Горцы-кочевники

Что мы слышим про чеченцев? То, что это гордый кавказский народ, сопротивляющийся империи. Мы сравниваем чеченцев с шотландцами и басками. Говорим, что горы являются «островами земли»; что на них живут великие люди, отличающиеся от простых равнинных жителей.

Что в горах существует большее количество измерений, что там другая логика жизни, иное сознание, иной воздух; там ближе небо, и что никакая равнинная империя никогда не завоюет горы, ибо это почти то же самое, что завоевать небо.

Но что же мы видим у чеченцев? Они являются полным исключением из этих народов! Ибо чеченцы – это кочевники. Было время, когда они жили на равнине, а потом перебрались в горы. (Кстати, это касалось и отдельных казаков, уходивших в горы, ибо они тоже вливались в чеченский этнос). Подобное иногда происходило в истории. Более редки случаи, правда, когда горцы спускаются на равнину, образуя новый этнос. Были, правда, и такие случаи, когда люди поднимались вверх вместе с горами, – как, например, с тибетцами.

Чеченцы перешли жить в горы несколько столетий назад, перенеся туда свои кочевые привычки. Прежде всего – стремление к постоянному передвижению внутри гор, что обычно соответствует передвижению в степи. Этому, правда, мало соответствуют высокие кавказские горы, поэтому чеченцы время от времени спускаются на равнину и осуществляют постоянные передвижения внутри кавказских гор.

Кавказ в последние годы все больше начинает чувствовать себя единым сообществом, чему способствовали прокладка тоннелей и дорог внутри хребта. Естественная мобильность чеченцев (то, что можно назвать словом «трансгоризм»), их способность к передвижению в горах может найти очень необычное применение в этих новых условиях. Во всяком случае, ни дагестанцы, ни грузины, ни даже осетины, живущие по разные стороны хребта, к такому «трансгоризму» не способны.

Чеченцы – это едва ли единственный «кочевой горный народ», соединяющий в себе противоположные геополитические качества. Во всяком случае, подобного нельзя увидеть ни у шотландцев, ни у ирландцев, ни у других горных народов. Нет этого даже у аваров, также перебравшихся в горы.

Чеченцы способны сразу в двух ипостасях – на горной и равнинной местности. Обычно те, кто уходил жить в горы, обратно на равнину уже не возвращались. Они могли селиться в предгорьях, но по-настоящему равнинными жителями не становились. Диаспора грузин живет в основном в городах (города – это по сути те же горы, только искусственного происхождения), и в то же время мы не найдем ни одного нормального грузина, который запрягал бы коня и жил бы где-нибудь в степи. В самой Грузии есть равнинные участки, но как таковой равнины не существует. Грузин без гор – это то же самое, что монгол без степи. Сама песня грузинская устроена так, что она должна отражаться в вертикалях и возносится вверх.

Конечно, это касается и чеченцев. Дух чеченцев тоже тесно связан с горами. Чеченская речь тоже пахнет горным эхом, в ней есть гортанные звуки, почти что песня. Душа чеченца – это душа абрека, привыкшего жить в свободном горном пространстве, когда за одной вершиной открывается следующая и так далее. Но у них, в отличие от грузин, есть и другое качество – к постоянному горизонтальному перемещению в горах.

Нужно заметить, что горы большие не только в высоте, но в своей горизонтальной протяженности. Они тянутся на тысячи километров и в постоянном сочетании спусков и подъемов, плоских вершин и ущелий, действительно образуют что-то вроде степи, в которой становится возможным только вертикальное движение, но и горизонтальное движение.

Сочетание горизонтального и вертикального движения создает некое подобие зачарованного пространства (тут я не могу не вспомнить, что сущность ислама лучше всего выражается термином «Зачарованный»). Двигаясь в горах, вы из одного отсека попадаете в следующий. За каждой горой – свой собственный мир. Это немного напоминает движение в лабиринте, или в каком-то небесном пространстве.

Горы – это те же самые барханы в пустыне. Здесь мы имеем парадоксальное сближение двух пространственных стихиалий – гор и равнины. И по тем, и другим, можно передвигаться в горизонтальном положении. И в пустыне, и в горах почти нет городов. Они никак не очеловечиваются. В них человек принадлежит летающим ангелам или демонам. Пространство подавляет человека. Именно этот фактор превращает огромные горные массивы в какую-то реторту для зарождения сверхчеловеческих сил.

