Рисунок Заурбека Талхигова

Чеченский след Елены Маглеванной. Интервью с автором

Интервью взяла Лариса Володимерова,
CHECHENPRESS, 29.08.07

Большая и редкая радость – открыть поэта не только талантливого, юного, - но и пишущего о Чечне, страдающего за народ и политзаключенных. Мы и познакомились с Еленой Маглеванной на форуме М.Трепашкина.

Лариса Володимерова: - Елена, как случилось, что чеченские мотивы насквозь пронизали поэзию девушки, рожденной в России?

Елена Маглеванная: - Кавказская тема близка прежде всего потому, что я всегда сочувствовала угнетенным народам. Тем более вдвойне неприятно, когда угнетателем становится страна, в которой ты живешь. Это не может не волновать. Да и  всегда мне были интересны чеченцы, их жизнь, культура. Это очень необычный народ, не похожий ни на какой другой. Стремление любого народа (как и любого человека) к самостоятельной жизни, желание ни от кого не зависеть – естественно. И непонятно, почему кто-то (я имею в виду власти России) присваивает себе право решать за других, как им жить.

Первая чеченская война произвела на меня очень сильное негативное впечатление, я до последнего момента не предполагала, что Ельцин решится на силовой вариант. После того, что российские войска сделали с Грозным, с другими городами и селами Чечни, совместная жизнь Чечни с Россией стала окончательно невозможной.

Возраст на наличие позиции не влияет. Проблемой этой интересуюсь еще с первой войны и не понимаю, как можно смотреть равнодушно на то, как наша огромная страна давит танками и посыпает бомбами маленькую республику, виноватую лишь в том, что однажды решила жить так, как считает нужным. Нарочно говорю «страна», а не «президент» и не «правительство»: считаю, что мы все, граждане России, соучаствуем в этом уже потому, что молчим.

В самой Чечне, к сожалению, никогда не бывала, хотя всегда мечтала побывать. Оказалась недавно в Осетии, попросила свозить в Чечню – сказали, нельзя, все перекрыто, просто так в республику никого не пускают, тем более с осетинскими номерами. И это называется «мирная жизнь»?

...Почему я об этом пишу? Просто таков мой способ выразить свое отношение к происходящему. Власть думает, что если все молчат, то все согласны. Мне очень обидно, что так мало людей в России поднимает свой голос против этой войны. Даже если силы твои скромны, и ты не являешься ни крупным политиком, ни влиятельным журналистом, – все равно есть возможность высказать свое мнение. Даже если ты ничего не изменишь сам по себе, то по крайней мере ты выполнишь свой долг в первую очередь перед своей совестью. А если таких людей будет много – как знать, может быть, что-то и изменится? - В любом случае, если промолчим, то не изменится ничего.

ЛВ: - Пожалуйста, расскажите читателям о себе – сколько лет Вам, чем заняты?

ЕМ: - Родилась в Волгограде, мне 25. Окончила физический факультет Волгоградского государственного педагогического университета, вторая специальность - учитель русского языка и литературы. Сейчас работаю техническим редактором в издательстве Волгоградского государственного института повышения квалификации работников образования.

Не считаю нужным прятаться под псевдонимом, ничего плохого я не делаю и скрываться мне не от кого, как, впрочем, и Вам. Вас ведь тоже на самом деле зовут Лариса Володимерова? Если мои стихи и есть в сети, то опять же под этим именем, я никаких ников никогда не брала. Книжек не выходило, скоро вроде должна выйти, но не знаю, когда это будет. Даже не могла мечтать, что все это когда-нибудь будет востребовано, да еще где - на ЧП! Оказывается, и мои - как у нас считают, неправильные и неполиткорректные - стихи кому-то нужны. Я рада, так как главная цель всего, что пишу (если вообще можно говорить о цели в применении к стихам, ведь они пишутся обычно сами собой) - поддержать чеченцев в их справедливой борьбе. Надеюсь, что это интервью выступит пусть мизерной - в меру скромных сил моих - но все-таки поддержкой. Передайте всем, кто борется против путинского режима, мою самую искреннюю солидарность! К сожалению, я делаю ничтожно мало, но душой я всегда с ними.

