| Правовая оценка военного конфликта в Чечне
И. Петрухин
Россия оказалась втянутой в кровавый чеченский конфликт.
Это, собственно говоря, не конфликт, а самая настоящая война.
Грозный, другие города и села Чеченской Республики в руинах,
десятки тысяч погибших людей, 280 тысяч беженцев — таков неполный
итог этих печальных событий. Что же произошло? Я буду говорить
в основном о правовых оценках, исходя из того, что факты нам
всем известны.
Давайте обратимся к началу этих событий. 26 ноября 1994 года.
Танковая “прогулка” по Грозному. Российские офицеры-добровольцы,
завербованные контрразведкой, пытались захватить Грозный с
помощью автурхановских ополченцев. Но ополченцев отсекли от
танков, танки вошли в город, встали на исходные позиции, долго
ждали, затем их начали расстреливать — и расстреляли. Эта
операция планировалась как военно-полицейская. Видимо, организаторы
ее считали, что она будет проведена очень быстро и власть
в Чечне окажется в руках тех людей, которым доверяет российское
Правительство. 27 ноября российские самолеты разбомбили аэропорт
в Грозном. Но Министр обороны РФ П. Грачев заявил, что авиация
России в этом налете не участвовала. На совещании 29 ноября
П. Грачев сказал, что в Чечне идет “обычная борьба за власть”,
к которой российская армия не причастна. Однако полицейская
операция провалилась и в дальнейшем переросла в полномасштабную
войну.
Президент и Правительство в этой ситуации действовали и продолжают
действовать вне права, вне закона. Для того чтобы проводить
военные действия на территории России или за ее пределами,
необходимо объявить военное положение или чрезвычайное положение.
Военное положение не могло быть объявлено потому, что, в соответствии
с Конституцией РФ, оно может объявляться только тогда, когда
Россия становится объектом агрессии или когда возникает непосредственная
угроза агрессии. Ни того, ни другого со стороны Чеченской
Республики не было, поэтому основания для введения военного
положения отсутствовали.
Чрезвычайное положение тоже не было введено Президентом,
но здесь есть своя предыстория. Дело в том, что осенью 1991
года Президент Ельцин уже вводил чрезвычайное положение на
территории Чечни, однако это вызвало бурный протест местного
населения, ответное военизированное движение, угрозы в адрес
России, поэтому Президиум Верховного Совета РФ буквально в
первый же день отменил чрезвычайное положение, объявленное
Президентом. В обращении Президента к воюющим сторонам от
30 ноября 1994 года ополченцам Дудаева предлагалось сдать
оружие и прекратить кровопролитие, а если они не выполнят
этот ультиматум в течение сорока восьми часов, будет введено
чрезвычайное положение. Однако через три дня после опубликования
этого обращения пресс-центр Президента заявил, что оно не
так понято, что возникли разночтения в толковании этого документа,
и опубликовал тот же самый документ, но без упоминания о чрезвычайном
положении. Это было весьма и весьма интересно с точки зрения
права и не только права.
Таким образом, ни чрезвычайного, ни военного положения объявлено
не было, и образовался правовой вакуум, в котором до сих пор
пребывают российские Вооруженные Силы. Не объявлялась, конечно,
и война, что позволило не соблюдать законы и обычаи войны.
Правом объявления войны обладает в России только Государственная
Дума. Если же объявляется чрезвычайное положение, то Президент
обязан поставить в известность об этом как Думу, так и Совет
Федерации. При этом Совет Федерации может не согласиться с
Президентом и не признать его указ о введении чрезвычайного
положения законным. Президент, видимо, понимал это и решил
обойти Федеральное Собрание. Таким образом, он не заручился
правовой поддержкой и начал военные действия без одобрения
высшего законодательного органа страны. Тем самым уже с самого
начала он поставил себя вне права и правового контроля. Между
тем без объявления чрезвычайного или военного положения вести
крупномасштабные боевые действия на территории России запрещается.
И если такие действия велись, это было нарушением Конституции
и законодательства.