Должен сказать, что попав на Северный Кавказ в 14-летнем возрасте и подружившись с одним абхазом, я обнаружил, что там даже время течет как-то по иному, чем в на равнине.

Этническим тотемом чеченцев является Волк. Волки живут преимущественно на равнинах. Попав в горы, чеченцы перенесли туда свои «волчьи» повадки. Благодаря этой особой «волчьей природе» они превратили горы в разновидность степи, также как степь – в разновидность гор. Именно с этим связана их способность жить сразу в горах и на равнине.

Часть Чечни, как известно, расположена в Надтеречном районе и практически ничем не отличается от казацких станиц. В степях они осуществляют дерзкие вылазки (вроде Буденновской или Кизляровской). Можно сказать, что в условиях степи они превращаются в разновидность казаков. По большому счету чеченцы – это те же казаки, только ушедшие в горы. (Здесь я хочу напомнить о том, что многие казаки в прошлом уходили в горы и становились чеченцами. Существует даже версия, что предки Шамиля Басаева были как раз русскими, ставшими чеченцами: на это указывает его фамилия с окончанием на «...ев». Кстати, наши сегодняшние русские, воюющие в отрядах чеченцев – тоже своеобразная форма казачества).

Но тоска по степи не уничтожима. Потеряв степь, они превратились в «беспредельщиков», они время от времени спускаются в нее ради своих набегов. По сути горы здесь выступают как синоним той же самой степи, только очень отдаленной, недоступной, откуда периодически можно выходить в «обжитую степь». Горы – это степь в квадрате. Это степь, превращенная в собственную недоступность.

В самом деле, подумаем над тем, почему чеченцы, будучи горным народом, не хотят отдавать русским ни город Грозный, ни Надтеречный район, хотя, казалось бы, логика противостояния русской цивилизации требует, чтобы они все это бросили к чертям собачьим и замкнулись в своих горах. На их месте аварцы, дагестанцы, шотландцы так бы давно и поступили. Но – только не чеченцы! Ибо природа чеченцев требует, чтобы они жили одинаково и в горах, и на равнине! Природа чеченцев требует, чтобы они периодически сходили с гор, – как сходит с них лавина.

Может быть, с этим связан их экспансионизм, постоянное расширение своего ареала – впрочем, без закрепления его. В этом они ведут себя больше как кочевники, совершая набеги на соседние территории, но особенно не стремясь закрепить их за собой. Последнему, правда, все больше способствует религиозный фактор (он связан не с желанием подавить другую нацию своей, а принести истинный ислам и уйти. Напомню, что великий исламский завоеватель Тимур, завоевав Кавказ в Х1У столетии, сразу же ушел оттуда, но оставил на веки вечные ислам. Это отдельная тема.)

Трудно закрепить за собой какие-то отвоеванные участки, не имея централизованной государственности, а чеченцы, напомню, за всю свою тысячелетнюю историю государства у себя так и не создали. Создадут ли они у себя религиозное государство? Шамиль Басаев прямо заявляет о создании на Кавказе нового исламского Халифата.

Но как несовместимы халифат и Кавказ!

Халифат – это изобретение арабов, живших на равнинных участках, в пустынях и полупустынях. В горах никаких халифатов никогда не было. Ведь халифаты – это тоже своего рода империя, требующая очень сильной унифицированного пространства, что возможного лишь на равнине. В горах империи рассыпаются. Создать империю в горах – это, наверное, то же самое, что покрыть плиткой или паркетом любое неровное пространство. Все попытки завоевать Кавказ русскими войсками (равно как: Шотландию англичанами, Тибет – китайцами, Гималаи – индийцами, Пиренеи – испанцами) наталкивались на невозможность создания имперского государства в условиях изломанной горной местности.

Допустим, что чеченцы действительно могут «спустится с гор», причем всерьез и надолго и создать свою империю, – не исключено, с участием других исламских этносов. Но это будет уже другая Чечня, другой чеченский суперэтнос.

Переход их к активной геополитической стадии может кардинально изменить чеченский суперэтнос. Это касается и экспансии на самом Кавказе – вторжение в Дагестан, в Грузию, другие участки Кавказа. Еще никому не удавалось Кавказ сделать единым. Это такая же утопия, порождаемая, кстати, той же «равнинной идеологией», как и стремление присоединить Кавказ к какой-либо империи.

К чему же тогда может привести «равнинная активность» чеченцев? И вот здесь я хотел бы сделать одно замечание, которым вовсе не хочу обидеть чеченцев.

