Быть человеком

Лариса Володимерова, для CHECHENPRESS, 23.05.07г.

Всякий день я думаю о каждом из вас: как вы живете, чем дышите? Как вам помочь? Чем не помогли себе сами?..

Осознание того, что неравенство на земле очевидно и вечно, призвано мобилизовать наши силы. Ничего не нужно переносить на завтрашний день: нельзя же откладывать жизнь! С какой стати мы будем, да еще добровольно, уступать бандитам лучший кусок? Отдавать свою жену, своего ребенка, юность и мудрость, талант? Ведь то, что сегодня многим в России или Чечне представляется частным, завтра станет повсеместным, юридически и церковно оправданным: нормой.

Как человек социально взрослеет? Становление личности хорошо прослеживается в статьях россиян, пример тому – дневник П.Ткалича, материалы Г.Сечкина и других наших коллег. Рядовой обыватель сравнивает жизнь свою - и начальства, переживает и мучается за близких, ощущает социальную несправедливость, безрезультатно пытается улучшить быт... Горизонт поднимается, кругозор расширяется, обыватель делает выводы. Рано или поздно, написав горы безответных прошений, он подходит к барьеру унижений, который не переступить. Включается механизм, хорошо знакомый политзаключенным и тем, кому «терять нечего»: я – Человек.

Выясняется, что внутреннюю свободу никому отнять невозможно. Что под пытками душа может крепнуть, самосознание - расти. Что от преступников Путина, Кадырова и еже с ними ничего не останется, кроме вечных проклятий народов в их адрес. А у тебя вот – есть шанс! Из подземелья, оторванный от информации, загнанный, казалось бы, в угол, прижатый к расстрельной стенке, - ты шепотом волен сказать такое, что слышит весь мир. Тобой будут гордиться потомки, и, чем упорней твой голос, тем ближе освобождение. Ты думаешь, ты там один? Но ежесекундно о тебе вспоминают близкие, единомышленники. Неизвестно, был бы ты им так же дорог в будничной жизни, если б не эта трагедия.

Конечно, в большинстве случаев не было смысла доводить себя до тюрьмы, раз всегда существовали другие, более действенные пути сопротивления. Джон Фаулз писал: «Мы должны учить не тому, как приспосабливаться (общество учит этому автоматически), а тому, как и когда этого делать не нужно». – Похоже на светскость: мы все зазубрили, что, придя на праздник, свое горе нужно скрывать; мы улыбаемся, когда хочется плакать – и привыкли считать это хорошим тоном. Учиться нам нужно искренности, а не маскам и фальши. В этой связи глубоко задело меня письмо М.Ходорковского в «Новой газете», 10.05.2007, где человек, являющийся символом стойкости и ума, призывает нас... к компромиссу: «Я, если Вы заметили, вообще человек компромисса, чем вызываю недовольство многих уважаемых мной людей (правозащитников, либералов и так далее, в частности В. Новодворской). Тем не менее убежден: современное общество обречено быть терпимым, искать точки соприкосновения, прощать обиды и отрицать возможность монополии на истину».

Меня всегда удручают прошения пзк в адрес Путина, Патрушева, - и неэтичностью, и заведомой бесполезностью. Отношения узник-палач, психологическое противостояние и симбиоз пары жертва-террорист давно известны науке. Арестант, оторванный от информации и думающий, что он оторван от мира, сбивает лапками масло, но не всякие средства оправданы целью. Точно так же желание сохранить целостность России за счет свободы других напоминает стремление на чужом горе строить личное счастье.

Есть внешний парадокс в том, что одновременно приходится призывать к войне - и учить милосердию. Оказывается, что это две стороны медали, вынужденная тактика, но не противоречие. Стрелять заставляет политика, оккупация: любой нормальный мужчина так или иначе идет защищать свою семью и народ, будь то Кавказ, Россия, Европа – в прошлом и будущем. На войне важно сохранить моральные ценности, не озлобиться на весь свет; так же трудно сберечь объективность, справедливость по отношению к людям – если ты за решеткой. В тюрьме кажется, что ты здесь один, тебя предали, помощи нет; что тут - неволя, а там – свобода. При общении с арестантами, сложней всего объяснять, что все мы в мире иллюзий: заключенным кажется, что они несвободны; обывателю, еще разгуливающему беспрепятственно (если не учитывать патрули, границы, таблички «закрыто» и деньги) внутри просторной клетки России или Чечни, - что он совершенно свободен. Из-за границы вообще очень трудно понять, как приходит в голову считать Россию «свободной», пусть хоть минимально. Не ко всему привыкаешь, и уникально-традиционная ситуация «а за решеткой пусть сидит весь мир» для Запада неприемлема, невозможна: она подразумевает исключительно русский национальный характер, смирение с рабством.