Как я уже сказал, в операции 26 ноября участвовали российские
офицеры, завербованные контрразведкой. Они не имели права
участвовать в этой операции по ряду соображений. Военнослужащий-контрактник,
во-первых, должен только служить и не выполнять никаких параллельных
обязанностей, во-вторых, имеет право покинуть военный гарнизон,
где он проходит службу, только с разрешения соответствующего
командира части. Если же военнослужащий проходит военную службу
по призыву, то он вообще не имеет права покидать свою часть,
за исключением случаев, когда ему официально предоставляется
отпуск или он направляется в командировку. Рядовые же вообще
даже для передвижения в пределах части должны испрашивать
на это разрешение у своего командира отделения.
Когда контрразведка вербовала офицеров, она допустила нарушение
законодательства. Я хотел бы сослаться на ст. 40 Устава внутренней
службы Вооруженных Сил РФ, который был утвержден Президентом
14 декабря 1993 года. В ней говорится следующее: “Военнослужащим
не могут отдаваться приказы и распоряжения и ставиться задачи,
не имеющие отношения к военной службе или направленные на
нарушение закона”. Здесь мы как раз имеем дело с обоими этими
случаями, а именно: отдавались приказы, которые нарушали закон,
и они не имели отношения к военной службе.
Президент, Правительство, Министр обороны не имели права
использовать Вооруженные Силы для выполнения задач, не связанных
с их предназначением, при отсутствии закона, разрешающего
такое использование. Это ст. 10 Закона РФ “Об обороне” от
24 сентября 1992 года. Правда, Президент еще 24 декабря 1993
года приостановил действие ст. 10 Закона РФ “Об обороне”,
где говорится о том, что Вооруженные Силы не могут быть использованы
в целях, не отвечающих их задачам. Но это приостановление
и тогда, и тем более теперь является незаконным: Президент
не может приостановить действие закона, хотя бы и частично.
После принятия Конституции 12 декабря 1993 года приостановление
Президентом действия Закона РФ “Об обороне” потеряло всякий
смысл и стало неправомерным, потому что Президент, в соответствии
с новой Конституцией, не имеет права издавать указы, противоречащие
законодательству, не имеет права вводить войска в действие
без принятия соответствующего закона.
Я уже говорил, что вопросы войны и мира — это исключительная
компетенция Государственной Думы, и Президент не может не
учитывать это обстоятельство, он не должен использовать Вооруженные
Силы вопреки Закону РФ “Об обороне”. Ссылаются иногда на Военную
доктрину, которая была утверждена указом Президента от 2 октября
1993 года. В ней говорится, что возможно использовать Вооруженные
Силы для ликвидации “внутренних источников военных угроз”.
“Российская газета” своеобразно интерпретировала это, сообщив,
что Вооруженные Силы могут, в соответствии с этим указом,
использоваться против националистических и сепаратистских
организаций. Но это неправильное толкование закона и указа.
Во-первых, угроза все-таки должна исходить извне, а один из
ее источников должен находиться на территории России. Значит,
должна быть установлена связь между внешним и внутренним источниками,
и только тогда можно использовать Вооруженные Силы. Ну, и
далее, указ Президента, о котором я сказал, конечно же, не
отменяет Закон РФ “Об обороне”, который запрещает использование
Вооруженных Сил вопреки их назначению.
Теперь возникает вопрос о том, какой характер носит вооруженный
конфликт в Чечне. Ясное дело, это не война в международно-правовом
смысле этого слова. В соответствии с международным правом,
война — это вооруженный конфликт между двумя или несколькими
государствами. Война объявляется, для войны характерно прекращение
дипломатических отношений, войну ведут субъекты международного
права, то есть, государства, признанные международным сообществом.
Но, может быть, это гражданская война? Нет, потому что для
гражданской войны характерно столкновение различных социальных
слоев общества. Здесь же конфликт произошел на национальной
почве.
Международное право знает и некоторые другие понятия, в частности
понятие вооруженного конфликта — как международного, так и
внутригосударственного. Может быть, это международный конфликт?
Вряд ли, потому что Чечня пока еще не субъект международного
права. Может быть, это внутригосударственный конфликт? Очень
может быть, и такой вывод, конечно, напрашивается. Но все-таки
юристы оперируют еще одним понятием, которое все чаще встречается
в международных документах, а именно — национально-освободительная
война.