Речь пойдет… о Казахстане, в который они, как известно, были трагически переселены в 1944 году по решению Советского правительства. Без сомнений, это было жестокое и несправедливое переселение. И все же я не могу отделаться от чувства, что будучи переселенными в голую казахскую степь, чеченцы – в известном смысле – возвратились на свою историческую родину. Иными словами – в степь.

Кто знает, может Великая Степь, великая равнина – еще впереди у чеченского этноса?

Андрей Новиков, независимый аналитик, для Чеченпресс, 28.02.05г.

Послесловие к статье

В статье Андрея Новикова обнаруживается очень своеобразный взгляд на этническую индивидуальность чеченцев, которые предстают как изначально равнинный, и более того, «кочевой» народ, который только волей исторических судеб оказался «горным народом». Невозможно не заметить, что этот взгляд перекликается с мнением Иосифа Карста, немецкого историка 30-х годов прошлого века, который писал: «Чеченцы не собственно кавказцы, но этнически и лингвистически резко отделяются от прочих горских народов Кавказа. Они – перемещенный на Кавказ отпрыск великого гиперборейско-палеоазиатского племени, которое простиралось от Турана через Северную Месопотамию и в Ханаан» («Начало Средиземноморья. Доисторические средиземноморские народы, их происхождение, расселение и родство», Гейдельберг, 1931 год).

Однако, если Иосиф Карст, обосновывая теорию о равнинном этногенезе чеченцев, опирался на исторические и лингвистические данные, то Андрей Новиков строит свою гипотезу, основываясь на том, что принято называть этнической ментальностью. По его мнению, равнинный («кочевой») генезис чеченского народа доказывается целым рядом признаков: «высокой мобильностью» чеченцев, их способностью легко адаптироваться как к равнинным, так и горным ландшафтам, их «экспансионизмом» и даже тем, что Волк, – «тотемный» символ чеченского этноса, – является скорее степным, нежели горным, животным.

Если рассмотреть эту проблему в теоретическом аспекте, то непреходящую ценность для этнографии имеет вывод Льва Гумилева, в соответствии с которым этногенез, как явление, возможен только в том случае, если тот или иной этнос осваивает в своем развитии как минимум два разнообразных ландшафта. А сам этнос формируется, как правило, на стыке этих ландшафтов. Например, русский этнос, как доказывает в своих исследованиях Гумилев, зародился и стал субъектом истории на стыке лесного и степного ландшафтов; прибалтийские народы сформировались на стыке лесной зоны и морского побережья и т.д. Чеченский этнос в его современном виде сформировался и вошел в источниковедческую базу Новой истории на стыке горной и равнинной зон в XY - XYI веках (мы не затрагиваем сейчас более древние эпохи).

По мнению Гумилева именно разнообразие обитаемых зон, создавая разнообразие в хозяйственных укладах, стимулирует хозяйственную деятельность этноса, его взаимодействие с естественным ландшафтом. То есть выводит народ из «исторической спячки», порождая в его среде «активное ядро» пассионариев, которые и становятся той силой, что придают этносу долговременный импульс его экономической и политической динамики. Эта динамика, естественно, затрагивает тем или иным образом соседние народы и не остается незамеченной. Она фиксируется (часто в негативных красках) и так складывается историческое описание «молодого» (пассионарного) этноса.

Русский историк XIX века Н.Ф. Дубровин, конечно, не был знаком с пассионарной теорией Льва Гумилева, но, по сути, обрисовал тот же процесс этногенеза, когда писал о чеченцах: «Кумыки, кабардинцы и аварцы долгое время не замечали чеченцев, отделенных от них густыми непроходимыми лесами и горами. Но вскоре исторические обстоятельства и резко возросшее народонаселение Чечни произвели в них перемену: из пастушеского племени чеченцы превратились в самый сильный и неукротимый народ из всех племен, населяющих Кавказ» (см. его книгу «История войны и владычества русских на Кавказе»).

Кстати, «резко возросшее народонаселение Чечни» историки связывают с широким освоением чеченцами пустовавших после губительного нашествия Железного Тимура предкавказских равнин и освоением кукурузы – очень продуктивной и калорийной сельскохозяйственной культуры, которая в короткий период времени решила актуальный для обитателей гор «продовольственный вопрос». Таким образом, «равнинные» (но отнюдь не «кочевые») черты в этническом характере чеченцев объясняются общими для всех сложившихся самодостаточных народов закономерностями: они изначально столько же «горцы», сколько и «равнинники», если рассматривать их в контексте той эпохи, которую историки называют Новым временем.

