Интервью «Голосу Америки» Джабраила Хачилаева

hachilaev

В интервью «Голосу Америки» Джабраил Хачилаев рассказал о попытках власти установить диалог с наиболее радикально настроенной частью молодых мусульман в Республике Дагестан. О сложной ситуации, сложившейся в республике, и о широко обсуждаемом проекте «легализации салафитов» мы писали в предыдущей публикации на эту тему.

Джабраил Хачилаев – по национальности лакец. Это известный общественный деятель, глава представительства Российского фонда мира в Дагестане, депутат районного совета.

Джабраил – единственный оставшийся в живых из четверых братьев Хачилаевых, приборетших широкую известность в 1998 в связи с захватом здания правительства Дагестана. Как и в республике, так и в Москве политическая роль братьев Хачилаевых вызывает неоднозначные оценки. По сведениям генеральной прокуратуры РФ, Хачилаевы были тесно связаны с чеченскими сепаратистами и поддержали Шамиля Басаева в походе на Дагестан. Старший из братьев – Магомед Хачилаев – вплоть до убийства в 2000 году оставался лидером лакского этнического движения в Дагестане. Надиршах Хачилаев в разное время возлавлял Союз мусульман России, был депутатом госдумы РФ, впоследствии был лишен депутатской неприкосновенности и арестован по обвинению в организации вооруженных беспорядков, а затем оправдан и освобожден. В 2003 году он был убит неизвестными – вскоре после победы на выборах в народное собрание Дагестана.

Несмотря на то, что Джабраил Хачилаев длительное время не принимал открытого участия в политической и общественной жизни Дагестана, по мнению экспертов «Голоса Америки», он по-прежнему обладает влиянием как среди бизнес-элиты Дагестана, так и в среде исламской молодежи. Кроме того, Хачилаев остается одной из самых влиятельных фигур в лакском этническом сегменте.

Фатима Тлисова: Легализация салафитской ветви ислама в Дагестане – насколько это необходимо для решения проблемы радикализации мусульман в республике?

Джабраил Хачилаев: Вопрос поставлен некорректно. Вы сказали о «салафитской ветви» ислама. Ислам един: он такой, каким его донес до нас его Пророк (да благословит его Аллах и приветствует). Отождествление «салафитской ветви» ислама с «радикальными мусульманами» – это бессодержательная игра псевдотерминами. Ислам никогда не был чем-то новым и тем более радикальным для Дагестана. Легализация – тоже некорректное слово. Мы, мусульмане, достаточно комфортно чувствуем себя здесь. Большинство мусульман достаточно лояльно и мирно, в русле сложившейся ситуации и реалий, живут, работают… Я бы сказал, что речь идет именно о диалоге. Да, с приходом новой команды в руководство республикой, власть, наконец, стала общаться с лидерами, как их называют, салафитских общин. То есть той части мусульман, которая сейчас, по сути, представляет собой наиболее активную, действующую в рамках российского правового поля, группу. Я бы сказал, что они есть оппозиция власти.

Ф.Т.: Оппозиция в дагестанском варианте – физический отстрел представителей власти? Вы говорите о мирных салафитских общинах, но ведь новости из вашей республики напоминают сводку с театра военных действий.

Д.Х.: Я не хочу говорить об этом. Нельзя забывать, что по-прежнему нарушаются элементарные права мусульман. Вводятся непонятные режимы КТО, когда во время пятничного намаза силовики окружают целые села, врываются в мечети, хватают ребят и забирают их в ОВД. Власти неустанно ратуют об инвестиционном климате, но в то же время проводятся эти неадекватные спецоперации, когда разрушают целые дома, наносится большой ущерб людям, зданиям. Подобные спецоперации только внушают людям чувство безысходности и негативно сказываются на инвестиционном имидже. Сейчас не министерство по делам инвестиций формирует инвестиционный климат, а МВД, ФСБ, пограничники, таможня… Когда вы въезжаете на территорию Дагестана, кого вы встречаете первыми? Сотрудников таможни, миграционной службы, полицейских. Коррумпированные сотрудники этих структур и есть главное препятствие на пути инвестиций в республику.

Ф.Т.: И все же о диалоге с салафитами – зачем и кому он нужен?

Д.Х.: Я думаю, что диалог с салафитами – вынужденная мера, которая происходит из-за интенсивного процесса возрождения ислама как политического фактора во всем мире. Что касается локального уровня, то государству уже давно пора отойти от двойных стандартов и с таким же рвением общаться и с салафитами, с каким власть общается с представителями официального духовенства в лице ДУМД. От этого выиграют все стороны диалога.

Ф.Т.: Насколько вовлечен в эти процессы федеральный центр, кем он представлен, и каким влиянием пользуются люди, участвующие в процессе с дагестанской стороны?