В прошлом гражданские и национально-освободительные войны
вообще отрицались международным правом. Но в связи с крушением
империализма такого рода национально-освободительные войны
стали предметом международного права. Международное право
признает правосубъектность борющихся народов и по степени
защиты населения приравнивает такие войны к международным
конфликтам. Об этом прямо говорится в Протоколе II к Женевским
конвенциям от 12 августа 1949 года.
Национально-освободительная борьба вытекает из права народов
на самоопределение. Они могут претендовать на разную степень
самоопределения. Например, Татарстан претендует на такое самоопределение,
которое исключает выход из состава России, но допускает заключение
международных договоров, международные связи с другими субъектами
международного права. Может быть, по этому пути пошел бы и
Грозный. Я хочу подчеркнуть, что далеко не все народы толкуют
самоопределение как желание обязательно отделиться от метрополии.
Некоторых устраивают какие-то средние, промежуточные варианты,
например, вариант типа конфедерации или что-нибудь другое.
Право народов на самоопределение чисто теоретически, я бы
сказал, догматически, понимал еще Сталин. Ведь в сталинской
Конституции была ст. 206, которая допускала выход союзной
республики из состава Союза. Кстати, Президент Ельцин тоже
это понимал, когда бросил крылатую фразу: “Берите суверенитета
столько, сколько проглотите”. И эта идея нашла правовое отражение
в Декларации о государственном суверенитете России 1990 года.
В ней говорится о праве народов на самоопределение “в избранных
ими национально-государственных формах”.
Для того, чтобы ответить на вопрос, попадают ли события в
Чечне под понятие освободительной войны, нужно очень коротко
напомнить историю становления дудаевского режима.
27 ноября 1990 года Верховный Совет Чечено-Ингушетии принял
Декларацию о государственном суверенитете, но без выхода из
состава Союза. Далее, как вы знаете, в августе—сентябре был
образован Общенациональный конгресс чеченского народа, и этот
Конгресс создал исполком во главе с Дудаевым. Это, конечно,
не было вполне легитимно, но в какой-то мере соответствовало
национальной традиции, согласно которой старейшины и другие
представители народа методом непосредственной демократии избирают
органы власти.
Далее — август 1991 года. Верховный Совет Чечено-Ингушетии
во главе с Завгаевым активно поддержал ГКЧП, поэтому Дудаев
при всеобщем одобрении в сентябре 1991 года разогнал этот
Верховный Совет. Интересно, что Верховный Совет России сердечно
приветствовал дудаевский режим и одобрил разгон Верховного
Совета Чечено-Ингушетии.
Но, по инициативе Р. Хасбулатова, 15 сентября 1991 года Верховный
Совет был созван вновь. Он образовал Временный Высший Совет
и объявил о самороспуске. Однако 6 октября 1991 года исполнительный
комитет Общенационального конгресса чеченского народа разогнал
этот временный орган, и, таким образом, установилась уже окончательно
власть Дудаева и его сторонников. Вскоре были проведены выборы,
в процессе которых были допущены, как нам сообщают, некоторые
нарушения, например, из четырнадцати районов — шесть не участвовали
в выборах. Конечно, легитимность режима вызывала сомнения.
Съезд народных депутатов России признал выборы незаконными.
Интересно, что в 1992—1993 годах Чечня напоминала осажденную
крепость, однако никто не вмешивался в ее внутренние дела.
Более того, ее вооружали, и пока неизвестно кто. Ей давали
нефтедоллары: направляли нефть для переработки, и Чечня, имея
лицензию на экспорт нефти, естественно, получала некоторые
доходы. Очень важно подчеркнуть, что представители Чечни не
подписали Федеративный договор и не признали того, что в Конституции
Чечня названа субъектом Российской Федерации. На 1995 год
в Чечне были назначены выборы, и не исключено, что Дудаев
потерпел бы на этих выборах сокрушительное поражение, однако
ему помогло российское вторжение. Чеченскую нацию объединил
не Дудаев, а насилие над целым народом. Военная акция России
в отношении Чечни сплотила чеченский народ. Противники Дудаева
временно стали его сторонниками, было организовано национальное
движение, направленное на то, чтобы дать отпор российским
войскам, а само их введение было воспринято в Чечне как агрессия.