ЛВ: - Еще до книжки появится большая подборка Ваших стихов в немецком художественном, аполитичном журнале «Эдита Гельзен», издаваемом весьма разборчивым А.Барсуковым. Вашу поэзию также высоко ценит академик, президент «АПИА» Д.Кудыков. Сегодня мы предложим читателям Чеченпресс Ваши стихи в конце интервью. А пока – процитирую: «....Кто скажет, что проигран бой? Снега Такими чистыми бывают в январе, А через месяц потекут ручьем С чеченских гор в мои края. На утренней заре Горят снега, и мы по ним идем...». Или такой отрывок: «Четыре года – это, наверное, очень много, За это время успели открыть дорогу До Гудермеса, аэропорт построили, гимн сложили Ненашей страны, а еще – замолчали, забыли, заколотили Двери в доме твоем...».

И вот такие стихи:
«Если любишь, то ты идешь до конца: до Беслана,
До побелевших пальцев на кнопке, до той самой последней черты
И за черту, когда надо, и говоришь: «Если хочешь, я стану
Тобой и проживу свою жизнь, как хотел бы прожить ее ты».
..............................
Ходят тучи над городом, размывает дождь наши лица в газете,
И никто не узнает, что было на самом деле с тобой и со мной».

Но пока продолжите, пожалуйста, рассказ о себе.

ЕМ: - Ничем особо важным я не занимаюсь, работала корректором, два раза съездила в Москву на Марш несогласных, там познакомилась с Татьяной Монаховой и Михаилом Кригером (комитет М.Трепашкина). Являюсь членом Волгоградского обкома КПРФ и редактором коммунистического сайта, что, надеюсь, Вас не смущает. Я не очень убежденный коммунист, но пока я с ними: очень уж мне противен наступающий путинизм, а КПРФ на момент моего вступления туда казалась мне единственной оппозицией правящему режиму. Есть еще, конечно, Молодежный парламент Волгоградской области, но в его деятельности я принимаю не очень активное участие - что-то законодатель из меня не получается, не мое это. Вот защищать политзаключенных - это дело хорошее. Я бы с радостью приняла участие в подобной деятельности.

ЛВ: - Но Вы ведь и так помогаете.

ЕМ: - Помогаю политзаключенным – это, конечно, чрезмерно высокая оценка моих действий. Делаю, что могу, пока ничтожно мало. Про М.Трепашкина думаю только хорошее, считаю, что он очень честный и порядочный человек, и очень жалко, что он находится в таком положении. И ведь он не один – есть еще Стомахин, Талхигов, Новиков, да много других, которые сели в тюрьму или в психушку за то, что открывали людям правду. А Трепашкин вообще занимался опаснейшим делом – расследованием взрывов домов. Сейчас практически все, кто участвовал в расследовании, так или иначе выведены из игры – Сергей Юшенков убит (в версию об убийстве из-за денег верят далеко не все!), Юрий Щекочихин умер при загадочных обстоятельствах, похожих на отравление, про Александра Литвиненко я уж и не говорю – что с ним сделали за его настойчивость в попытках добиться правды, знают все. Статья Давида Кудыкова на ЧП на эту тему правда классная. Я тоже, например, считаю, что Литвиненко убил Путин, что бы там не говорили наши СМИ. Все их оправдания и высосанные из пальца версии абсолютно неубедительны. И лично я очень хочу, чтобы наш высокопоставленный чекист за все свои преступления получил по заслугам.

Надеюсь, что МИТ все выдержит и не сломается. Плохо, что люди в России почти ничего не знают о человеке, который страдает за их интересы.

ЛВ: - В дни памяти А.Политковской вспоминаются Ваши строки: «Вот разве прокурор спросить придет: «Не вы Убили журналистку на улице Москвы?»... Чайка как раз объявил, что Анна заказана несогласными с Запада ( - уж не ее ли личный друг А.Закаев, чтоб не повторяться?!). Назвали б ради разнообразия Абрамовича... Вот Вы рассказывали о КПРФ, статус которой поднялся из-за отравления П.Басанца. Итальянская газета La Stampa писала: «Врачи диагностировали у пострадавшего серьезный ущерб здоровью, нанесенный "неизвестным веществом", от которого в организме бывшего шпиона не осталось и следа. Этот сюжет очень похож на драму Александра Литвиненко, другого бывшего сотрудника КГБ, который был отравлен в ходе громкой операции, когда полонием-210 было заражено пол-Лондона». Любопытно, что Басанец занимался разведывательной деятельностью одновременно с Путиным в Дрездене, и мог бы многое нам рассказать, как, вероятно, свидетель, - еще и назвавший Путина «предателем своей офицерской чести, присяги и своего народа».

