...Ветреный век мы застали, Лира!
Ветер, в клоки изодрав мундиры,
Треплет последний лоскут шатра.
Новые толпы - иные флаги!
Мы ж остаемся верны присяге,
Ибо иные вожди - ветра.
Марина Цветаева
Во время гражданской войны в России в 1919-1920 годах несколько сот чеченцев погибло, защищая русских красноармейцев от преследований белогвардейцев. Спустя время, когда изменилась ситуация, опять гибнут чеченцы, спасая казаков, которые укрывались в Чечне теперь уже от красного террора.
Н.Н. Брешко-Брешковский. Дикая дивизия. (Рига, 1920)
В кабинете, темном от массивной, чопорной мебели и тяжелых ковров, становилось еще мрачнее - на Париж опускались сумерки. Несмотря на полумрак, президент не включал верхнее освещение. Лишь слабый свет настольной лампы слегка разгонял тень, неясными контурами очерчивая заваленный бумагами письменный стол и кресло, в котором бессильно откинулся Вудро Вильсон. У американского президента был трудный день. Мирная конференция, организованная Францией весной 1919 года, подходила к концу, и лидерам союзных держав вроде бы удалось прийти к соглашению по основным пунктам политического договора по итогам первой мировой войны. Но в ходе обсуждения заключительных документов постоянно всплывали все новые и новые проблемы, грозившие разрушить наметившееся взаимопонимание.
Свинцовая усталость сдавила виски. Вспоминая минувший день, президент вновь почувствовал досаду. Столько усилий потрачено на то, чтобы убедить французов и англичан в необходимости создания Лиги Наций! А теперь любимое детище Вильсона превращается в клубок противоречий и интриг: французы требуют отделить от Германии Рейнскую область, итальянцы претендуют на Тироль и Фиуле, японцы сцепились с австралийцами за южные острова, Китай недоволен решением по Шандуню. Кажется, взаимным претензиям нет конца.
Ко всем этим проблемам добавился неразрешимый «русский вопрос». Около трех десятков национальных и региональных «правительств», возникших на обломках развалившейся империи, требуют не только немедленного признания их независимости, но и материальной и военной помощи для борьбы с большевизмом. Непонятно, что с ними делать. «Русский inpasse», как сказал Клемансо. Действительно тупик.
Как раз сегодня президент принимал делегацию Кавказа. Вездесущий, всезнающий полковник Хауз, познакомившись с этими кавказцами в одном из парижских политических салонов, убедил Вильсона встретиться с ними. Хауз, как всегда, оказался прав - разговор получился интересным. Президент с немалым удивлением узнал, что оказывается, на Кавказе живут не только Georgians (грузины), но и масса других народов, которые теперь намерены создавать свои государства.
Вильсон, считавший себя наследником свободолюбивого духа отцов-основателей Соединенных Штатов, всегда сочувствовал стремлению народов к свободе. Но, с другой стороны, он полагал, что разрозненным малым государствам будет нелегко добиться признания своего суверенитета, а еще труднее - отстоять независимость. Президент дал понять делегатам, что для создания и утверждения национальной государственности кавказцы должны объединить свои усилия и создать федеративный союз, который будет в состоянии защитить регион от иностранной агрессии и в дальнейшем может стать реальным фактором международной политики.
Кажется, предложение американского руководителя нашло понимание. Вильсон заметил, как живо глава кавказской делегации откликнулся на слова о необходимости единства Кавказа, как охотно поддержал он мысль о создании Кавказской федерации. «Этот кавказец производит впечатление человека мужественного, энергичного, умного и решительного, - подумал президент. - Его искренняя преданность борьбе за свободу своей родины внушает уважение, а волевой характер - надежду, что кавказское освободительное движение нашло сильного лидера. Настоящий „президент Кавказа". Кстати, надо запомнить его имя». Вильсон, не глядя, протянул руку и взял со стола блокнот. На последней странице почерком Хауза было написано: «Chermoeff».
Абдул-Меджид (Тапа) Чермоев родился в известной чеченской семье. Его отец, генерал-майор русской армии Арцу Чермоев, участвовал в Крымской (1853-1856) и русско-турецкой (1877-1878) войнах.
В 1866 году полковнику Арцу Чермоеву, майору Шамурзаеву и ротмистру Алханову царь Александр II пожаловал по 550 десятин земли за добросовестную службу.
В январе 1877 года по решению царского правительства был сформирован Чеченский конно-иррегулярный полк. Набирали только добровольцев - молодых горцев и опытных воинов, уже служивших в кавалерии или горской милиции. Чеченцы охотно шли на военную службу. Даже сетовали на то, что их берут так мало: ведь джигитов хватает на десять таких полков. В середине февраля в Чеченский полк было зачислено около 600 человек из Грозненского, Аргунского, Веденского и Хасавюртовского округов. Особое внимание, оказываемое царской семьей конно-иррегулярным полкам, привлекало к службе в них не только представителей кавказской аристократии, но и выходцев из лучших русских и европейских дворянских фамилий.
Форма офицеров и рядовых нового воинского подразделения производила неизгладимое впечатление, особенно на женщин: белые бурки, папахи, бешметы и башлыки, богато украшенные серебром, кремневые ружья и сабли.
Первым командиром полка был войсковой старшина (подполковник) Акимов, которого сменит на этом посту генерал Арцу Чермоев.
Весной 1877 года Чеченский полк практически без подготовки был брошен на Кавказский театр военных действий. Горцы считались «природными воинами», которым не надобно обучение.
Генерал Чермоев в сражениях на Кавказе против турецких войск прославит свой полк. Участие во взятии Ардагана, в боях у Зивина, в осаде и ночном штурме крепости Карс, в других крупных операциях русской армии, особенно в операции под Аладжи, когда чеченские всадники прорвали турецкий фронт, атаковав отряды неприятеля, укрепившегося на горе Малы-Ягны, станут достоянием военной истории и прославят чеченцев как бесстрашных и непобедимых воинов.