При всем желании сохранить Россию как единое могущественное
государство, нельзя игнорировать международно-правовой принцип
самоопределения народов. В разделе VIII Заключительного акта
Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе от 1 августа
1975 года говорится: “Все народы всегда имеют право в условиях
полной свободы определять, когда и как они желают, свой внутренний
и внешний политический статус без вмешательства извне”.
В отношении Чечни систематически не соблюдался принцип самоопределения
народов. Известно, что в XIX веке при захвате территории Северного
Кавказа именно чеченцы оказали русским войскам наиболее энергичное
сопротивление. В условиях сталинского режима, когда формально
признавались права всех наций, в том числе и чеченцев, в 1944
году была предпринята депортация всего чеченского народа.
Память об этом по сей день жива в умах и сердцах чеченцев.
Все это способствовало тому, что у них возникли болезненное
национальное самолюбие и особая ранимость. Характерно, что
чеченцы вместо обычного приветствия “будь здоров!” говорят:
“будь свободен!” — до такой степени ценят они свою свободу
и независимость.
Высказано мнение, что вообще-то цели этой кампании хороши
и гуманны, а вот средства не те. В отношении средств это,
конечно, правильно, но, я думаю, что не годны и цели, потому
что цели состояли в том, чтобы принудить население субъекта
федерации к вхождению в эту федерацию. Я хотел бы напомнить
один важный, с моей точки зрения, момент. 4 ноября 1992 года
Президент Ельцин подписал закон об образовании Ингушской Республики.
Чечня и Ингушетия были разделены, причем довольно полюбовно.
В первом же пункте этого закона говорится: “Что касается Чечни,
то вопрос о ее самоопределении будет решен после нормализации
обстановки в этом регионе”. Таким образом, Чечня оказалась
без правового статуса, каким наделил бы ее центр, и в Чечне
действовали ее собственные законы, ее традиции. Если Чечня,
в соответствии с этим законом, не объявлялась субъектом федерации,
то весьма любопытно, каким же образом она была указана в качестве
такового в российской Конституции, принятой 12 декабря 1993
года, а еще раньше — в законе РФ от 10 февраля 1992 года?
Согласия чеченских органов на включение Чечни в состав Российской
Федерации не было. И чеченское население не участвовало в
общероссийских референдумах, которые проводились 25 апреля
и 12 декабря 1993 года. Все это говорит в пользу того, что
все-таки Чечня имела право на самоопределение. А Россия, я
думаю, не имела права принуждать Чечню, как и другие республики,
к вхождению в Российскую Федерацию.
Теперь те лица, у которых при отделении республик Прибалтики
от Союза и развале СССР не вызывал сомнения приоритет идеи
национального суверенитета над идеей сохранения общегосударственного
единства, говорят, что интересы России выше, чем суверенитет
отдельных ее частей. Я думаю, что народы, которые до сих пор
жаждут самоопределения, должны получить такое право в той
степени, в какой они хотят. Они себя считали порабощенными,
угнетенными, они утверждали, что Россия выпивает из них последние
соки. Пусть вкусят свободы, к которой они стремились. Но будем
оптимистами: эти отделившиеся регионы очень скоро поймут,
что гордое одиночество вовсе не то, что им нужно. И тогда
возобладает тенденция к интеграции, Россия станет страной,
составные части которой объединились добровольно. Только при
этом условии Россия может быть действительно великой и могущественной
державой.
Далее возникает вопрос, внутреннее ли это дело России? Когда
начались события в Чечне, президент Клинтон, канцлер Коль
и многие другие государственные деятели Запада поспешили выступить
с заявлениями о том, что конфликт в Чечне — это внутреннее
дело России, в которое они вмешиваться не хотят. Только позже
стало понятно, что массовые нарушения прав человека выводят
этот конфликт за эти рамки. И, кстати сказать, американский
президент, канцлер ФРГ, английский премьер-министр в своих
заявлениях практически поддержали российские власти в их стремлении
нанести военный удар по Чечне. Руки были развязаны — мировая
общественность и высшие государственные лица на Западе вроде
бы и не возражают и даже косвенно одобряют такого рода действия.