ЕМ: - Это отравление очень страшно, особенно потому, что Басанец уже далеко не первый. Пока спорят об убийстве Литвиненко, власть продолжает убивать своих противников. Выступления Басанца я в свое время читала, они очень жесткие, конечно, и направлены против строя, но неужели возможно, чтобы такое! Ужасно. Хотя после Литвиненко уже ничему не удивляешься. Трудно даже представить, на какую подлость не способны наши гэбисты. Следующим может быть вообще кто угодно. Надеюсь, что Павла Басанца все-таки спасут, желаю ему скорейшего выздоровления. Мне кажется, этот факт необходимо обнародовать как можно шире, чтобы люди знали, что творят наши спецслужбы. А то многие до сих пор верят в чекистские сказки, что Литвиненко убил Березовский или чеченцы.

С КПРФ я связана самым прямым образом – работаю в Волгоградском областном комитете. Почему пришла в компартию? Не могу сказать, что по сугубо идейным соображениям. В построение коммунизма не верю. Но у нас в Волгограде (а иногда у меня такое ощущение, что и в стране) компартия выступает как единственная серьезная оппозиционная сила. А режим уже реально достал, хочется не просто критиковать, что называется, на кухне, а реально бороться против него. Раньше я приходила в «Яблоко», но встретила там людей, которым, по большому счету, ничего не нужно, и уж тем более не нужны новые люди. За все три года, что я там числилась, «Яблоко» не провело в городе ни одного мероприятия, более того, мне даже ни разу не позвонили и на мои звонки не отвечали. Само собой, мне это скоро надоело. А коммунисты показались тогда действительно дельными людьми, которые хотят бороться. Сейчас, конечно, я и в компартии вижу множество недостатков. Я вовсе не считаю, что она честней и дальновидней демократических партий, просто у нас в Волгограде демократическое движение полностью отсутствует. Сначала я думала, что, возможно, мое пребывание в КПРФ временно, но сейчас уже не хочу уходить, я привязана к людям, с которыми мы работаем, не хочу их предавать. Да, у меня много идеологических разногласий с КПРФ, но сейчас мы вместе делаем одно общее дело – боремся против путинского режима, который не щадит никого, ни коммунистов, ни демократов. События, произошедшие с такими разными по взглядам людьми, как Александр Литвиненко и Павел Басанец, тому подтверждение. Путин и ФСБ уничтожают, зачастую попросту физически, любую оппозицию – и справа и слева. Поэтому – и это мое глубокое убеждение – бороться надо вместе, а то поодиночке нас всех передавят.

ЛВ: - Басанец говорил, обращаясь к коллегам: «Преследование по политическим мотивам, политические убийства в стране стали нормой жизни... Я не сомневаюсь, что диагноз нашей Родине Вы, мои товарищи, не раз ставили и без меня, малоизвестного опера. И Вы, не спали ночами, мучаясь от своей беспомощности. Вас, как и меня мучила Совесть. В России всегда были два главных вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Кто виноват? Вы знаете и без меня! Но что делать?. – Все бы хорошо: нам известно немало порядочных людей, вышедших из разведки, - но закончил речь Басанец отсылкой в ГУЛАГ: «И как сказал товарищ Сталин: «Победа будет за нами!»... Но, пока Ваш коллега справедливо боится ехать в больницу, опасаясь участи Ельцина, - верну Вас к теме Чечни. Каким Вы видите будущее?