После окончания русско-турецкой войны Арцу Чермоев вышел в отставку и поселился с семьей в Грозном. В 1882 году, 15 марта, у него родится сын Абдул-Меджид. В семье мальчика ласково звали Тапа. Это домашнее имя впоследствии станет единственным известным именем Чермоева-младшего, которому суждено будет умножить славу своего легендарного отца.
Спустя некоторое время семья отставного генерала переедет во Владикавказ. Арцу Чермоев приобретет большой дом на Лорис-Меликовской улице. Здесь Тапа рос, учился в реальном училище, после окончания которого его ждала военная карьера. Юноша пойдет по стопам отца-генерала и старшего брата Арслахана, который к тому времени был уже офицером милиции в Грозном.
О старшем Чермоеве следует рассказать подробнее. Как отме¬чено в личном деле генерала, он, «кавказский уроженец из почетной Белгатоевской фамилии», родился 16 июля 1825 года. Семнадцати лет, в 1842 году, поступил волонтером на военную службу, где с первых дней показал себя дисциплинированным и отважным воином. В советское время все, что было связано с царской Россией, подвергалось уничижению. Не избежал этой участи и боевой генерал Арцу Чермоев, сохранявший в самых трудных обстоятельствах верность воинскому долгу. Слышал ли кто-либо из ныне живущих в России о честном и бесстрашном герое нескольких войн генерале Чермоеве? Принимая участие в военных кампаниях, Арцу Чермоев был дважды ранен: 15 мая 1852 года в руку и 1 марта 1854 года, когда пуля прошила навылет правую ногу, повредив кость. Но бравый офицер остался в строю.
В царское время, когда боевые награды вручали строго по заслугам, генерал Чермоев был отмечен многими высшими орденами и другими знаками отличия. Он был георгиевским кавалером, имел орден Святого Георгия 4-й степени (что для любого офицера составляло предмет особой гордости), а также кавалером орденов Святого Владимира 2, 3 и 4-й степени с бантом, Святой Анны 1-й степени с мечами, Святой Анны 2-й степени с короной и мечами. Святой Анны 2-й степени с мечами, Святой Анны 3-й степени с бантом и Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». Имел брон¬зовые памятные медали за участие в Крымской и русско-турецкой войнах, почетный крест за службу на Кавказе и другие награды.
В 1871 году Арцу Чермоев был произведен в генерал-майоры армейской кавалерии. «В службе сего генерала, - указано в документах, - не было обстоятельств, лишающих его права на получение знака отличия за беспорочную службу». Получить столь лестную оценку, прослужив тридцать лет, удавалось немногим.
У Арцу Чермоева было три жены. От первой, Таурус, у него родились сыновья Арслахан (1849), Арсемик (1856), Даниэль-Султан (1862) и Абдул-Азиз (1867). Вторая жена, Зайбула, родила ему сыновей Абдул-Муслима (1865), Абдул-Меджида (1882) и дочерей: Сакийнат (1866), Сабий-Бат (1867), Кабахан (1872) и Айзанат (1883). От третьей жены, Чунки, в 1888 году родилась дочь Ольмисха.
После смерти генерала Чермоева, последовавшей во Владикавказе 27 сентября 1895 года, у его семьи, кроме участка земли в Грозненском округе Терской области, других средств к существованию не осталось. И Таурус начала ходатайствовать о назначении пенсии за мужа. Сохранилось ее обращение к императору Николаю II, заре¬гистрированное 18 декабря 1895 года в штабе Кавказского военного округа:
Всепресветлейший державный Великий Государь Император Николай Александрович. Самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший!
Просит вдова состоявшего при Кавказской армии генерал-майора Арцу Чермоева Таурус Чермоева о нижеследующем.
27 сентября сего года умер мой муж, состоявший при Кавказской армии генерал-майор Арцу Чермоев, оставив меня почти без средств к жизни при моих старческих летах и болезненном состоянии, а потому, поднося к сему копию послужного списка мужа моего и свидетельство о его смерти, всеподданнейше прошу: дабы повелено было прошение сие мое принять и назначить мне за службу мужа моего пенсию из суммы Государственного казначейства и Эмеритальной кассы Военно-Сухопутного ведомства.
г. Грозный Терской области. Декабря 12-го дня 1895 г.
Прошение было уважено, и 27 сентября 1897 года вдове генерал-майора и двум его младшим дочерям была назначена пенсия 716 рублей 66 копеек в год с выплатой из «эмеритальной», то есть наградной кассы. Сыну, Абдул-Меджиду, ученику Владикавказского реального училища, также начали выплачивать ежегодную пенсию 134 рубля 34 копейки. Для семьи это было солидной поддержкой. Тем более для юноши, будущего нефтепромышленника Тапы Чермоева.
Отличной, или, как тогда говорили, беспорочной длительной службой генерал Чермоев завоевал уважение и высокий авторитет не только в войсках, среди своих коллег-офицеров, но и у высших чинов военного ведомства. Поэтому его сыну, в память о славном отце, была предоставлена возможность поступить в Николаевское кавалерийское училище, которое считалось одним из наиболее привилегированных военных учебных заведений царской России.
Тапа быстро освоился с правилами училища и вскоре стал одним из лучших. Начальство обратило внимание на способного юношу «из туземцев», и после окончания учебы в 1901 году перед Тапой открылась возможность сделать блестящую карьеру. Чермоева зачислили в лейб-гвардию Его Императорского Величества. Попасть в царский конвой было пределом мечтаний большинства офицеров из казаков и горцев. В основном службу в охране царя и его ближайшего окружения несли потомственные дворяне, казачья и горская знать, чьи отцы и деды отличились на службе России. Отбор производился при участии самого императора. Пять лет Тапа добросовестно и безукоризненно нес службу, демонстрируя образец дисциплины и долга.
