы, впрочем, в условиях России и впрямь становятся такими. Это абреки, превратившиеся в уголовных бандитов. Развившие в себе – благодаря среде – определенные качества.
Здесь я могу вспомнить чеченскую уголовную мафию в Москве в 80-х годах, по которой у русских людей выработался неверный стереотип восприятия чеченских военных структур. А различие между ними было немалое. Поэтому когда Россия бросилась «мочить» будто бы бандитов в Ичкерии, она столкнулась с чем-то таким, что не представляла в них. Это были не бандиты-уголовники, а героические бойцы, защищавшие свой Северный Кавказ от нашествия. А вот искаженный образ чеченцев и других народов в головах русских солдат сыграл с ними плохую шутку.
Приедьте на Кавказ и поживите среди кавказских народов, и вы увидите, как естественно воспринимаются эти грозные люди. Как естественны за поясом у них кинжалы! Как легка их экспрессия и как весело они режут в праздники баранов. Но стоит всем этим кавказским типам очутиться в России, как качества их представляются российским людям чем-то странными и подозрительными. Кавказский же человек, видя, как его воспринимают русские, сам невольно делается таким.
В кавказце с воткнутым за пояс кинжалом россияне увидят бандита- уголовника.
В кавказской манере вести беседу – неприличие и агрессию для себя.
В кавказской экспрессивном танце – дикость.
В поклонении северокавказцев Аллаху – стремление всех поставить на колени. А в резании баранов – прообраз резания людей, а в ударе бича – не «джихад руки», определенный порядок, а банальное порабощение (для него это все равно, что удар плетки).
Все дело в том, что русский человек, привыкший сам к рабству, все толкует как рабство. Он возмущается этим рабством, негодует, и вместе с тем боится, и стремится к нему. В нем спят еще воспоминания об Орде. У него есть воспоминание и о крепостном праве (кстати, у чеченцев никогда не было крепостного права: они никогда не делали своих соотечественников рабами, – в чем их отличие от России).
Мусульманский и кавказский деспотизм для нас унизителен и оскорбителен. Не видя в нем вершины, мы трактуем его по-своему. – Не видя вершины горы, мы и гору можем с равнины воспринимать как стену, возвышающуюся перед нами.
Наверное, мы слишком различны. Мы с трудом воспринимаем друг друга.
Но вот что интересно: внутри России, в ее собственных деспотических и тоталитарных структурах, образуется сейчас вакуум. Это вакуум власти. Причем не политической, а административной, народной власти.
Российская власть не знает, как ей управлять собственным народом. Она мечтает об авторитаризме. О низовом, административном авторитаризме.
Она мечтает о тех, кто будет управлять его зонами, его дворами, будет выбивать дурь из алкоголиков и, так сказать, десвинизирует русского человека, о тех, кто установит порядок в России.
Как показывает опыт, армия не может этого сделать, – беда России в том, что, будучи сверхмилитаризованной державой, внутренне она малоавторитарна. Поэтому она ищет авторитарные модели на стороне. Это может быть и немецкая, и китайская, и латиноамериканская модель авторитаризма: ничто не помешает нам это все взять, как приняли мы когда-то викинговскую модель управления.
Но я бы сказал, что может быть и кавказская модель авторитаризма. Мы можем обернуться в сторону своих врагов и увидеть в них положительную модель для управления собой. Демократический и независимый тип кавказского вольного горца в условиях России вряд ли возможен. У нас иной воздух, иное давление, другой ландшафт, чтобы горец был бы у нас вольным человеком.
Можно сказать, что Россия не знает по-настоящему своей вольницы, в ней нет естественных федеративных высоких отношений, которые сложились на Кавказе, – и которые существовали когда-то в Киевской Руси. Нет рыцарства. Нет достоинства во владении оружием. Нет честности. Вольница в наших условиях неизбежно переходит в бандитизм, – и это судьба не только горцев, но и самих русских. Сам русский человек в условиях России – это либо раб, либо бандит. Тут трудно быть честным человеком. Если на Кавказе только два занятия считаются достойными мужчины, – торговля и война, то мы из торговли обязательно сделаем войну, а из войны – торговлю. С точки зрения кавказских и восточных людей русский человек – подлая тварь. Ничего удивительно, что и сам кавказец, когда он оказывается в русских условиях, начинает в чем-то уподобляться русскому человеку, перенимая его повадки, но в усеченном и более грубом виде. Нам этот вид кавказского деспотизма кажется поистине ужасным.
Вольный абрек с кинжалом за поясом в условиях России вырождается в уголовника. Чеченец вырождается в угонщика автобусов и самолетов.
Надо сказать, что Россия не знает малых войн, ведущихся на Кавказе постоянно и принимающих там особую форму, поэтому для нас любой конфликт – это большая война. Мы месим траками своих танков любого врага и сжигаем его дотла, как в Великую Отечественную, в этом наглядно проявляется русский подход к войне. Вести такими средствами войну на Кавказе – значит превращаться в фашистов. Это означало бы начать геноцид, и в ответ получить точно такой же геноцид, только уже в виде терроризма. Терроризм – это ответ на тотальную войну. Сейчас Россия эмпирически пришла к тому, что тотальная войну возвращается к ней бумерангом. Я бы сказал, что чеченская война может подорвать Российскую Федерацию так же, как афганская война когда-то подорвала советский строй. Результатом может быть кавказский деспотизм в России. Кавказец может вернуться в ужасном своем виде. Циничное российское правительство, не сегодняшнее, а будущее, может начать создавать из кавказцев Дикую дивизию.
Кавказец может необычайно распространиться по России и начать работать в милиции, в управлении, армии. Наконец, может начаться, – причем уже в скором времени,– массовое использование кавказцев (я говорю не обязательно о чеченцах, а о кавказцах в целом) в нашей исправительной системе. Если вы сейчас посмотрите на то, как выглядят начальники и сержанты наших колоний, то увидите в них что-то кавказское. – В их усах и особо темном выражении лица. Да разве не точно также выглядел и Сталин! Разве Сталин не был кавказцем в условиях России? И разве его усам и выговору не подражали миллионы бюрократов в советской державе! Взгляните на Ивана Грозного, и вы в нем тоже увидите что-то кавказское. Дело ведь вовсе не в том, что одна из его жен была кабардинка, а сам он близко стоял к многоженству, – но дело в самой натуре Грозного: это был типичный Сталин в условиях России.
Я думаю, так же, как мы когда-то переняли монгольские привычки, так же мы можем перенять и кавказский деспотизм.
Беда России в том, что она не хочет знать высокого и чистого Кавказа, забыв своего Лермонтова и Пушкина, своего Владимира Высоцкого. Даже В. Высоцкого современный россиянин перестает воспринимать и, как мне сказал один десантник, он бы… замочил Владимира Семеновича Высоцкого за его песни.
Это ублюдство современного российского человека ведет к тому, что он оказывается способным воспринять Кавказ только с низкой, деспотической точки зрения. Не с точки зрения Прометея, но с точки зрения орла, коршуна, терзающего бок титану. Не с точки зрения вольнолюбивого кавказского человека, а с точки зрения угрюмого деспота. Однако если мы сами так воспримем так Кавказ, то мы сами обречем себя на деспотию. Только не вините в той деспотии кавказцев, – они лишь отобразят традиционный русский деспотизм.
И если однажды вас свистом бича поставят на колени, то решайте сами, перед кем вам встать на колени – перед Богом или земным деспотом. Ибо каждый по-своему встает на колени… Деспотизм – это религия для неверующих.
Андрей Новиков, независимый аналитик, для Чеченпресс, 15.01.05г.