ЕМ: - Война может закончиться только одним – предоставлением независимости Чечне. Все остальное, включая нынешнюю ситуацию – лишь временные перемирия. Чечня не хочет и не может жить с Россией, она никогда не была по-настоящему ее частью. Силой ее удерживать бессмысленно. Заставить полюбить себя невозможно не только отдельного человека, но и, тем более, целый народ, особенно после всего того зла, которое Россия им причинила – начиная с царя, продолжая Сталиным и заканчивая – хорошо бы, если «заканчивая»! – Путиным. Верю ли я в то, что к власти в России придет вменяемый правитель, который будет это понимать? Не знаю, я все-таки оптимист, давайте надеяться на лучшее. Хотя боюсь, что если это и случится, то очень нескоро, - неизвестно, доживем ли мы до этого. В любом случае – чеченцы сдаваться не привыкли, они оккупантам спокойного житья не дадут и в конце концов добьются своего. Еще раз повторяю, единственный выход из ситуации – признание суверенитета. Для начала можно провести переговоры между Россией и Чечней о статусе Чечни. Но ясно, конечно, что Путин никогда на это не пойдет. Вторая чеченская сделала его президентом, и согласиться на такие переговоры означало бы для него признать свое поражение. Тем более, что, когда Чечня станет независимой, она может в полную силу поднять вопрос о преступлениях, совершенных во время российской оккупации. Ясное дело, что Путин со своими приспешниками этого боится. Остается ждать, когда придет новый правитель России, чьи руки не будут в крови чеченцев, и, может быть, у него хватит смелости озвучить общеизвестный факт, о котором не принято говорить вслух: Чечня не является частью Российской Федерации. Я уверена, что только тогда две страны смогут наладить отношения – ведь чеченцы вовсе не враги русским, они просто хотят жить своей жизнью и никому не подчиняться.
Сейчас стало принято говорить, что войны в Чечне уже нет. Однако периодически в новостях мы слышим о столкновениях, о партизанских операциях повстанцев, о кадыровских «зачистках», о захваченных в заложники и без вести пропавших людях. А все это, вместе взятое – что, как не самая настоящая война?

ЛВ: Как писала Е.Маглеванная, «Мы с тобой теперь повстанцы – Телекамер, тонких пальцев, Букв арабских, лент зеленых – Память лет моих влюбленных Я везде ношу с собою. Не вернувшихся из боя, ... . Под российским чуждым флагом Спит чеченская столица. Дождь течет по вашим лицам, Слишком юным и невинным. Новый век стрелял вам в спины, Огрызался не по теме И тащил в глухую темень Предрассветных гулких станций. Вы – последние повстанцы, Вы ни в чем не виноваты, Просто шансов маловато». Но Вы оптимистка и считаете, что шансы есть. А вот из других стихов: «....Под соленой мерзлотою спи, любимый, мирным сном, Я спою про гибель близких, про разрушенный твой дом. Схоронив своих героев, спит чеченская земля. Млечный путь рассек Вселенную до самого Кремля».

ЕМ: - Общаясь с Вами, видела, что Вас действительно интересуют литературные достоинства и недостатки моих стихов, а не их политическая подоплека. Как правило, если я кому-то их раньше показывала, реакция была мгновенная: опять ты, мол, со своей Чечней, да ты против России, ты бандитов защищаешь и т.п. Про сами стихи после этого уже никто не говорил, поэтому я никого и не слушала и писала, как хотела, то есть как попало. А в Вас я вижу в чем-то единомышленника, ваши с Д.Кудыковым коллеги - последний голос правды в этом насквозь лживом и фальшивом мире. Особенно здесь, в путинской России, где до объективной информации чёрта с два доберешься, Интернет есть не у всех, а газеты лучше вообще не открывать и телевизор не включать - только плеваться будешь. Так что держитесь, вы всем нам очень нужны: правильно, что все эти темы поднимаете! У нас столько политзаключенных, но про многих из них никто даже не знает. А на ЧП всегда много интересных статей.

ЛВ: - Вы сотрудничаете с волгоградским журналом "Мегалит". А много ли Вы, Елена, представитель бескнижного поколения, читаете художественной литературы?