Служба в царском конвое была почетна. Главное, она не обременяла молодого офицера. О начальнике конвоя генерал-майоре бароне фон Мейндорфе современники отзывались как об «очень милом, хорошем человеке, но в высшей степени пустом и бессодержательном». В основном он был занят легкими интригами и хитроумными финансовыми аферами и потому не докучал подчиненным. Гвардейская молодежь, принадлежавшая к самым знатным фамилиям империи, весело прожигала жизнь. Караулы в царской резиденции, церемониальные парады и инспекторские смотры чередовались с балами, светскими приемами и кутежами в шикарных ресторанах.
За эти годы Тапа понял, что такая военная карьера не для него. Бесшабашная, праздная жизнь гвардейцев - парадные выезды, приемы и балы в столице, Петергофе, Царском Селе, Павловске - так надоела ему, что Чермоев решил покончить с военной службой. Он был от природы богато одаренной личностью, с пытливым умом и деятельным характером. Пустое времяпровождение тяготило Тапу, и он уходит из императорского конвоя.
В 1906 году двадцатичетырехлетний сотник лейб-гвардии Чермоев женился на дагестанской ханше Хавар-Ханум Ибрагимбековой. Покинув холостяцкую квартиру на Миллионной улице, Тапа с супругой переселился на Сергиевскую. Это «событие» не преминул отметить светский ежегодник «Весь Санкт-Петербург» за 1907 год.
Молодожены недолго прожили в столице. Через два года после свадьбы в чине поручика гвардейской кавалерии Тапа выходит в отставку и едет с женой во Владикавказ.
К тому времени Терская область, центром которой был Владикавказ, переживала бурный экономический подъем, связанный с разработкой нефтяных месторождений близ Грозного и возникновением грозненской нефтедобывающей и перерабатывающей промышленности. «Нефтяная лихорадка» захватила тысячи людей, но лишь немногие искатели счастья наживали сказочные богатства.
Тапа решил пополнить оскудевший семейный доход за счет торговли нефтеносными участками. Он нанял инженеров-геологов, которые вскоре обнаружили месторождения черного золота на чермоевских землях в районе Ханкалы. Получив начальный капитал, Чермоев с головой окунулся в нефтяной бизнес: занимался добычей и продажей нефти, арендой нефтеносных земель, перепродажей «перспективных» участков. Быстро освоившись в среде нефтяных королей и керосиновых баронов, бывший гвардейский офицер широко развернул дело и вскоре сам вышел в промышленные воротилы. Особо крупную удачу новоиспеченному миллионеру принес второй нефтяной бум, начавшийся после открытия Новогрозненских нефтяных промыслов в 1912 году.
Тапа возглавил список самых богатых людей всего Кавказского региона. Он уже начал скупать акции азербайджанских нефтяных компаний. Если бы не революция, разрушившая все планы, Чермоев несомненно стал бы одним из богатейших нефтепромышленников мира. Известный политолог Абдурахман Авторханов назвал Тапу Чермоева, хлебного короля Баширова, заводчиков Мациева, Цутиева, владельцев «Староюртовской нефти» Балуева, Батукаева, Мирзоева, Шаптукаева «пионерами развития промышленного капитала в Чечне».
Чермоев был известен, не только как нефтяной король, но и как деловой человек и общественный деятель, снискавший уважение в народе. Тапе не было и тридцати лет, когда его избрали депутатом четвертой Государственной думы.
Одновременно Тапа делал первые шаги в качестве политического деятеля. Молодого предпринимателя возмущали махинации местных чиновников и приезжих дельцов, которые с помощью крючкотворства и обмана пытались присвоить доходы от эксплуатации нефтяных земель, находившихся в коллективной собственности чеченских сел. Ставропольское горное управление и представители Министерства земледелия затеяли тяжбу против селения Новые Алды, будучи уверенными, что им удастся отобрать у чеченских крестьян деньги, которые они получили за продажу алдынских нефтяных участков. Чиновники и стоявшие за их спиной крупные нефтедельцы пытались доказать, что горцы не имеют прав на предоставление недр своих земель для разработки.
Против аферы решительно выступил Чермоев. Он стал главным ходатаем в правительственных кругах по вопросу о правах кавказцев на богатства принадлежащих им земель. Ссылаясь на многочисленные обещания кавказских наместников, данные от имени государя, о «незыблемости прав собственности» горцев, на решение Государственного совета 1888 года и постановление Правительствующего Сената 1894 года, утвержденные императором, Тапа добился отмены судебных исков против Новых Алдов. Чтобы пресечь в будущем возможность присвоения доходов чеченских сел, Чермоев добился рассмотрения Сенатом ходатайства чеченцев о подтверждении их прав на недра и землю. Не просто было миновать нижние бюрократические инстанции, но Тапа знал, как это сделать.
Бывая в Петербурге по коммерческим и общественным делам. Чермоев сблизился с ведущими политическими деятелями и предпринимателями России, многие из которых участвовали в масонском движении. Ходили слухи, что в это время (вероятно, в 1913 или 1914 году) он и вступил в масонскую ложу.
Подозрения, что Тапа принадлежит к «вольным каменщикам», вызвал памятник, сделанный по его заказу на могилу отца. Скульптура изображала один из распространенных символов масонства - сухое древо с обрубленными корнями и голыми ветками.
Российское масонство начала XX века объединяло лидеров либеральных и демократических партий и движений, писателей, адвокатов, промышленников, банкиров, депутатов Государственной думы, военных. Масонские ложи представляли собой дискуссионные кружки, в которых представители различных политических течений могли свободно обмениваться мнениями по насущным проблемам жизни страны.
Участие Чермоева в масонском движении помогло ему установить контакты со многими видными политическими и общественными деятелями России. В то время масонами были, лидер левого крыла кадетской партии Николай Некрасов (будущий вице-премьер Временного правительства), заместитель председателя Государственной думы Александр Коновалов (позже вице-премьер Временного правительства), сахарозаводчик и газетный магнат Михаил Терещенко (позже вице-премьер и министр иностранных дел Временного правительства), лидер думской фракции прогрессистов Иван Ефремов (позже министр юстиции Временного правительства), лидер меньшевистской фракции Госдумы Николай Чхеидзе (позже председатель Президиума ВЦИКа Советов, затем - глава Зарубежной делегации Грузинской республики) и многие другие. С 1916 года фактическим главой российского масонства стал известный адвокат и депутат Думы Александр Керенский.