Еще один момент, на который хотелось бы обратить внимание Андрея Новикова. Ученые-лингвисты, в частности И.М. Дьяконов, обращают внимание на такой научно доказанный факт: языки древних народов с преобладанием кочевого образа жизни, в силу частых перемещений их носителей и интенсивных контактов, чисто по функциональным причинам приобретал очень простой грамматический строй, и поэтому легко становился языком «межнационального общения». Языки же народов с преобладанием земледельческой формы хозяйствования, напротив, со временем все больше усложнялся – в силу замкнутости и относительной изолированности земледельческих общин.

Так вот, если судить о чеченцах по этому признаку, их язык – очень сложный и отягощенный множеством специфических черт – является языком «земледельческим», в противовес, к примеру, языку кумыков, который очень прост для освоения и потому, как писал о нем еще Лермонтов, «играет на Кавказе ту же роль, какую французский язык играет в Европе». То есть роль языка «межнационального общения».

Волк – почитаемое в чеченском фольклоре и эпосе животное, очень распространено и в горах Кавказа, и воспринято чеченцами в положительном качестве за свою неустрашимость, стойкость и другие – чисто «воинские» характеристики. Это такой же этнический символ, как, например, медведь для русских или лев для британцев. Экстраполировать «хищный характер» волка на этнический характер чеченцев столь же нелепо, как считать русских «медведями», флегматичных англичан – «львами», или трудолюбивых китайцев – «драконами». Набеги чеченцев на равнину, о которых упоминает Андрей Новиков – факт не «ментальный», а военно-политический, поскольку эти «набеги» были формой партизанской войны и адекватным ответом на губительные «экспедиции» российских войск вглубь чеченских территорий.

Чтобы российские читатели и лично Андрей Новиков сопоставили «набеги» чеченцев» с «экспедициями» царских войск, приведу две цитаты, авторами которых являются русские офицеры, участники Кавказской войны.

Вот что пишет об одной из «экспедиций» русских в Чечню офицер царской армии В.А. Полторацкий:

«Итак он (чеченский аул Дуба-Юрт. – Авт.) мирно спал, а с ним и все население аула в ту роковую минуту, когда за полверсты от него таился отряд людей, жаждущий крови и мщения.

…Высоко взлетела ракета и, обрисовав спиралью яркий путь свой по темно-серому небосклону, с треском разорвалась на противоположной стороне аула. С разрывом ракеты слилось громкое неистовое «ура», и ожесточенные, вновь наэлектризованные возбудительными возгласами своих начальников, разъяренные мстители за павших братьев, карабинеры и егеря, страшною волною ворвались в аул, беспардонно на всем пути обливая все теплою чеченскою кровью… Ружейных выстрелов послышалось два, три, не больше – видно было, что в ходу был русский штык, без промаха и милосердия разивший виновных и невиновных. Стоны умирающих, застигнутых врасплох, доносились со всех сторон и раздирали душу. Резня людей всех полов и возрастов совершалась в широком, ужасающем размере…

При самом отчаянном сопротивлении некоторых, большинство, застигнутое врасплох полунагими, стар и молод, женщины, дети, грудные младенцы утонули в своей крови от остро наточенных штыков, никого не помиловавших, не пощадивших…

Гнедой мой, прижав уши, во многих местах отказывался идти далее, и потребовалась нагайка, чтобы принудить его перескакивать через груды тел, валявшихся по дороге. И как изуродованы были трупы эти! Там преклонных лет старик с глубокими ранами от штыка в живот и грудь, распоротый, почти нагой, среди улицы уже успел остыть, возле него, не обращая внимания на кровь, алой струей бьющую из порубленной руки своей, миловидный мальчуган лет пяти силится криком и слезами добиться старика, вероятно, деда своего. Здесь в двух шагах от сакли, совершенно обнаженная, навзничь растянулась красивая, лет 17 девушка. Роскошная черная коса ее купалась в луже крови… Несколько десятков тел с отрубленными ногами и руками валялись тут же в разных положениях, обезображенные лица их явно указывали на мученические истязания насильственной смерти, жестоко косившей всех без разбора… Густой черный дым и столбы огненных языков и мириады искр понеслись высоко к облакам, затмив собою красное, восходящее солнце».