Правда, когда это военно-полицейское мероприятие переросло
в войну, позиция Запада была изменена в связи с тем, что там
обнаружили, наконец, нарушения прав человека, гарантированных
Конституцией и международными пактами, в массовом масштабе:
права на жизнь — имели место массовые убийства; права не подвергаться
насилию; права на жилище; права собственности; права на получение
медицинской помощи и некоторых других прав, закрепленных в
Конституции РФ. Я хотел бы в связи с этим процитировать одно
место из документа Московской конференции по человеческому
измерению СБСЕ, состоявшейся осенью 1991 года. В этом документе
говорится: “Вопросы, касающиеся прав человека, основных свобод,
носят международный характер, поскольку соблюдение этих прав
и свобод составляет одну из основ международного правопорядка”.
Черным по белому написано: это проблема не внутренняя, а международная.
Далее о средствах и методах ведения этой войны. Я хотел бы
напомнить присутствующим, что еще в 1868 году была принята
известная в международном праве Санкт-Петербургская декларация,
в которой говорилось, что выбор средств войны не произволен.
Далее, различают право Гааги и право Женевы. Право Гааги выражено
в Гаагской конвенции 1907 года, где говорится о методах и
средствах ведения войны. А право Женевы выражено в четырех
Женевских конвенциях от 12 августа 1949 года. Это право содержит
нормы, которые устанавливают необходимость гуманного обращения
с военнопленными, ранеными, больными и исключает какое-либо
принуждение в отношении гражданского населения.
В 1977 году были приняты два Дополнительных протокола к Женевским
конвенциям 1949 года: Протокол I имеет в виду международные,
а Протокол II — национальные конфликты. Согласно Протоколу
II, в ходе военных операций запрещаются антигуманные действия,
не допускаются посягательства на жизнь и здоровье гражданских
лиц, гражданское население не может быть объектом нападений,
угроз, насилия.
Мы знаем, что действия Вооруженных Сил России в Чечне не
были направлены только против “боевиков” или “бандформирований”.
Эти действия были направлены также и против гражданского населения.
Подвергались бомбежкам и обстрелам жилые кварталы Грозного,
населенные пункты на территории Чечни, больницы, школы. Население
было лишено возможности пользоваться источниками воды. Короче
говоря, в отношении населения предпринимались действия, которые
можно характеризовать как насилие и произвол. Это и есть нарушение
норм международного права.
Существует международная Конвенция 1980 года о запрещении
применения оружия, наносящего чрезмерные повреждения, имеющего
неизбирательный характер. Так называемые точечные бомбометания
— это, конечно, чепуха, это заявления, не имеющие под собой
никаких оснований. На самом деле удары были не точечными,
а по площадям. Именно по площадям работает такое оружие, как
“Град”, “Ураган”, “Смерч” и так далее. Значит, преднамеренно
уничтожались не только так называемые боевики, но и мирное
население.
Хотел бы напомнить, что существуют уставы военных трибуналов,
сразу после второй мировой войны судивших нацистских и японских
военных преступников. В этих уставах имеются разделы о военных
преступлениях и о преступлениях против человечности. При этом
определено, что такое гражданские объекты, против которых
нельзя вести военные действия. В уставах военных трибуналов
совершенно четко указано, что подлежат международной ответственности
те лица, которые отдавали приказы о бомбардировке гражданских
объектов: школ, больниц, мест скопления людей и т.д. Подлежат
ответственности и те лица, которые отдавали приказы о насилии
в отношении местного населения, не причастного к военным действиям.
Эти уставы должны напоминать нам об ответственности тех лиц,
которые предприняли военные действия в отношении Чечни и которые
отдавали приказы бомбить и обстреливать гражданские объекты.
Генеральная Ассамблея ООН 12 декабря 1973 года распространила
на комбатантов в немеждународных конфликтах статус военнопленных.
В чеченском конфликте Россия игнорировала этот общепризнанный
принцип международного права. С пленными дудаевцами обращались
жестоко, бесчеловечно, за ними не признавался статус военнопленных
под тем предлогом, что они — граждане России.