В масонских кругах Чермоев познакомился с представителем казаков Терской области в IV Госдуме Михаилом Карауловым, который играл заметную роль в думской казачьей группе во фракции прогрессистов, а также с кавалерийским генералом Петром Половцевым - видным членом военного крыла масонской ложи. Через несколько лет судьба сведет этих людей во Владикавказе.
Началась первая мировая война, и в жизни Чермоева произошел новый крутой поворот. Преуспевающий нефтяной магнат свернул все дела и добровольцем отправился на фронт.
В августе 1914 года из горцев сформировали Кавказскую туземную конную дивизию, более известную как «Дикая дивизия». Ее командиром стал младший брат царя великий князь Михаил Александрович. Офицерский корпус был набран из гвардейской кавалерии и кавказской аристократии. Чеченским конным полком, входившим в состав этой дивизии, командовали князь Святополк-Мирский, персидский принц Фатали-Мирза Каджар и граф Келлер. В чине штабс-ротмистра (капитана) в Чеченский полк был зачислен Тапа Чермоев. Вскоре он станет адъютантом полка.
Чеченский конный полк в составе 11-й и 9-й армий Юго-Западного фронта сражался в Галиции, вел ожесточенные бои в Карпатах, отражал наступление германо-австрийских войск на Перемышле, принимал участие в знаменитом Брусиловском прорыве, а в ноябре 1916 года был переброшен на Румынский фронт. В русской армии чеченцы считались храбрейшими воинами, но даже среди этих отчаянных храбрецов Тапа Чермоев отличался бесстрашием и мужеством.
Николай Брешко-Брешковский - популярный в свое время военный публицист и писатель - в романе «Дикая дивизия», написанном на основе фронтовых корреспонденции, рассказывает об одной из молодецких выходок Тапы: «Недавно Чермоев выкинул номер. Средь бела дня, увлекшись разведкой, не заметил, как очутился буквально в пятидесяти шагах от окопов противника. Эта дерзость так ошеломила австрийцев, что они даже не стреляли, а уж чего выгоднее мишень: всадник в полусотне шагов. Чермоев не был бы горцем, если бы, заметив свою оплошность, бросился наутек. И он сделал так же лихо, как делали его предки-чеченцы в борьбе с русскими: он задержал коня и, молодецки заломив папаху, посмотрел на ошеломленных австрийцев, а потом с гиком, стегнув коня плетью, взвил его на дыбы и, повернув как на оси, с места понесся карьером назад, к своим. И это было так поразительно - ни одного выстрела вдогонку».
В одном из боев Чермоев был серьезно ранен. Его отправили на лечение в госпиталь во Владикавказ. Там он и встретил весть о Февральской революции и отречении царя.
В начале марта 1917 года представители интеллигенции горских народов создали во Владикавказе Временный Центральный Комитет объединенных горцев. Комитет взял на себя функции организационного центра общегорского национального движения и начал подготовку представительного съезда. Деятельность Временного ЦК финансировал Тапа Чермоев. Он давно мечтал создать на Северном Кавказе орган национального самоуправления и потому активно включился в работу. 14 марта 1917 года в терской столице состоялся Первый чеченский национальный съезд, избравший исполком и делегатов на горский форум. Тапа вошел в состав Чеченского народного исполнительного комитета и в апреле с мандатом Временного ЦК выехал в Грузию для установления связей с грузинскими национально-демократическими организациями. В Тбилиси, вспоминал позднее Чермоев, он встретил «самый братский прием». В конце апреля вместе с представителями грузинской Национально-демократической партии Чермоев вернулся в Терскую область.
«Во Владикавказе нас принимал Абдул-Меджид Чермоев. В богатых покоях его дома мы впервые познакомились с горскими деятелями, вели беседы, знакомили друг друга с настроениями наших народов, предсказывали последствия Великой войны» - так запомнит эту поездку один из лидеров национал-демократов Ш. Амирэджиби.
В здании владикавказской Ольгинской гимназии 1 мая 1917 года открылся Первый съезд горских народов. Сотни делегатов от чеченцев, ингушей, осетин, кабардинцев, балкарцев, черкесов, карачаевцев, народов Дагестана, кумыков, ногайцев и других северо-кавказских народов участвовали в работе съезда.
Главным стал вопрос о будущем Северного Кавказа. Февральская революция открыла путь к освобождению народов России. Делегаты должны были определить перспективы национального развития, и в первую очередь - наиболее приемлемую для горцев форму национального самоопределения.
Представители горцев решили, что «наилучшей формой правления является федеративный союз отдельных самоуправляющихся территорий (штатов), с особыми законодательными палатами и выборными правительственными органами, которым принадлежит право местного законодательства без всякого участия центральной власти». Одним из таких «штатов» будущей Российской Федеративной Республики должен был стать Союз объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана.
Тапа Чермоев горячо поддерживал объединение Кавказа. Выступая перед делегатами съезда, он сказал: «Когда спящего будят спокойно и неторопливо, он спокойно и просыпается, но если его разбудить резким, внезапным толчком, то от неожиданности он теряется. Так и мы, горцы, неожиданно разбуженные от спячки внезапным толчком революции, кинулись прежде всего к самым нам близким - к нашим братьям, к народам Кавказа...»
Убежденный, что непосредственная угроза деникинской агрессии против Горской республики миновала, Чермоев во главе Зарубежной делегации выехал в Париж добиваться дипломатического признания северокавказской независимости на мирной конференции, созванной после окончания первой мировой войны странами-победительницами.
В Париже Чермоев вел активные консультации с участниками мирной конференции о независимости Северного Кавказа, добиваясь официального международного признания Горской республики. Его усилия неожиданно натолкнулись на упорное сопротивление Великобритании и Франции. Правительства этих стран, сделав ставку на белогвардейские армии Деникина и Колчака, выступали против признания национальных государств, возникших на территории бывшей Российской Империи. «Лоббистом» интересов белогвардейцев на конференции был военный министр Великобритании, молодой и самоуверенный Уинстон Черчилль, мнивший себя знатоком России.