Сильней всего воздействует личный пример. На праведниках и героях держится мир, это так. Краткосрочный тюремный опыт в принципе неоценим: есть время подумать, произвести переоценку ценностей, приблизиться к идеалам. Камера-одиночка, отшельничество решают эти вопросы в ускоренном темпе. Можно увидеть будущее как бы с той стороны, отсеять шелуху отношений, тем более, что вынужденные затворничество и шок от него предоставляют отчетливый выбор. Его сделал, например, М. Трепашкин: думать о других и даже их защищать можно, как он доказал, в любой ситуации. Свобода неотъемлема; остальное – видимость, физические неудобства, пускай подчас невыносимые.

Пока мировая общественность готовит представительство М. Трепашкина к международному почетному званию «Политзаключенный – 2007», поступают тюремные новости. По информации от 16 мая, любой судебный вопрос в России может блокироваться новыми толкованиями. Например, когда вопрос упёрся в запрет совместного отбывания наказания лицами, впервые осуждёнными, с лицами, которым во время отбывания наказания оно смягчено, и М.Трепашкин поставил этот вопрос в суде, то жалобу удовлетворили со всякими оговорками. Однако тут же этот запрет был отменён в законодательном плане. Рассмотрение всех жалоб тормозится судом. Сроки рассмотрения жалоб вообще никого не интересуют. Непонятно для юристов, но логично для российской действительности и ужесточение содержания М. Трепашкина в последние месяцы срока.

Относительно нова, как хорошо забытое старое, для российского законодательства и возможность пересмотров приговоров в сторону ухудшения положения обвиняемого и, соответственно, повторного рассмотрения дела с возможностью увеличения наказания. Адвокат говорит: «Давно нам надо было понять, что дело не в судьях (конкретных) и не в защите, и совсем уж не в обращениях к разным должностным и недолжностным лицам».

Сложившаяся при тоталитарном правлении Путина ситуация в законодательстве заставляет наконец анализировать «вперед», заранее не только приговор, но положение дел в целом, чтобы понять, что ждать, в частности, по делу Трепашкина и к чему следует быть готовыми. Возможно, единственным перспективным направлением должны быть обоснования мучений, испытываемых в связи с тяжелой болезнью подсудимого. Всё остальное: возможность спецнарядов, сооружения нового состава, появление новых обстоятельств, неизвестных суду, - любая юридическая конкретность может быть истолкована и подтянута путём разъяснений, спекуляций, натяжек. Значит, нельзя опираться ни на какие юридические нормы – это, по словам адвоката, в России зыбкая почва. Как нельзя более ярко ситуация была вскрыта во время суда над Ходорковским и Лебедевым, когда весь мир следил за шитым белыми нитками делопроизводством, всероссийским судебным позором, коррумпированностью и предвзятостью судей. За мужеством Роберта Амстердама, Юрия Шмидта, Каринны Москаленко и ряда других адвокатов. Никто не воспринимает всерьез подоплеку арестов губернаторов, политиков, бизнесменов в России; произвольное увеличение сроков Пичугину и другим политзаключенным. Зарубежная пресса, в том числе нидерландская, открыто пишет о криминальном состоянии дел в российском законодательстве: вот уже годы ни для кого здесь оно не составляет секрета.

В отношении М. Трепашкина и других больных пзк, основное внимание нужно перенести на здоровье, точней, смертельно опасное состояние здоровья арестантов, содержащихся в условиях, нарушающих все возможные нормы, международные договоры, конвенции. Медицинские и антивоенные организации разных стран должны выполнять свои законы и резолюции: никакое моральное право не позволяет нам делать вид, что рядом нет войны в Чечне, пыток, повсеместного нарушения прав человека в Чечении и России.   

Все остальные отговорки сейчас принимают в этих странах форму юридических условностей, которыми грубо манипулирует государство, играющее без правил. Как говорит адвокат, «Нам всем не хватило широты мышления, умения быть и политиком, и юристом, и дипломатом, и стратегом. Мы живём где угодно, только не в реальности. Мы не видим дальше своего носа, боюсь, с этим носом нас и оставят».

Становление личности, о котором речь, происходит именно так. Когда Джохар Дудаев штурмом взял КГБ Чечено-Ингушской АССР со всеми архивами на стукачей, у большинства российских демократов (за исключением таких, как В. Новодворская) был шок, зато теперь все понимают, что к чему, и вспоминают 21 августа 1991 года... Если ждать компромиссов, прогибаться перед властью, вести соглашательскую политику и не душить в себе раба сегодня, сейчас, то потом мы на Колыме будем вспоминать 2007-й год и думать: «вот тогда бы, если бы мы с автоматами выходили, а не с плакатами...»!