ЕМ: - С этим вопросом сложно. Читаю очень мало из-за общеизвестной проблемы – нехватки времени. Преимущественно газеты и Интернет-издания, так как очень интересуюсь политикой и всем, что с этим связано. Поэтому ни на что другое времени просто не остается. Хотя понимаю, что если пишешь сам, надо знать как можно больше поэтов, читать как можно больше стихов. Стараюсь. Пока, правда, любимого поэта назвать не могу, запоминаю обычно отдельные стихотворения отдельных авторов. Нравится так называемая «гражданская лирика» – когда поэт в своих стихах затрагивает какие-то важные проблемы окружающей действительности. По-моему, если уж тебе дан какой-никакой талант, ты не имеешь права размениваться на мелочи, писать о лютиках-цветочках, когда вокруг тебя творятся такие страшные вещи. Человек пишущий – неважно, поэт, писатель, журналист – отличается прежде всего тем, что имеет гораздо больше возможностей быть услышанным, чем другие. И преступно тратить эту возможность на слюнявые рассказы о несчастной любви и незначительных событиях собственной жизни, которые по большому счету никому не интересны. Способности к журналистике, а тем более к литературе – это не только большой подарок от Всевышнего, но и прежде всего огромная ответственность за каждое сказанное тобой слово.

Когда начала писать сама, не помню – что-то сочиняла с раннего детства, постепенно я взрослела, а стихи совершенствовались, хотя от совершенства они еще очень и очень далеки. Стараюсь придерживаться вышеуказанных принципов – писать о том, что может волновать не только меня, но и других людей. Насколько получается, судить читателям.

ЛВ: - Процитирую снова. «...Герои Буденновска! Я навеки заложница
Ваших полночных глаз, которые мне не забыть». И еще отрывок: «...Август, школа, Беслан; а за школою – поле, за полем – река, За рекою – твоя земля; дай мне в руки зеленое знамя, Я пока еще здесь, на другой стороне, но это, я знаю, пока. Был бы жив ты – я была б тебе другом, а может быть, даже сестрою, Стерла б порох и кровь, и чужую вину с беззащитных ладоней твоих. Август, солнце, жара; разбитый бесланский класс, и мы стоим – трое. В этом городе мертвых достаточно, но порой не хватает живых».
Поразительно, что так тонко чувствует человек, не бывавший в Чечне, не-кавказец: «...а Кавказ – это в книжках цветные картинки, Кавказ торгует картошкой на рынке, Он больше не мой и не твой, И ты знаешь об этом сам
Иногда я вижу тебя во сне, Ты берешь мою руку и говоришь мне, что жив –
Ты всегда говоришь мне об этом, А другие молчат – и друзья, и газеты,
Ну еще что-нибудь расскажи, Хорошо ли тебе на твоей стороне. Я поверю, что мы живые пока Под туманным небом чужой страны – В России становится меньше света, Красные листья падают с веток, И навряд ли кто-то дождется весны, Но мне снятся цветы у тебя в руках».

Замечательный журналист Саламу Талхигов когда-то завершил статью стихотворением об идеале женщины», написанным Р.Подуновым – известным диссидентом, который в советское время отсидел срок за то, что осудил депортацию чеченцев. С.Талхигов писал: «Думаю, это стихотворение, написанное русским человеком, не мусульманином, является самым лучшим ответом на клевету в отношение мусульманских женщин, в том числе и на пасквиль, отснятый Тео Ван Гогом по сценарию вероотступницы из Сомали».

Чеченцы непобедимы, если русские девушки могут писать о них так:
«...Вот город Гудермес, и ты в нем жил, А умирал – в другом. Да, странное кино У нас с тобой выходит, милый друг. Мы не встречались, не касались рук Друг друга на земле. Твои глаза Печальные мне снятся, и гроза Осенняя над мирною Чечней».

Стихи Елены Маглеванной.

* * *

Это город шуршащих шин, голубей и шумных студентов,
В нем есть улица имени нашего президента.
В нем есть все, чтобы жить, но умереть – почетней.
Здесь мы можем встречаться на главной площади по нечетным.
Постоять у каменных львов, подышать осенним туманом.
Это город мощеных улиц и крошечных ресторанов.
Он был кем-то создан для нас, а мы для него, наверно.
Здесь дома из цветных кирпичей, за оградой трава люцерна.
Здесь никто не знает тебя, и меня, конечно, не знает.
Потому чужая страна нам с тобой навсегда родная.