Поддержку делегатам Горской республики выразили представители Японии и Италии, но их «платоническое сочувствие», не подкрепленное военно-политическим присутствием на Кавказе, не могло существенным образом повлиять на решение Парижской конференции.
Последней надеждой горцев была встреча с президентом Соединенных Штатов Америки Вудро Вильсоном. Он не только был официальным представителем конференции, но, будучи лидером международного либерального движения, имел большое влияние на государственных деятелей и общественное мнение Европы. Кроме того, Вильсон, провозгласивший в своих знаменитых «16 пунктах» право наций на самоопределение, был широко известен как «друг малых народов» и принципиальный сторонник освобождения этни¬ческих меньшинств. В официальном комментарии к «16 пунктам» (в октябре 1918 года) администрация США заявила о намерении «признать де-факто правительства малых государств, отколовшихся от собственно России, при условии созыва ими национальных собраний для создания правительств де-юре».
В мае 1919 года Тапа Чермоев обратился к личному советнику и ближайшему помощнику Вильсона полковнику Эдуарду Хаузу - «серому кардиналу» Парижской конференции. Тапа просил помочь организовать встречу с президентом США. В «доме Марата», парижской резиденции президента, 28 мая состоялась историческая встреча президента Соединенных Штатов Вудро Вильсона и Тапы Чермоева - представителя северокавказских народов. Выслушав Тапу, президент обещал, что при рассмотрении «русского вопроса» делегация США будет поддерживать идею независимости Северного Кавказа. Он также посоветовал горцам объединиться со странами Закавказья. По мнению Вильсона, гораздо проще было добиться международного признания Кавказской федерации в целом, чем отдельно каждой республики. Но президент США, обещавший Чермоеву поддержать интересы горцев, был вынужден срочно возвратиться в Вашингтон из-за серьезного внутриполитического кризиса. В сентябре 1919 года он после физического и нервного переутомления тяжело заболел и был фактически парализован. До марта 1921 года (времени вступления в должность следующего президента США) Вильсона не видел никто, кроме врачей и жены. Эти обстоятельства резко снизили шансы Чермоева и его сторонников привлечь к проблемам горцев мировое сообщество. Оставалась еще одна возможность - самостоятельная консолидация Кавказа.
Совет Вудро Вильсона о кавказском единстве полностью совпал с позицией Чермоева по этому вопросу. Размышляя о судьбах Кавказа и будущем его народов, лидер Союза горцев давно пришел к выводу о необходимости объединения всех кавказских республик в борьбе за независимость и свободное развитие. Разрозненные и враждующие кавказцы всегда являлись удобной добычей для хищных соседей, которые использовали взаимное недоверие народов для порабощения Кавказа. Если в основе колониального режима лежал принцип «разделяй и властвуй», рассуждал Тапа, то в основу кавказской независимости должен быть положен принцип «объединяйтесь и освобождайтесь!» «Нам нужна общая визитная карточка» - убеждал он членов делегаций закавказских стран.
Еще в Константинополе, на пути в Париж, представители Азербайджана, Армении, Грузии и Горской республики начали проводить регулярные консультации, согласовывая свои позиции и договариваясь о совместных действиях на мирной конференции. К лету 1919 года едва не произошло объединение делегаций Азербайджана, Грузии и Северного Кавказа. Даже армянские делегаты, которые несколько дистанцировались от других кавказцев, признавали большую эффективность совместных усилий. Самое парадоксальное заключалось в том, что в то смутное для России время кавказские народы стремились к объединению, и в этом была немалая заслуга Тапы Чермоева, понимавшего, что сила кавказцев в их сплоченности. К сожалению, другие лидеры Кавказа этого не понимали.
«Однажды Чермоеву показалось, - вспоминал в начале 1930-х годов член грузинской делегации 3. Авалишвили, - что мечта его о слиянии грузинской, азербайджанской и горской делегаций в одну кавказскую непременно осуществится в конце их одного важного совещания. На сей торжественный случай было даже припасено несколько бутылок шампанского, выстроенных в ряд на выступе камина в зале совещания. Слияния делегаций, однако, не произошло, и шампанское так и осталось неоткупоренным».
Пропагандируя идею общекавказского единства, Тапа Чермоев считал важной задачей не только формальное объединение кавказских республик, но и поддержание межнационального мира и согласия в регионе, в первую очередь между горцами и казачеством, противоречия между которыми не раз ввергали Северный Кавказ в хаос и кровопролитие. В июле 1919 года при самом активном участии Чермоева в Париже был подготовлен договор об установлении дружественных отношений между правительствами Кубанского края и Горской республики. Со стороны Кубани договор подписали председатель Кубанского правительства Л. Быч и члены кубанской делегации, от имени Горского правительства - Т. Чермоев, министр иностранных дел Г. Баммат и члены горской делегации.
Договор признавал свободное развитие Горской республики и Кубанского края и являлся как бы соглашением о дружбе и взаимопомощи, что следует из текста:
«1. Правительство Кубани и правительство Республики горских народов Кавказа настоящим торжественным актом взаимно признают государственный суверенитет и полную политическую независимость Кубани и Союза горских народов Кавказа.
2. Договаривающиеся стороны обязуются не предпринимать ни самостоятельно, ни в форме соучастия с кем бы то ни было никаких мер, клонящихся к уничтожению или умалению суверенных прав Кубани и Республики горских народов Кавказа.
3. Войсковые части одной из договаривающихся сторон могут переходить на территорию другой стороны не иначе, как по просьбе или с согласия правительства этой стороны. Войска одной стороны, находящиеся на территории другой, поступают в подчинение этой последней».
Узнав об этом акте, борец за единую и неделимую Россию, отстаивавший великодержавные идеи российской военщины, генерал Деникин пришел в ярость. Он не мог смириться со стремлением горских народов и казачества к самоопределению, хотя это их желание явилось следствием политического кризиса в России.