Д.Х.: Я думаю, в значительной степени это инициатива Кремля, подхваченная руководителями республики. Очевидно, что от федерального центра функции модераторов взяли на себя Максим Шевченко и ряд других известных общественников. Они создают площадки для диалога. Можно их поблагодарить за это. В Дагестане функцию модераторов реализуют Аббас Кебедов, и в какой-то степени Сулейман Уладиев. Кебедов – человек, достаточно подкованный в вопросах религии, хорошо чувствующий политическую конъюнктуру всего Кавказа. И я думаю, власти нужно серьезно с ним работать. Хотя я полагаю, что дело не в модераторах как таковых, а в элементарном соблюдении властью норм права, заложенных в конституции. И вообще я бы призвал перестать бояться слов «джамаат», «шариат». Это обычные слова, заимствованные из арабского языка, и если кому-то во власти они режут слух, то миллионы мусульман от этого страдать не должны. Министр ВД Дагестана Абдурашид Магомедов ввел для сотрудников МВД курс лекций по основам ислама. Такие действия служат стабилизации и сближению населения и власти. При встрече один на один сотрудники полиции говорят, что они мусульмане и разделяют ценности ислама.

Ф.Т.: Но опять же – согласно сводкам МВД, именно сотрудники полиции оказываются чаще всего под пулями этой самой «салафитской оппозиции»...

Д.Х.: В селении Советское, как рассказывают очевидцы, полицейские заходили в мечеть в сапогах. Полицейские – наделенные властью и оружием люди, они априори находятся в позиции сильного относительно простого гражданина, и тем более – простого мусульманина. Если прихожане мечетей нарушают российское законодательство – примените к ним закон. А такими методами работы сама полиция ставит под сомнение российскую государственность. Ни один униженный дагестанец не захочет жить с клеймом, ему лучше умереть. Кругом взятки, казнокрадство, с детского сада детей втягивают в процесс коррупции. Власть подает им вот такой пример. А те, кто отказывается подстраиваться под эти нечестивые правила, находят смысл жизни в исламе.

Ф.Т.: Эксперты «Голоса Америки» в предыдущей статье на эту тему говорили о том, что Дагестан фактически находится на пути отделения от России. Что вы думаете на этот счет?

Д.Х.: Нам бы хотелось видеть, что руководство федеральных структур и президент страны так же любят Дагестан, как и Новгородскую область, Краснодарский край, Хабаровский край. На днях я летел из Сочи в Дагестан. Так как прямого рейса нет, летел через Москву, Домодедово. Девушка в пункте регистрации транзитной зоны, узнав, что я лечу в Дагестан, мне объясняет: мы обслуживаем только внутренние рейсы... Вы, что, говорю, географию не проходили? Потом уже, покопавшись у себя в компьютере, она признала ошибку. Чтобы такие казусы не происходили, надо интегрироваться более масштабно, более грамотно. Надо вообще федеральной власти доверять местным кадрам, а то присылают к нам «варягов» на руководящие должности в силовых органах. Не может у президента и у дагестанцев из числа руководящего состава не возникнуть внутреннее неприятие: раз мы россияне – происходит диссонанс, который никак не служит стабилизации взаимоотношений – центра с регионом в целом, а не только с «салафитами» и «радикальными мусульманами». Это на местном уровне, а на федеральном, как мне видится, нет механизмов продвижения интересов мусульман. Есть отдельные островки, такие, например, как Союз мусульман России, который имеет определенный опыт контактов и на федеральном, и на международном уровне, опыт миротворческих миссий. Могу предположить, что Союз мусульман России мог бы послужить площадкой для реализации широкомасштабного диалога о перспективах мусульман России.

Ф.Т.: Диалог этот по объективным причинам еще очень хрупок: продолжается насилие с обеих сторон, и остается глубокое недоверие между обществом и властью. Какие еще факторы, на ваш взгляд, мешают этому процессу?

Д.Х.: Диалог, о котором мы с вами ведем речь, несколько деперсонализирован. Вы употребили слово «модераторы». Модераторы – это те, кто выстраивает дискуссию, направляет ее. Но в целом широкой публике неизвестно, кто именно ведет диалог, с кем именно «модерируют» диалог Шевченко, Сванидзе, Лукин и другие. Это, на мой взгляд, свидетельствует о том, что проблемы назрели не на уровне личностей, а на уровне институтов. Нужно создавать институты, механизмы встраивания интересов мусульман России в политическую мозаику страны. Это и есть реальный диалог. Я готов, имея небольшой опыт, делиться им со всеми участниками этого диалога, понимаемого шире, чем просто «круглые столы».

Ф.Т.: По мнению все тех же экспертов, на Северном Кавказе Кремль предпочитает опираться на им же назначенных представителей власти. Насколько устойчив авторитет этих людей на местах – в частности, в вашей республике?

Д.Х.: Если исходить из многовековой традиции «кнута и пряника», то Россия должна понимать, что этот метод управления Кавказом себя изжил. Кавказ научен горьким опытом. А горький опыт – опыт незабываемый. Сама активизация исламского возрождения на Кавказе и есть ответ на эту политику по имперскому принципу «Разделяй и властвуй!». И теперь федеральный центр оказался перед оскорбительным для нормального, демократического государства выбором: убивать «радикальных мусульман», то есть тех, кто уже воюет против этого государства, не признавая его для себя легальным, или договариваться. Пока хотя бы с теми, кто не воюет.