Я хотел бы отметить, что население Чечни, в соответствии
со ст. 53 Конституции РФ, имеет право требовать возмещения
ущерба, причиненного незаконными действиями российских должностных
лиц, причем в полном объеме, имея в виду разрушенные жилища,
надворные постройки, потери скота, уничтоженные посевы и т.д.
Такие иски суды должны принимать к рассмотрению и удовлетворять.
Только нужно доказать, что действия в отношении гражданского
населения были незаконными. Доказать это не так сложно, потому
что, как я уже говорил, существуют международные документы,
по которым насильственные действия в отношении мирного населения
объявляются незаконными.
Несколько слов об ответственности. Это довольно сложный вопрос.
Президент РФ неоднократно подчеркивал, что он все время контролировал
ситуацию, и, таким образом, все, что происходило в Чечне,
предпринималось с его согласия или, по крайней мере, ведома.
Президент, правда, не издал указа, который бы прямо предписывал
проведение военных действий против Чечни и в частности применение
насилия в отношении гражданского населения (может быть, существовал
секретный указ, но мы этого не знаем). Но Президент поручил
проведение соответствующих акций Правительству, а Правительство,
в свою очередь, поручило это Министру обороны, Министру внутренних
дел и директору ФСК. Если говорить о юридической ответственности,
то, я думаю, она может быть возложена и лично на Президента.
Кстати, в нашем Уголовном кодексе нет такого уголовно-правового
состава, как отдача незаконного приказа. Думаю, что это пробел
в нашем законодательстве. Но такие действия, как отдача незаконного
приказа, подпадают под определения “злоупотребление властью”
и “превышение власти”. В данном случае имело место превышение
власти, а именно: Президент отдал распоряжение, которое, в
соответствии с законом, не могло быть отдано. Президент не
мог давать указаний о проведении военных действий, поскольку,
как я уже говорил, вопросы войны и мира находятся в ведении
Государственной Думы. Поэтому превышение власти в данном случае
налицо. Незаконность распоряжений Президента и приказов Министра
обороны П. Грачева в том, что не было объявлено ни военное,
ни чрезвычайное положение и было дано указание проводить военные
действия в отношении Чечни, не считаясь с жертвами среди гражданского
населения.
Что касается военнослужащих, выполняющих указания Президента,
то квалификация их действий возможна по ст. 260 Уголовного
кодекса, которая говорит о том, что уголовной ответственности
подлежат лица, допустившие злоупотребление властью, систематически
и в боевых условиях. Все эти признаки имеют место: и систематичность,
и боевые условия. Кроме того, в отличие от ст. 170 УК РСФСР,
здесь нет указаний на то, что лицо должно действовать из личной
или другой заинтересованности: достаточно превышения власти
и того, что наступили тяжкие последствия. Военнослужащие,
которые отдавали приказы о бомбардировке гражданских объектов,
конечно же, должны нести уголовно-правовую ответственность,
я в этом не сомневаюсь.
Возможна ответственность и по ст. 149 УК “Умышленное уничтожение
имущества граждан”. В ряде эпизодов, когда военнослужащие
действовали не по приказу, а самостоятельно, возможно применение
ряда статей УК, предусматривающих ответственность за убийство,
изнасилование и т.д. В последнее время появились сообщения
о мародерстве, которое подпадает под ст. 266 УК и в военных
условиях наказывается вплоть до смертной казни.
Хотел бы также отметить, что в нарушение Конституции РФ во
время чеченских событий, по сути дела, была введена цензура:
Временный информационный центр в Моздоке отсеивал информацию
и передавал только то, что было выгодно властям. Тем самым
нарушалась ст. 29 Конституции РФ. Особо хотел бы остановиться
на позиции прокуратуры России. Исполняющий обязанности Генерального
прокурора возбудил уголовные дела в отношении Дудаева и других
чеченских ополченцев. Это его право. Он должен разобраться,
в какой мере виновны эти лица. Но он “забыл” возбудить уголовные
дела в отношении тех, по чьему приказу были введены российские
войска в Чечню. Он “забыл” также возбудить уголовное дело
для проверки достоверности сообщения о том, что средства массовой
информации получали от Дудаева очень приличное вознаграждение.