Тапе Чермоеву удалось избежать наказания со стороны Деникина, так как он был во Франции. Но дипломатический посланник Кулабухов, подписавший договор с кубанской стороны, был выдан Кубанской Радой сторонникам Деникина и 7 ноября 1919 года повешен в центре города Екатеринодара.
25 октября 1919 года генерал Деникин направил всем гражданским и военным руководителям белогвардейской администрации приказ о немедленном аресте и предании военно-полевому суду Чермоева и членов Зарубежной делегации «при появлении этих лиц на территории Вооруженных Сил Юга России». Чермоев был объявлен «опаснейшим государственным преступником».
Упустив возможность захватить Дагестан путем прямого военного вторжения, белогвардейское командование при помощи своих секретных агентов, которых было особенно много в офицерской среде, начало подрывную работу против Горского правительства. Осуществлению планов деникинцев способствовало пробольшевистское восстание в Дагестане 18 мая 1919 года, после подавления, которого кабинет Коцева ушел в отставку. Формирование правительства было поручено генералу Халилову. Назначение премьер-министром Михаила Халилова, который состоял в тайной связи с представителями Добровольческой армии, привело к падению Горской республики. Через пять дней после вступления в должность, 23 мая, новый премьер распустил Союзный Совет и объявил себя «временным правителем Дагестана». В тот же день сюда были введены белогвардейские войска. Члены правительства и парламента Республики Союза горцев частью перешли на нелегальное положение, частью ушли в горы или эвакуировались в Азербайджан и Грузию. Такое развитие событий произошло не в последнюю очередь из-за позиции мирового сообщества.
Парижская мирная конференция, вопреки ожиданиям, так и не нашла времени для подробного рассмотрения «русского вопроса», в контексте которого стояла и проблема признания государств, возникших на территории бывшей империи. Делегации Азербайджана, Грузии, Горской республики, Латвии, Эстонии, Украины и Белоруссии 18 июня обратились к лидерам конференции с просьбой о политическом признании новых государств, однако страны-победительницы, занятые урегулированием европейских конфликтов и разделом сфер влияния, предпочли обойти острые углы «русского тупика». Официально конференция признала независимость лишь Польши и Финляндии. В августе 1919 года совещание министров иностранных дел Парижской мирной конференции условно признало «автономную государственность» балтийских стран. И лишь в январе 1920 года, в последние дни работы конференции, были признаны де-факто Азербайджан, Грузия и Армения. Однако этот акт запоздал как минимум на год. В марте 1920 года Северный Кавказ заняли большевистские войска и поддержали создание там марионеточных автономий. Вскоре пали и независимые республики Закавказья - последняя опора кавказского национально-освободительного движения.
Тапа Чермоев остро переживал игнорирование великими державами прав и интересов малых народов. Вместе с миллионами беженцев из уже Советской России Тапа покинул Родину. Со своей семьей и многочисленными родственниками он обосновался в Париже.
Жизнь в столице требовала много денег, а средства, которые удалось вывезти за границу, быстро таяли. Но тут пришла неожиданная удача. В 1920 году Тапа продал права на владение своими грозненскими промыслами англо-голландскому нефтяному магнату Генри Детердингу.
По свидетельству писателя Алексея Толстого, одно время вращавшегося в парижских эмигрантских кругах, инициаторами продажи чермоевских промыслов были посредники-авантюристы Налымов и Левант, которые рассчитывали получить большие комиссионные. Они убедили сэра Детердинга в том, что большевики не сегодня-завтра падут и российская нефть станет легкой добычей. Хозяин «Ройял Датч Шелл», обуреваемый мечтали о мировом нефтяном господстве, охотно ввязался в авантюру и поручил посредникам скупать бакинские и грозненские нефтяные участки.
Чермоев долго колебался, прежде чем решился продать наслественные земли. Левант пошел на хитрость. По словам Толстого, он взял Тапу «семейным измором».
Ловкий негоциант пригласил племянниц Тапы на прогулку. «Показал роскошный особняк в Булонском лесу, возил на автомобильную выставку, на приемы к великим парижским портным (где проходили, как сновидения, потрясающей красоты женщины в невероятных платьях ценою в две, три, пять тысяч франков), возил даже к мировому королю жемчугов Розенфельду, любезно открывшему стальные шкафы с сокровищами Шахерезады. Племянницы были очарованы Парижем и желали окунуться в шикарную парижскую жизнь. Словом, домашняя жизнь Чермоева стала невыносимой, он понял, что так хочет Аллах, и пошел на условия Детердинга».
Поторопив Тапу с продажей промыслов (хотя и не совсем честным путем), посредники оказали ему огромную услугу. Уже через несколько месяцев, когда стало известно, что английское правительство отказалось от планов интервенции против Советской России, цена всех российских владений стремительно упала и вскоре не превышала цену бумаги, на которой заключались купчие. Тапа же в результате сделки получил более 10 миллионов франков (по тем временам огромное состояние). Эти средства позволили ему поправить личные дела и помочь другим эмигрантам-кавказцам.
Говорят, что в один из вечеров Чермоев скупил все билеты в парижской Опере и устроил «чеченский прием», пригласив на него выходцев с Кавказа. На следующий день парижские газеты заговорили о «загадочном кавказском миллионере», а крупнейшие банки поспешили предложить ему свои услуги.
Большой парижский дом Тапы всегда был полон родственников и гостей. Бывал на обедах у Чермоева и Алексей Толстой. Позже, возвратившись в Советскую Россию, Толстой «отплатил» Тапе за гостеприимство пасквилем. В книжице «Черное золото» (затем переименованной в «Эмигранты»), написанной в 1931 году по предложению Сталина, Толстой постарался очернить всех видных деятелей анти¬советской эмиграции, в том числе и Чермоева, которого он, видимо по некомпетентности, называет то азербайджанцем, то татарином. Но кроме шелухи идеологических штампов и пошлых заказных «обличений» можно все-таки прочесть и о некоторых любопытных подробностях парижского быта Чермоевых:
«Тапа завтракал в кругу родственников. За столом было человек шестнадцать. Как глава рода, он ел важно и молча. Рядом сидели две красивые чеченки в парижских туалетах, с розовой кожей, хрупкие, длинноглазые. Остальные расположились вдоль стола: почтенные старики с крашенными в красное бородами, горбоносые смуглые усачи, старухи с косицами, в черных платках. Чермоев вывез в Париж весь цвет многочисленного рода.