* * *

В тех небесах, куда уходит дым
От Вечного огня, мы будем рядом.
Герой умрет, конечно, молодым.
Ничтожества командуют парадом.
А ты уснешь с улыбкой на лице
И будешь верить в то, что все недаром –
И солнце в дымно-траурном кольце,
И каменное небо над Кизляром,
И взятые тобою города,
И белый свет, и темная вода
Забвения – а в ней живые рыбы.
Как просто умереть мы здесь могли бы,
Чтоб встретиться – на сей раз навсегда.

* * *

А все, что было, теперь выношу за скобки.
Компас со стрелкой, направленной точно на Мекку,
Мой друг из Сирии прячет в зеленой коробке
Еще с девяностых годов двадцатого века.
Ветеранам первой чеченской уже за тридцать,
Они пьют водку и спорят, они вспоминают
Все то, чему суждено много раз повториться.
Никому из них не поможет слава земная.
Компас в коробке, снег за окном, мир на планете –
Командир в зеленой повязке, где ты и что с тобою?
Кто-то напишет про то, как мы жили на этом свете,
И ты вернешься живым из неравного боя.

* * *

Я знаю, что лучше идти, чем стоять на месте,
Но если идти воевать, то все же за тех, кто прав.
Не автоматом, так словом – в свете последних известий
Это одно из немногих нам остающихся прав.
Генерал Радуев, если и верить, так только тебе,
Родной, отпусти меня с миром; хочешь – убей,
Можешь – воскресни. И странной своею судьбою
Поделись со мной, как яблоком или вином.
Ведь если уж быть, то лучше бы рядом с тобою,
Чем где-то еще. А впрочем, не все ли равно.

* * *

Убьешь чужого – так будешь в раю.
Мы их не звали на землю свою,
Встает перед ними гора за горой,
Ноги их вязнут в глине сырой.
Голову с плеч, как цветок, сорви;
У русских мальчиков руки в крови,
За что мне любить их, скажи, за что,
Русских мальчиков в серых пальто?
Очередь в спину да пуля в глаз –
Какое, ответь, им дело до нас,
А мне никакого дела до них:
Что им приснится в последний миг –
Вишня в цвету или пламя в аду;
Как оправдание им найду,
Тем, кто идет по нашей судьбе,
Как по земле, по мне и тебе?

* * *

Она вошла и сказала: «Знаешь, его убили».
В синем мартовском небе облака холодные плыли.
Она вошла и сказала, и это стало началом.
Я вышивала цветы, а он тогда был генералом.
Впереди еще будет арест, будут взрывы и раны,
Будет северный город; и в эти печальные годы
Мы захлебнемся нашей несоразмерной свободой.
Как пузыри на воде, родятся новые страны,
Проживут свой короткий век, а после уйдут куда-то
В темную глубину. И не будет никто виноватым.

* * *

Это новое время, это обратный отсчет,
Который уж год пошел нашей бессрочной разлуке,
Под нами горит земля – и слишком многим еще
Придется упасть на нее, раскинув в стороны руки.
Можно будет сказать, что дело твое не умрет,
Что мы допоем, допишем, доскажем, доскачем,
Но в темном незрячем небе кружит ночной самолет,
И мы заведомо знаем, что это так мало значит.
Милый мой, такая вот штука – война,
Не спасут ни двойные стекла, ни дубовые рамы,
Ни бетонные стены, ни пружинный матрас.
Мой герой, под снегами далекого края
Спи спокойно, родной – я смогу говорить за нас,
Я допою, доскажу – но кому и зачем, не знаю.

* * *

Вы снова уйдете на бой с врагами, –
Песни героев, зеленые флаги, –
А у меня есть клочок бумаги,
Да имена, да могильный камень,
Номер на старой-старой визитке
И деревянные четки на нитке.
Другое время, и многих с нами
Уж нет – я ни о чем не жалею,
Но на визитку, где волк и знамя,
Смотрю – и номер набрать не смею.