Это тяжкое обвинение в отношении средств массовой информации,
журналистов, и, конечно же, здесь имеются и повод, и основание
для возбуждения уголовного дела. Если эта информация не подтвердится,
лица, которые распространили ее, должны нести уголовную ответственность.
И.о. Генерального прокурора не рискнул квалифицировать действия
Дудаева по ст. 64 “Измена Родине”, хотя в этой статье говорится
о действиях, предпринимаемых в ущерб суверенитету и территориальной
целостности России. Казалось бы, Дудаев действовал в ущерб
суверенитету и целостности России. Но правильно сообразил,
какую это вызовет реакцию. Дудаев ведь скажет, что он не изменник
Родины, а, наоборот,— защитник ее с точки зрения чеченской
стороны. Поэтому и.о. Генерального прокурора эту статью не
затронул. Он квалифицировал действия Дудаева и его сторонников
как бандитизм, по ст. 77 УК. Но давайте откроем эту статью
и посмотрим, что в ней говорится. “Бандитизм — это организация
вооруженных банд для нападения на предприятия, учреждения,
организации и отдельных лиц”. Конечно же, Дудаев со своими
формированиями не нападал на учреждения, организации и отдельных
лиц, а просто защищался. И никакого бандитизма тут, на мой
взгляд, нет.
Наконец о роли Федерального Собрания в разрешении чеченского
кризиса. Дума оказалась на каникулах, и очень трудно было
ее собрать. Собирали по инициативе “Демократического выбора
России”. Дума приняла постановление о недопустимости кровопролития
и этим ограничилась. Дума предложила объявить амнистию, но
при амнистии предполагается, что она объявляется в отношении
виновных. Значит, Дума с самого начала исходила из того, что
Дудаев и его окружение — виновны, но могут быть амнистированы
для того, чтобы прекратить вооруженный конфликт. Но вопрос
о виновности Дума решать не может. Такое же решение принял
Совет Федерации. Конечно, этого далеко не достаточно. Ситуация
требовала от наших законодательных органов более активных
действий. Они могли принять не просто декларацию о прекращении
кровопролития, но выступить более резко. Если они действительно
против этой войны, то могли бы принять обращение к мировой
общественности — они этого не сделали. А затем свершился уже
совсем позорный для нашей Думы акт — отстранение Сергея Адамовича
Ковалева от исполнения обязанностей уполномоченного по правам
человека.
Мне кажется, что в высших эшелонах власти, включая законодательную,
в связи с событиями в Чечне все более преобладает великодержавный,
имперский настрой. Наконец-то и Президент, и Дума, и Совет
Федерации нашли общий язык и именно в связи с событиями в
Чечне. Сейчас, когда уже разворачивается предвыборная кампания,
ветви власти, с точки зрения Президента, должны выступать
единым фронтом. Но единство в условиях, когда страну раздирают
экономические и политические противоречия, вряд ли оправданно.
И я думаю, что каждый честный и здравомыслящий человек должен
отдавать себе отчет в том, что это единство, внешне уже выраженное,
возникло на основе кровопролития и беззакония. Конечно же,
следует еще раз подчеркнуть, что существует опасность того,
что в связи с событиями в Чечне Россия может пойти по пути
не правового, а полицейского государства.
Каковы же перспективы? Я думаю, что основное — это прекращение
военных действий. Конечно же, необходимы переговоры, в том
числе с представителями Дудаева. И я думаю, что в соответствии
с п. 5 ст. 66 Конституции РФ возможно изменение статуса субъекта
федерации, в данном случае Чечни, с тем, чтобы Чечня, как
и Татария, Башкирия, получила бы больше прав. Может быть,
дело дойдет до конфедерации или каких-то других форм сотрудничества.
Я думаю, что перспективы имеются и возможности еще не упущены
для того, чтобы прекратить кровавый чеченский конфликт, и
для того, чтобы чеченское население почувствовало себя защищенным
и избавленным от ужасов войны.
Правовые аспекты чеченского кризиса: Материалы семинара
Ответственный редактор Н.А.Кравченко
© НИПЦ “Мемориал”, 1995 г.
|