Понятно, что нужны были большие деньги содержать с достоинством семью в этом сумасшедшем городе, где у девушек дико загорались глаза при виде роскоши в магазинах, а смуглые усачи желали носить шелковые носки и лакированные ботинки. Тапе приходилось трудно».
Замеченные Толстым красавицы-племянницы (писатель называет их троюродными сестрами Чермоева) были хорошо известны в Париже. Их звали Дара и Зейнаб.
Дара Чермоева приехала во Францию в 1925 году. Ей было тогда 26 лет. Она покорила парижский свет своей красотой. На одном из конкурсов красоты в Париже она вышла в чеченском национальном костюме и заняла первое место. Дара дружила с семьей всемирно известного дирижера Антона Рубинштейна, занималась живописью, коллекционировала картины. В 1944 году она переехала в Нью-Йорк, где прожила более 40 лет. В 1987 году Дара трагически погибла у себя в доме во время пожара.
Зейнаб в эмиграции вышла замуж за друга и близкого соратника Тапы Гайдара Баммата. Она устраивала домашние концерты, на которых исполнялись классические произведения, русские романсы и чеченские песни, выступал цыганский хор. Зейнаб и сама прекрасно музицировала и пела. Ее домашний салон был популярен в Париже, и многие мечтали там побывать.
Впрочем, родственники приносили не только радости, но и хлопоты. Племянник Чермоева Эмильхан влюбился в русскую красавицу-княжну, но она, окруженная толпой поклонников, не обращала внимания на ухаживания неизвестного среди знати эмигранта. Тогда пылкий горец украл строптивицу и увез в Америку.
Круг интересов Чермоева в Париже не ограничивался общением с родственниками и близкими. Тапа внимательно следил за обстановкой на родине. Ему, полному энергии и творческих замыслов, больно было сознавать свое бессилие, невозможность помочь соотечественникам, попавшим в кровавую мясорубку «красного колеса». Глубоко сопереживая трагедии кавказских народов, Тапа старался поддерживать освободительные организации в эмигрантской среде.
В 1933 году Гайдар Баммат на средства Чермоева основал в Париже журнал «Кавказ» - «орган независимой национальной мысли». Журнал разоблачал колониальную политику большевиков, пропагандировал идеи кавказской независимости и единства, призывал к борьбе против Советов: «От имени миллионов наших собратьев, чьи сердца бьются в унисон с нашими сердцами, с кем за все эти долгие годы изгнания мы ни на минуту не порывали духовной связи, сегодня с большей, чем когда-либо решимостью мы заявляем, что борьба против Москвы продолжается, что эта борьба не прекратится до тех пор, пока нога последнего оккупанта не покинет нашей территории, пока все народы Кавказа не сольются в дружную семью освобожденного от иностранного ига, независимого и единого Кавказского государства».
Вокруг журнала сложился одноименный общественный комитет, в который кроме Чермоева и Баммата вошли генеральный секретарь женевской Лиги пересмотра мирных договоров Андрэ Томаш, известный ученый-ориенталист и публицист, депутат парламента Италии Энрико Инсабато, глава варшавского Восточного института профессор Ольгерд Гурка, польский общественный деятель и философ князь Токаржевский-Карашевич, видные представители грузинской эмиграции: профессор Михаил Церетели, Вахтанг Карелли, профессор князь Зураб Авалишвили, бывший главнокомандующий грузинской армией генерал Квинитадзе, бывший член Горского пра¬вительства Алихан Кантемир и многие другие.
Интерес к деятельности комитета «Кавказ» проявило и германское руководство. Альфред Розенберг, занимавшийся международными проблемами и, как эмигрант из России (он был из балтийских немцев), слывший крупным специалистом по «русскому вопросу», в 1936-1937 годах обратился к Чермоеву и лидерам «Кавказа» с предложением о сотрудничестве. От имени «Кавказа» Баммат статьей в своем журнале ответил, что «порабощенные народы России без всякого исключения видят своих союзников в немцах, японцах и итальянцах. Ничего удивительного в этом, конечно, нет. Ведь в современной Европе и на Дальнем Востоке открытыми врагами Советской власти сегодня выступают эти страны». Руководители комитета считали, что кавказское освободительное движение должно делать ставку на «мировые силы, которые по мотивам идеологического порядка или вследствие своей государственной политики являются в настоящем или призваны в недалеком будущем стать врагами нашего единственного смертельного врага - Советской России».
Чермоев, Баммат и другие представители комитета «Кавказ» в своих статьях и выступлениях подчеркивали, что поддержка антибольшевистской политики Германии, Италии и Японии отнюдь не означает симпатий к некоторым сторонам идеологии и внутренней политики этих государств. Журнал «Кавказ» неоднократно критиковал расистскую концепцию и антисемитские выступления германских национал-социалистов, заявляя о неприемлемости расизма и шовинизма для многонационального Кавказа.
Комитет расширял свое влияние среди кавказской эмиграции и устанавливал новые связи с государственными деятелями стран Европы и Азии, когда неожиданно ушел из жизни человек, с именем которого не одно поколение эмигрантов связывало свои надежды на освобождение Кавказа. 28 августа 1937 года не стало Тапы Чермоева. Умер он в швейцарском городе Лозанна в возрасте 55 лет.
В кавказских эмигрантских кругах ходили (и ходят до сих пор) упорные слухи о том, что Чермоев был отравлен советскими агентами. Не исключено, что это соответствует действительности.