Видимо, нелишне напомнить, что чеченцы никогда не нападали на Россию, пока Россия не явилась в Чечню с целью ее завоевания и не стала проводить «экспедиции», одну из которых мы описали со слов ее непосредственного участника. А как же проводились ответные «хищные набеги» чеченцев? Вот что по этому поводу писал русский писатель и офицер, участник Кавказской войны А.А. Бестужев-Марлинский в своем «Письме доктору Эрману»:

«Чеченцы могут вторгаться в дома и уносить что поценнее, но не жгли домов, не топтали умышленно нив, не ломали виноградников. «Зачем уничтожать дар Божий и труд человека», – говорили они. И это правило горского «разбойника» есть доблесть, которою могли бы гордиться народы самые образованные, если бы они имели ее».

Судя по сегодняшним чеченским реалиям, даже всеобщее образование, введенное в России большевиками, не дает русским повода испытывать ту «гордость чеченских разбойников», о которой говорил Бестужев-Марлинский. Но пойдем далее.

Никакой критики не выдерживает и выведение Шамиля Басаева от «русских предков» по той причине, что его фамилия имеет русское оформление. Если судить по этому признаку, «русское происхождение» должны иметь не только все поголовно чеченцы и ингуши, но и азербайджанцы, казахи, узбеки и десятки других народов, которым Российская империя навязала антропонимию «титульной нации».

Еще одно замечание: Халифат, как государственное образование, не должно быть рассматриваемо как синоним Империи. Халиф по-арабски значит «наместник», а Халифат первыми мусульманами воспринимался как «наместничество» Всевышнего на земле. То есть, как то место, где господствуют ниспосланные через Священный Коран нашим Творцом законы, заповеди и установления, кодифицированные в шариат. Поэтому Халифатом может быть и огромная мусульманская держава, и даже один маленький населенный пункт, если община мусульман придерживается шариатских предписаний в частной и общественной жизни. Первым халифом (наместником Аллаха на земле) ислам воспринимает праотца всех людей Адама (мир ему), хотя понятно, что один человек (или даже одна супружеская пара – с момента сотворения нашей праматери Евы) не мог быть «императором».

Очень спорно, мягко выражаясь, утверждение Андрея Новикова о том, что чеченцы, якобы, «не имели своего государства». Не вдаваясь в эту обширную тему, уводящую в очень древние эпохи, хотелось бы порекомендовать ему статьи о чеченской государственности, ее истоках и специфике, написанные российским ученым-этнологом Яном Чесновым, долгие годы изучавшим Чечню и чеченцев даже в эти, далеко не самые комфортабельные для научных изысканий времена. В этих статьях Андрей Новиков откроет для себя много неожиданных фактов.

Замечаний много, но ограничимся этими. И в завершение, касаясь «казахской» темы, хотелось бы опровергнуть мнение Андрея Новикова о «родных» для чеченцев «степях» – действительно нелегкое для вайнахского восприятия – стихотворением «Чеченец», написанным в 1947 году, в годы депортации, замечательным поэтом Юрием Гусинским:

Пахнут солнцем, камнем и слюдою голубые сопки Кокчетава.
Я на них взбираться не посмею, там меня чеченец напугал.
У него папаха дышит местью, у него в глазах дурная слава,
У него бешмет из козьей шерсти, у него на поясе кинжал.

«Нет кинжала, вырвали мы жало – у него одни пустые ножны!» –
Рассмеялся весело сосед мой, бравый лейтенант энкаведе.
А чеченец бродит одиноко по сухой траве, как конь стреножен,
Тень его страшна, длинна – вполсопки, облака клочками в бороде.

Я его глазами сон увижу, закричу от страха и смятенья,
Мне детей его ответят крики, разорвет мне уши женский вой,
Небо дико проклянет старуха, вздрогнет опустевшее селенье,
А в горах курками щелкнет глухо равнодушный ко всему конвой.

Выживешь – паршивым и ледащим на снегу очнешься леденящем,
Ни на что здесь права не имея, даже схоронить своих детей.
Станешь волком, на луну скулящим, если нет народа в настоящем,
И не угадать его в грядущем посреди чужих тебе степей…

Пахнут дымом, камнем и тоскою голубые сопки Кокчетава,
Бродит в них чеченец одинокий, словно опрокинутый во тьму,
У него папаха дышит горем, сердце горько жжет ему отрава,
У него в глазах другие горы – те, что больше не видать ему.

Возможно, прочтя внимательно это стихотворение, Андрей Новиков, как и другие русские люди, сочувственно относящиеся к чеченцам, поймут, за что же наш народ сражается в столь многолетней и очень нелегкой борьбе…

С уважением, Алхазур Эрбиев.