Как
русские убивали русских
На страницах многочисленных российских шовинистических
изданий, которые в путинскую эпоху размножились как грибы-поганки,
целенаправленно проводится мысль о том, что грозненских
русских уничтожали не российские бомбы и снаряды, а, якобы,
это уничтожение было проведено еще до начала войны «фашистским
режимом Дудаева». А российские солдаты, естественно, принесли
русским в Чечне «освобождение от власти бандитов». Тем
ценнее на фоне этой беззастенчивой лжи выглядят публикуемые
ниже воспоминания одной из русских жительниц Чечни, пережившей
весь ад штурма Грозного зимой 1994-1995 гг.
*********
«Пожалуйста, не сообщайте моей фамилии. Даже муж не знает,
что я подала этот иск, он бы рассердился. Врачи говорят:
надо отключиться, постарайтесь не вспоминать, иначе сойдете
с ума. Но я ведь уже отключалась. Да все мы в Грозном жили
как без сознания, посторонними свидетелями своей жизни.
Это, наверное, защитная реакция организма – мозг и душа
просто не вмещали всех ужасов. А теперь они столпились
в памяти и требуют ответа: зачем эта война? Почему нас,
беззащитных мирных граждан стали уничтожать как тараканов?
За что?! За что?!
Я подала иск президенту о возмещении морального вреда
вовсе не потому, что надеялась получить за свои страдания
50 миллионов рублей. Мой иск, если хотите, был криком души,
которую опустошили, и я не могу так жить – без души. Никакими
деньгами то, что с нами сделали (и продолжают делать!),
конечно, не возместить. Но я хочу, чтобы это чудовищное
преступление хотя бы признали.
...Как можно такое забыть? Убитые валялись во всех дворах,
на всех улицах. Чья-то нога в валенке, изуродованный человеческий
торс, обглоданные собаками трупы... А этот солдат, вдавленный
в асфальт гусеницами танка... Пришлось буквально соскребать
его с асфальта, чтобы похоронить. Мать так и не узнает,
где лежит ее сын. Зарезали четверых наших соседей – всю
семью, мы хоронили их в сквере, где уже было 40 могил.
Андрей сколотил четыре гроба. Мы спешили, потому что по
улицам в январе ездила машина, похожая на самосвал, подбирала
убитых и сваливала их в ров на кладбище. А сколько погибших
так и осталось под развалинами!
Не понимаю, не могу смириться, хочу услышать хоть какие-то
оправдания. Ну, зачем нам так нагло врали? Через несколько
дней после ввода войск, когда уже бомбили все жилые кварталы
центра, удалось поймать передачу ОРТ (на 9-ом этаже у соседей
телевизор еще работал), и мы услышали, как Ельцин спокойно
говорит, что мирному населению ничто не угрожает, точечными
ударами будут уничтожены только стратегические объекты...
Как раз в тот день погибли трое наших знакомых, а всего
мы потеряли в войну 17 друзей. И неизвестно, что еще будет...
В январе одна парализованная старушка не смогла спуститься
в подвал, но настояла, чтобы во время бомбежки ее дочь
ушла. И вот представьте себе состояние дочери, которая
сидит в подвале, слышит, как на дом падает бомба, знает,
что весь дом горит и ее мать там сейчас превращается в
пепел, а она бессильна что-то предпринять. Эта молодая
женщина сошла потом с ума. Много их было на улицах Грозного,
обезумевших женщин с растрепанными волосами. Когда бомбят,
нужно бежать, прятаться, а они медленно бредут в никуда.
Когда разбомбили мясокомбинат, и вдруг оказалось, что
в голодном городе сохранились огромные запасы мяса, я видела,
как одна женщина тащит на спине целую тушу коровы. Разве
могла бы она в нормальном состоянии поднять такой груз?
Разбомбили хладокомбинат, там оказались запасы импортного
мороженого, в красивых упаковках, в Грозном такого раньше
не видели, и вот это мороженое тащили грудами, а оно на
ходу таяло... Разбомбили склад тканей, люди бросились растаскивать
рулоны. Одну несчастную, нагруженную этими рулонами, подстрелил
снайпер. Она только успела сказать: «Ключи в кармане, в
квартире заперты двое детей. Спасите их...»
Жить в том аду и оставаться нормальным человеком просто
невозможно. Вообще чувствовать себя человеком невозможно.
Людей превратили в биологическую массу, над которой производится
эксперимент на выживание. До сих пор производится! В Грозном
у меня осталась единственная сестра. Она знает, как скитаемся
мы здесь, в России, и не хочет уезжать из своего полуразрушенного
дома. «Тут у меня хоть крыша есть, а там я буду совсем
бомжем. Убьют, так убьют». Многие говорят: «Лучше б нас
уж всех разом смели, чем так долго мучиться».
