Возвращая невозвратное…

Поднявший меч на наш союз
Достоин будет худшей кары…

Да-да, на союз. Не ленинско-сталинский, конечно. Булат Окуджава создал свой собственный союз.

Ему в этом году минуло 80. И уже 7 лет он не пишет новых песен. Или пишет, но до нас они не доходят. Ибо даже интернет еще не сообщается с Тем Светом.

Но он - с нами. Своими нестареющими: «Виноградной косточкой», «Молитвой Франсуа Вийона»…

И, конечно, - лейтмотивом - Надеждой: от "Нади-Наденьки" - до "Комсомольской Богини" ("Надежда, я останусь цел, не для меня земля сырая") - к "Надежды маленький оркестрик" - и "Опустите, пожалуйста, синие шторы, медсестра, всяких снадобий мне не готовь, вот стоят у постели моей кредиторы - молчаливые Вера, Надежда, Любовь". Может, не все «Надежды» перечислила - только те, которые всплыли лейтмотивом из юности.

А еще - этим:

Возьмемся за руки, друзья,
Чтоб не пропасть по одиночке…

…Декабрь 2003. Я в гостях у чеченки Раисы в Вашингтоне на чужом рояле наигрываю Его песни и пою. По-русски. И Раиса обнимает меня, и мы вместе тихо плачем. Между нами - чеченская война, она прошла через нее (кто - через кого? «Не я прошла войну, война прошла сквозь меня и застряла осколками»), и мы на разных берегах. Но звучат песни Окуджавы в моем исполнении, и у нас обеих в сердце шевелятся осколки разбитого союза.

Ленинско-сталинский Союз должен был разбиться - по законам Истории. Окуджавский союз - никогда. Ни по каким законам.

…31 октября 2004. Огромный зал в Сан-Франциско заполнен почти до предела. Почти - потому что местные «продюсеры» (как режет ухо подобная иностранщина в безукоризненно русском языке Его песен, Его, грузинского армянина или армянского грузина; а в общем, его отечество, как мы все знаем, - Арбат!)… так вот, местные «продюсеры» не позаботились дать объявление в две строчки в русских газетах Сан-Франциско. Ведь Окуджава и его последователи - не ширпотреб, не масс-бескульт, на них бешеных денег не накрутишь, так зачем стараться?

Все равно, кто очень хотел, тот пришел. И услышал не только Его песни живыми, ожившими в голосах Ларисы Герштейн и Александра Дова-Медведенко из Израиля, Юлия Кима, Вероники Долиной и Александра Городницкого из России. Ибо все перечисленные имена принадлежат продолжателям Дела, начатого Им. И как Он, так и они не просто пишут стихи и песни, а несут маленькие свечки от Вечного Огня, которые передаются по эстафете из сердца в сердце и из столетия в столетие, и если бы их не было, то, скорее всего, уже не было бы и нас. Ибо не может человек выжить без морали, но об этом ему надо напоминать так, чтобы каждую клеточку сердца прожгло.

Ах, как помнятся прежние оркестры,
Не военные, а из мирных лет!
Расплескалася в улочках окрестных
Та мелодия - а поющих нет…

Мы - из прошлого, из самой печали.
Как ни сетую, как вас ни молю,
Проливается черными ручьями
Эта музыка прямо в кровь мою…

Это - Мэтр. Лариса Герштейн, единственная из "советских" удостоенная поста вице-мэра Иерусалима, поет эти слова по-русски и тут же - каждый куплет - на иврите. И оттого исповедь о непоправимом ("а поющих - нет") обретает возраст - 6 тысячелетий.

Что уж говорить о "Молитве Франсуа Вийона"! В переводе «на язык Господа Бога» (Ларисино выражение) она утрачивает свой ироничный подтекст ("Дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть" - не удивительно: молитва в эпоху воинствующего атеизма могла звучать из уст лишь отъявленного еретика, коим и был фривольный поэт Вийон во Франции XV века!) и обретает первозданный смысл. Впрочем, и на том языке, на котором она вылилась из души Булата - на его родном-неродном языке - ирония неминуемо должна была к концу порваться, ибо слишком тонка.

Господи, мой Боже,
Зеленоглазый мой,
Пока Земля еще вертится,
И это ей странно самой;
Пока еще хватает
Времени и огня,
дай же ты всем понемногу,
И не забудь про меня.

Какая же тут ирония? Это даже не молитва - мольба, SOS в последний миг перед неостановимо надвигающейся вселенской катастрофой, вопль, умоляющий Бога, раз Он всемогущ, о спасении этого мира - и себя самого как его неотъемлемой частички.

Но «на языке самого Всевышнего» - это - от самых-самых корней мира, миг, застывший в последней молитве-мольбе шесть тысячелетий назад…

Два диска, по 18 песен Мэтра ("18 - число ’хай’ - жизнь") на языке Бога - это выплата кредита Любви, Веры и Надежды. «Я должна родному народу принести на блюдечке Окуджаву».