* * *

Уходили ичкерийцы на великую войну,
уносили за плечами нерожденную страну,
уходили в ясный полдень и в оранжевый восход –
если бомба не настигла, значит, пуля нас найдет.
Разорвавшееся время можно много лет латать,
пожелтевшие газеты можно заново листать,
в них, наверное, есть строчки про кавказский общий дом,
а под ними – мы с тобою в синей рамке за стеклом.
Ичкерийские мотивы перепеть на русский лад –
дай мне руку, разберемся, кто был прав, кто виноват.

* * *

Президент, убитый ракетой в придорожном леске,
Мертвый Шамиль Басаев во взорванном грузовике,
Имена золотыми буквами на могильной плите;
Исчезают знакомые лица, расплываются в темноте.
У вас было время для песен и дел; у вас был
Весь мир на руках – но однажды кто-то чужой
Вошел рано утром в ваш дом и холодной рукой
Шторы задернул, выключил свет и глаза вам закрыл.
Еще не проиграна битва, но всему на земле свой черед.
Темноглазым бойцам не нужны наши слезы, им вслед не смотрите;
Кто-то когда-то в их честь города назовет
И скажет прощальную речь; а я не смогу, не просите.

* * *

Они обвинили тебя во всех возможных грехах,
переврали твою биографию в малотиражной газете,
некролог из двух строк составили впопыхах
и с тех пор ни разу не вспоминали, что жил ты на свете.
Табличка с номером, холмик замерзшей земли – неужели затем
все это было так ярко и наяву – чтоб на сайте полуподпольном
твой портрет поместили в черной рамке на белом листе;
и те и другие правы, и те и другие теперь довольны.

* * *

Комсомольские бригады,
строчки в тоненькой тетрадке,
ичкерийские отряды –
как звучало это сладко,
а теперь пропахло пылью,
прахом, тлением, упадком,
и другие пишут были
в разлинованных тетрадках.
Были, жили, воевали,
продавали нефть и воду
и красиво умирали
за желанную свободу.
Отыщу в кармане рублик
и уйду за вами следом –
командиры, моджахеды
утренних моих республик!

* * *

А что осталось? Да месяц тонкий,
Твой детский почерк, округлое имя,
Один долгий вечер, два кадра на пленке
Тех лет, когда все еще были живыми,
И мокрый снег налипал на стекла,
Из окон тянуло речною влагой.
Весной, когда ветер покажется теплым,
А наши письма станут бумагой,
Подшитой к делу, под крышкой картонной
Лягут они, а мы под землею
Нетающей – ты станешь песней, иконой,
Знаменем, но будь для меня – собою.

* * *

Ах Нальчик, Нальчик! Красные цветы
На перекрестке, синий указатель
У въезда в город – детские мечты
Мои: мечети, полумесяцы и, кстати,
Рукой подать до той большой войны.
Она уже плескалась и у этих
Нагретых солнцем безмятежных стен,
И проклинали кафиров в мечетях.
Блаженный Нальчик, благодатный край,
На всех заборах плети винограда.
Вот с этих улиц уходили в рай
Застенчивые воины джихада.
Они лежали бледные у клумб
С цветами красными, не знаю их названья.
В предсмертный миг впечаталось в сознанье:
Театр, аптека, молодежный клуб.
Мой Нальчик! Мне казалось, каждый рад
В ладонях твоих теплых оказаться.
Уйти к повстанцам, объявить джихад
Заносчивой России – но остаться!

* * *

На восьмой части суши, где жили с тобою мы,
Выходили утром из дома и сходили с ума,
Снова меняется власть, и наступает зима,
Но мы отвыкли бояться и перемен, и зимы.
На восьмой части суши, где нас учили тому,
Как ненавидеть и как сжимать по ночам кулаки,
Наступает ноябрь, и опять тебе одному
Лежать в холодной земле, на которой с легкой руки
Объявлены вне закона дела и прошлое наше,
А наши тела станут хлебом голодным до власти ртам.
Мне захотелось сказать: «Я тебя не отдам,
Не отдам этих улиц, фонтана с разбитой чашей
На грозненской площади, пылких твоих речей
И северной бледной травы на забытой могиле твоей».
Но все это было тысячу раз и не имеет значенья.
Проснулась страна, ожила, и славить ее пробужденье
Приказано нам – а о тебе расскажу
Листку из блокнота да в ящик стола положу.