Ну, как может наше правительство, президент заживо хоронить
этих заложников? Неужели до сих пор непонятно, что русские
в Чечне обречены или на смерть? Лебедь давно говорил, что
всех желающих выехать из Чечни надо немедленно забрать.
Теперь Лебедь об этом почему-то молчит. Ему объяснили,
наверное, что негде расселить тысячи людей. Что значит
– негде? Когда шла война с фашистами, эвакуировали эшелонами
сотни тысяч и никто не оставался без крова. Сейчас мы сами
убегаем от войны, кто как может, а потом в России нужно
снова выдерживать бои за то, что тебе вроде бы положено
по закону. На каждом углу шлагбаум...
Друг Андрея Иса переселил нас в свой частный дом на окраине.
Там, ближе к земле, было не так страшно. Там был подвал,
но мы за день уставали так, что во время налетов не было
сил спуститься в подвал. (...)
В доме Исы сохранилась бочка с огуречным рассолом и запасы
муки. На этом рассоле мы пекли лепешки и носили в нашу
девятиэтажку. Самым страшным был даже не голод, а жажда.
Во всем городе не было воды! Люди пили из луж, сливали
синеватую жидкость из квартирных радиаторов даже свою мочу
пили. Трехлетняя девочка, которой дали попить мочи, сказала
матери: «Я хочу много-много такой вкусной воды...»
...Из Грозного мы решили выбираться, когда уже не было
никаких сил, меня буквально шатало из стороны в сторону.
Я не помню, как нас останавливали, обыскивали. Ехали молча,
не было уже ни слов, ни слез. Успели заехать на кладбище,
мне очень хотелось взять горстку земли с могилы матери.
На подъеме к Горагорску Андрей включил приемник, и вдруг
– музыка! Веселая, ликующая музыка. А мы грязные, черные.
На машине копоть буквально в палец толщиной. Оглянулись
назад – весь Грозный в дыму. И тут я мгновенно поняла,
что в другой жизни, в которую мы едем, нам будет еще тяжелей,
чем в грозненском аду. В мирной России мы будем совсем
чужими, прокаженными. И тут со мной началась странная истерика,
вырвались из груди какие-то птичьи вскрики, я задыхалась...
Эта подлая война никогда не кончится, если не будет покаяния.
Может быть, я слишком наивна, но мне кажется, в Грозном
надо воздвигнуть огромный черный обелиск – памятник погибшим
с той и с другой стороны. Знаете, недавно я ехала в метро
и увидела чеченку с тремя детьми, они сидели напряженные,
будто ждали удара. Я подошла и спросила: «Вы из Грозного?»
Мать сначала вздрогнула, потом мы разговорились, и такая
волна светлой энергии хлынула...
...В суде у меня спросили: «Почему Вы предъявили иск именно
президенту?» Я только смогла ответить: «А кому же?» Не
только ж за себя я этот моральный иск предъявляю. Сколько
тысяч погибших! А сколько таких как я – с разбомбленными
душами... Когда же опомнится наш президент?! Судьи ушли
на совещание, а потом вернулись не втроем, а вдвоем. Может
быть, я ослышалась, но мне показалось, они сказали, что
третья судья не захотела подписывать определение об отказе
в рассмотрении моего иска. Если это правда, значит, я не
напрасно хожу по судам. Если хоть один судья понял, что
нельзя больше над нами так издеваться, значит, я все-таки
выиграла иск».
«Литературная газета», 14.08.1996. Беженка из Чечни,
Тамара Порываева, русская.
Необычность рассказа этой женщины не в ужасах, пережитых
ею и ее семьей, – есть рассказы не менее страшные. Не в
том, что она подала судебный иск президенту о возмещении
морального ущерба, – подобные иски подавались сотнями.
При рассмотрении в Мосгорсуде этой частной жалобы случилось
ЧП: три женщины – судья и народные заседатели, сидя в своих
торжественных креслах с высокими спинками, долго, не перебивая,
слушали рассказ Тамары о пережитом в Чечне и открыто, не
стесняясь, плакали...
А потом в своем решении, как и все остальные суды и судьи
РФ, сталкивающиеся с подобными исками, признали его незаконным
и отказали в рассмотрении: «В соответствии со ст.91 Конституции
РФ Президент РФ обладает неприкосновенностью...»
Аманчи Гунашев, «Ичкерия: месть истории»
Чеченпресс, Отдел СМИ, 14.12.04г.
|