В 20-30-х годах Тапа Чермоев был «врагом номер один» для Кавказского отдела ГПУ (после второй мировой войны это «почетное звание» перешло к другому чеченцу - Абдурахману Авторханову). Чекисты не только расстреляли близких родственников Чермоева, оставшихся на родине, но и стремились уничтожить всех чеченцев, носивших эту фамилию. Даже однофамильцев.
Расправившись с «врагами» на территории Советского Союза, ГПУ протянуло свои щупальца за границу. Бежавший на Запад начальник Восточного сектора Иностранного отдела НКВД Георгий Агабеков в своих мемуарах вспоминал, что Кавказский отдел ГПУ, которым фактически руководил Берия, еще с середины 20-х годов требовал от разведки активизировать работу среди кавказской эмиграции.
Борьбой против кавказских и азиатских эмигрантских организаций занимался Восточный сектор ГПУ, первый шеф которого, ко¬миссар госбезопасности Триандофилов, считал горскую эмиграцию «наиболее опасной по своей организованности и по своей близости к границе». Непосредственный руководитель службы по наблюдению за кавказской эмиграцией Николай Кеворкян (позже резидент в Иране) внедрил своих агентов в армянские, грузинские и азербайджанские эмигрантские круги, однако найти предателей в сплоченной горской эмиграции ему не удалось. В середине 1930-х годов Иностранный отдел НКВД и разведка Генштаба Красной Армии буквально наводнили Европу агентами. В Париже был создан шпионско-диверсионный центр НКВД, а в Женеве расположилась главная резидентура военной разведки (позже известная как «Красная капелла»). Пользуясь сочувствием левой интеллигенции коммунизму и либеральным отношением к иностранным спецслужбам со стороны демократических правительств, советские агенты организовывали убийства и похищения людей во всех странах Европы, терроризировали лидеров антисоветских организаций.
В январе 1930 года в Париже агентами НКВД был похищен и затем убит председатель белогвардейского РОВСа генерал Кутепов. Через несколько месяцев на парижской улице средь бела дня был застрелен один из лидеров грузинских меньшевиков, бывший министр внутренних дел Грузии Ной Рамишвили, В августе 1937 года во Франции убит бывший сотрудник разведки Георгий Агабеков. В сентябре 1937 года в Швейцарии был убит советский агент-невозвращенец Игнатий Рейсе, а через несколько дней во Франции похищен новый председатель РОВСа генерал Миллер, который был тайно доставлен в Москву и расстрелян на Лубянке. В феврале 1938 года в Париже убит секретарь троцкистского IV Интернационала Рудольф Клемент. И список этот бесконечен.
Нельзя исключить, что и Тапа Чермоев стал одной из жертв террора шпионско-диверсионных центров НКВД, кремлевские хозяева которых, несомненно были заинтересованы в уничтожении одного из выдающихся лидеров кавказского освободительного движения.
Не имея возможности вернуться в Чечню, Тапа со своими друзьями и единомышленниками и в эмиграции продолжал борьбу за свободу и независимость Кавказа. Имея большое состояние, он мог жить безбедно, не думая ни о чем, приумножая свой капитал. Но Тапа был истинным чеченцем, достойным сыном своего народа и не мог оставаться в стороне от бед соотечественников. Все, что он имел, - средства, здоровье, интеллект - он отдал делу освобождения Кавказа, до конца своей жизни не прекращая борьбу. Кроме журнала «Кавказ» с его помощью в Праге издавался журнал «Вольные горцы», а в Варшаве - «Северный Кавказ». Все эти журналы пропагандировали одну идею - восстановить Горскую республику. На обложке каждого номера журнала «Северный Кавказ» печаталась карта Республики, границы которой проходили от Главного Кавказского хребта по Каспийскому и Черному морям.
Тапа был трагической личностью. Его все время преследовал рок. В самом расцвете лет умный, деловой человек, крупный нефтяной магнат вдруг остался не у дел и вынужден был покинуть любимую Чечню, по которой он тосковал до конца своих дней. У него не было детей, в доме воспитывались две племянницы. Тапа переживал за все, что произошло с его народом и лично с ним, и это не могло не отразиться на его здоровье. После 1920 года он стал часто болеть. Не исключено, что его отравили, добавляя в пищу яд. В середине 1920-х годов он вынужден был по рекомендации врачей переехать из Парижа в Швейцарию. Но даже там, несмотря на ухудшающееся здоровье, Тапа не оставлял избранного дела.
В сентябрьском номере журнала «Кавказ» за 1937 год появился некролог за подписью Баммата: «...сошла с жизненной сцены одна из наиболее колоритных фигур Кавказа. Для всесторонней оценки его политической роли еще не настало время. Но роль эта, несомненно, была весьма значительной, и будущий историк национального возрождения наших народов, конечно, отведет покойному почетное место в галерее борцов родной страны».
«Пройдут годы. Настанет час, когда над серебристыми вершинами седого Кавказа взойдет Солнце Свободы и горцы вспомнят своих верных сынов, и первым из них незабвенного Абдул-Меджида Тапу Чермоева», - пророчески писал в парижском журнале «Родимый край» (1967. № 2) неизвестный автор под псевдонимом Нохчий К1ант (Сын Чечни).
Но в одном он был неточен: горцы никогда не забывали Тапу Чермоева. И те, кому удавалось вырваться за границу, спешили попасть прежде всего к нему, чтобы встать под его знамя. Но то было время, когда кружил «ветер на всем божьем свете», как писал Александр Блок. Это было время, когда его великая современница Марина Цветаева, унесенная вихрем истории в «новые толпы», под «иные флаги», искала утешения у Лиры высокой. «Ветреный век мы застали», - подтвердил бы трагическую правду и Тапа Чермоев, обязанный новому ветру перемен своим возвращением на родину. Пусть именем своим бессмертным. Пусть гением нерастраченным. Но в день, когда ветром свободы будут сметены границы между кавказскими государствами, имя первого председателя Горской республики, первого «президента Кавказа» соберет их в единую страну с красивым и гордым названием – Кавказ!