Дорога из дедушкиного сада

Русика больше нет. Я знаю это. Я сам видел, как его разорвало осколками снаряда и битого стекла, когда бомбили наш автобус. Но я не верю в это. Ведь потом, в больнице, мама и Мадина говорили мне, что он вернется. Когда я ненадолго выныривал из липкой густой тьмы и в слабом свете видел над собой их иссеченные колотым стеклом лица, я начинал звать Русика, а они просили только чуть-чуть подождать.

А еще я не верю в это, потому что сегодня ночью он опять приходил ко мне. Как только я закрыл глаза, он снова уставился на меня своими черными глазищами из-под светлой челки. А потом худенькой рукой стянул с меня одеяло: «Мага, пошли!». И я соскочил с кровати, и засветило солнце, и мы побежали вприпрыжку по яркой зеленой траве, и моя правая рука была опять на месте. Вокруг не было никакой войны. Все было как раньше. Мы были у дедушки в Улус-Керте. Дедушка как всегда сидел на лавочке около дома. Высокая каракулевая папаха лежала рядом, а он подставлял весеннему солнцу свою блестящую лысину. Он обучал нас читать молитвы, и я как обычно путал и перевирал слова непонятного арабского языка, а Русик запомнил все с первого раза, хоть он и младше меня на два года. А потом мы пошли в овечий загон смотреть ягненка. Он был совсем маленький, покрытый нежной белой шерстью, и блеял тонким и каким-то виноватым голосом. Мы его гладили, и он нас не боялся.

Когда мы вышли из загона, я позвал Русика играть в прятки в большом и старом дедушкином саду. Сначала водил Русик, и я не смог придумать ничего нового и спрятался на своем излюбленном месте среди ветвей огромной груши. Это была очень старая груша. Она уже росла здесь, когда меня еще не было на свете, хотя я прожил очень много лет, целых одиннадцать. Наверно, она росла тут, даже когда дедушка был такой, как мы с Русиком, может быть, он тоже прятался на ее верхушке. Конечно, Русик сразу нашел меня там, и я стал водить: отошел к садовой калитке, зажмурился и быстро сосчитал до ста. И пошел в зеленой тени искать Русика. Я оглядывал верхушки деревьев, даже тех, куда не мог бы залезть и сам, не то что маленький ростом Русик, заглянул в заросли крапивы и под старую тележку, которую сюда привезли часто игравшие в саду дети, и за ствол самой большой айвы. Но Русика нигде не было, я искал наверно целую вечность, и начал громко звать его, но он не отзывался.

И вдруг откуда-то возник звук. Это был непонятный звук, из другого, чужого нам с Русиком мира. Звук все нарастал и приближался, и я закричал от страха, и вдруг все пропало, и я открыл глаза и увидел над собой брезентовый заплатанный свод палатки; сквозь прорехи пробивался тусклый свет. На краю кровати сидела Мадина и держала руку на моем лбу. А вокруг плакали и причитали женщины. Это был тот странный звук, который я услышал, когда искал Русика. «У Хавы племянника убили при зачистке»,- сказала Мадина.

Я заплакал вместе со всеми. Я никогда не знал племянника Хавы, нашей соседки по палатке, и я привык, что каждый день кого-то убивают. Я плакал потому, что не смог найти Русика в дедушкином саду. Я знал, что мы должны вместе уйти оттуда, а Русик убежал от меня. Его нет сейчас со мной в палатке, его нет нигде вокруг, он остался где-то там, в тени старых деревьев. Мадина тоже тихо заплакала и положила мне на лоб смоченную в уксусе марлю. «Где Русик?» - спросил я ее на всякий случай, хотя знал, где он. «Он уехал к тете, наверно через неделю вернется», - сказала Мадина и отвернулась.

А я стал ждать. Я знаю, что он опять придет ко мне, и не через неделю, а очень скоро, он сейчас где-то рядом. С тех пор, как я заболел, он стал приходить чаще, почти каждый день. Но всякий раз он исчезал неожиданно, оставляя меня одного. Я болею уже давно, больше месяца. Сначала приходил доктор, высокий худой ингуш в потрепанном халате, измерял мне температуру, качал головой, цокал языком и давал какие-то порошки. А теперь он куда-то исчез, я даже не помню его лица, помню только смотрящие на меня большие очки. Я сейчас вообще мало что вспоминаю из того, что было раньше. Я жду Русика. Я должен его найти, ему нельзя оставаться одному в большом запущенном саду, ведь он еще маленький. И он ко мне придет, чтобы я забрал его оттуда.

Голоса и плач вокруг становились тише, как будто они были по телевизору и кто-то убавил звук. Я видел над собой бледное заплаканное лицо Мадины, казавшееся восковым в серых сумерках. «Не плачь, он придет уже совсем скоро, - сказал я ей, - и я заберу его из дедушкиного сада». Мадина отодвинулась чуть-чуть и закрыла лицо руками. Так она просидела несколько минут, а потом позвала маму. Я смутно видел, как мама идет к моей кровати, но стало еще темнее, и я вдруг увидел, что ко мне подошел Русик. «Мага, Мага», - тихо позвал он и взял меня за руку. Я вскочил на ноги и радостно завопил: «Русик! Я нашел тебя!» Мы опять были в дедушкином саду, и я крепко держал Русика за руку и знал, что больше никуда не отпущу его одного, ведь он мой брат. И мы не будем больше играть в дурацкие прятки, где братья теряют друг друга. Мы вышли из сада и пошли по узкой дорожке вверх к голубовато-белым снежным горам, оставив позади дома Улус-Керта. На душе у меня было светло и спокойно. Мне больше не надо ждать Русика. Я нашел его и теперь мы всегда будем вместе.

Аминат Ламаро, специально для «Чеченпресс»