Воссоединение церкви – такой же неосознанный народом общероссийский праздник, спланированный ФСБ. Апеллируя к умной статье Н. Банчик, напомню, что православие в постреволюционной России заменил коммунизм, став государственной религией. Старообрядчество – великая страница российской истории и сопротивления; точно такой же страницей всемирной истории стала борьба белой эмиграции, положившей жизни за укрепление веры и отечества, сохраненных в сердцах и переданных потомкам. Настоящая вера глубже и шире любой церкви, - нередко они не совпадают. Интеллигенция в современной России выведена под корень и полностью истреблена во всех поколениях, но зарубежному дворянству удалось сохранить в «законсервированном» и почти видонеизмененном состоянии крохи того величайшего интеллектуального и духовного капитала, который представляла собой, взращенная веками, лучшая часть россиян перед революцией. Воссоединение православной церкви – это не только двустороннее предательство эмиграции, погибших за веру и ссыльных, но и факт признания распространения КГБ по всему миру, окончательного внедрения ФСБ в бытовые и духовные сферы.

Укрепление госбезопасности за счет церкви – это посеянные зубы дракона, обещающие ростки в будущем: при смене власти возникнет проблема другая – как ослабить церковь, вставшую на путь инквизиции. Православная церковь России традиционно замалчивала преступления Ленина, существование ГУЛАГа, а сегодня – наличие политзаключенных и повсеместное применение пыток в концлагерях. Умолчание, продажность, цивилизационный откат России назад, возведение стадности в идеал, серости – как послушания, - вот основные характеристики российской церкви, как института. Государство получило возможность безнаказанно обирать свой народ, опираясь на церковь, с ней делясь (рука руку моет), и при этом приобретая вдвойне. Приведу частную иллюстрацию: я работала в Дирекции выставки, куда иностранцы завозили подарки для презентаций. Начальник, опасаясь доноса, делал все возможное, чтобы делиться со мной и коллегами, - запачкать всех взяткой. Ситуация повсеместная. Точно так же ведет себя ФСБ по отношению к церкви, и наоборот.

Так хотелось посмотреть хваленый фильм Лунгина. Через пару минут стало ясно, что «Остров», несмотря на замечательную игру актеров и наметки сложных и глубоких отношений героев (сродни характерам Достоевского), - картина продажная, спекулятивная и рассчитанная на масскульт, в том числе мировой. Попадание в яблочко: толпа требует укрепления власти, воссоединения церкви, тоталитаризма. Не зря умный Лунгин отводит глаза, когда фильм его хвалят.

Христианство по природе своей гомосексуально для сильной половины человечества. Не припомню там изначально волевых личностей, кроме слабых, ставших впоследствии сильными из-за отстаивания преследуемых убеждений. Фетишизм отбрасывает человечество назад, поклонение живому (распятому) мужчине (мощам, то есть праху) лишает веру истины и основ. Тем не менее, уважительно относясь к любой религии, я просила знакомого епископа Зарубежной (тогда еще) церкви, присутствовавшего на Марше несогласных, чтобы вышел с хоругвиями, повел за собой революцию. Характерно, что владыка мой испугался, - прислал фотографии избиваемых и такое письмо:

«Был на Марше несогласных, правда, появился в самом его конце с намерением сделать снимки. Вышел на Невском - весь центр Питера был забит милицией, внутренними войсками (ВВ), омоном. Чем ближе к Пушкинской площади, тем больше ментов: Загородный перегорожен бронетехникой, машинами с ВВ, самосвалами с песком, барражировали вертолеты, какой-то ужас. Где-то вблизи ресторана «Тройка» встретил первых избитых людей, возвращавшихся с митинга. На подходе начал делать снимки, менты не возражали. Перед подходом к Станции метро Пушкинская возникла паника. Какой-то офицер Омона получил приказ по рации «мочи их». Тотчас началось избиение всех подряд, особенно досталось тем, кто был в чем-то черном (так, по мнению ментов, должны выглядеть лимоновцы). Били мальчишек, пенсионеров, журналистов, всех, кто попадался под руку. Почему-то меня не тронули...

Если это и позор, то не России, конечно, а того режима, который бедную Россию оккупировал и насилует свой народ, грабя недра и оболванивая людей псевдопатриотическими лозунгами. Главный урок Марша - нельзя прогуливаться рядом с сумочкой в руках, необходимо встать в ряды и хотя бы не бояться. Следующий Марш, кажется, состоится 27 мая в День города. Я буду среди тех, кто хочет жить не по лжи».

Быть «среди» – мало, ведь можно быть впереди. Уйдешь сам – твое место заступят другие. Режим будет свергнут, но от каждого из нас сегодня зависит – теперь или после. Должен быть введен запрет на деспотию и пытки, - что в России, что в Афганистане, везде, повсеместно. Этот закон реально ввести только с помощью международных наблюдателей, так как в таких странах, как Россия, законодательства нет и еще долго не будет. Патриотизм путают с самокритикой, без которой вообще невозможны ни любовь к родине, ни наше светлое будущее, которое строить и строить, так как все упирается в то, что плох сам человек, а не только - условия. Почему мы обозлены? Почему не оправдываем это высокое звание?

И что же, скажите, такое – «быть Человеком»?..