Лариса Герштейн познакомилась с Мэтром в 1990-м, когда Он приехал на Святую Землю. «Прямо у нас на кухне он написал стихи, а я присочинила мелодию, и это был мой первый и последний опыт музыкального сочинительства».

Это было Его, Мэтра, открытие на Святой Земле: девочки в форме цвета хаки, с обаятельной улыбкой, как-то особо, с девичьей грацией, держащие в руках автомат, хранители покоя этой земли, столь же хрупкого, как они сами.

Может быть, наша судьба, как расхожие денежки,
Что на ладонях чужих обреченно дрожат,
Вот и кричу невпопад: «До свидания, девочки,
Выхода нет - постарайтесь вернуться назад…"

Лариса не сочиняет. Она переводит Его «на язык Бога» и тем самым - в вечность.

Лариса Герштейн и Виктор Бубис в 2000 г. организовали первый фестиваль памяти Окуджавы в Израиле. На него было паломничество. В нынешнем году - уже 4-й «на земле Господа Бога». И первый - в Штатах.

Лариса и Виктор организовали Фонд имени Окуджавы - для премии бардам и поэтам, победителям конкурса; для стипендий молодым поэтам, пишущим по-русски. Нынешний концерт - плод Фонда.

… Ведущий - Марк Розовский - переносит меня в годы, когда еще напоминали о свободе, добре и зле Высоцкий на Таганке, Григорий Горин в Театре Сатиры, Галич на магнитофонной пленке, молодые Никитины в московских клубах рабочей и студенческой молодежи… и о любви - Окуджава - в маленьких зальчиках полузаброшенных окраинных кинотеатров, в Домах культуры заводов, в Доме ученых…

И вдруг Марк Розовский… запел! Хрипом, еще более, чем Высоцкий, он уносил в гулагское Белое Безмолвие, где зек изливал душу черному ворону…

…Не приучен ворон
с детства к доброте.

…Скрылся черный ворон,
и над нашей зоной
снова все, что было, -
вышки да конвой…

Это - тоже Окуджава. Отец его расстрелян в 30-е, мать умерла от горя. «И никто не спросил, нужны ли маленькому мальчику мама и папа», прежде чем унести их жизни.

…Иосиф Бродский на Зоне написал стихи и передал их на волю - еще молодому тогда Окуджаве. Окуджава извлек из стихов мелодию.

О свобода, о свобода,
Ты пятое время года,
Почему на свете нет завода,
Где бы делалась свобода?

О свобода, о свобода…
Ты наступишь, но тебя не примут…

И хрип режиссера Театра «У Никитских ворот» Марка Розовского идеально передавал пророческое послание опального поэта 40-летней давности…

Давайте придумаем деспота,
Все вместе его создадим…

Это уже - Марк Розовский сегодня. Без мелодии, с горечью и болью в голосе… Ведь это - тоже о Нем, Булате. С 1991-го он был среди организаторов Комиссии по помилованию при президенте России (под главенством Анатолия Приставкина). Всевышний уберег Его хотя бы от созерцания агонии Комиссии, призвав Его к Себе раньше, чем она была убита. Впрочем, как теперь узнать, не укоротила ли Ему земное бытие, среди множества возможных причин и факторов, работа и в этой комиссии тоже, ведь не может человек бесконечно впитывать в свое собственное сердце боли ближних…

…Марк Розовский - связующий нерв всего концерта. Но разве надо представлять участников? Александра Городницкого, к примеру?

В развороченном сердце Арбата
Я стоял перед гробом Булата…
Я стоял перед гробом эпохи
В самом сердце российской земли…

А люди все шли и шли бесконечным потоком к старой часовенке… (Наверное, это был последний всплеск волны, поднятой бардами, которые были больше, чем сочинители… Которые начали то, что завершить было уже не в их власти: великий исторический процесс нравственного, духовного самоочищения советского народа. И они до конца довели назначенную им историей России роль, они отыграли ее, выложившись до предела, до последней капли совести… Но свечку, выпавшую из их ослабевших рук в их последний момент земного бытия, подхватили слишком немногие)…

Никого из моих родных
Ненароком не позову:
Те, скорее, в чужих краях,
А другие лежат во рву…

…Моей внучке - 12 лет.

Впрочем, у Мэтра ведь - созвучное, с маминой стороны, в генах:

Полночь над Босфором. Время тишины.
Но в недвижном мраке, что велик и нем,
Крики моих предков преданных слышны…
Инч пити анем? Инч пити асем?

(по-армянски - «Что мне делать? Что мне сказать»?). Эти строчки, наверное, знают очень немногие из сидящих в этом зале: Окуджава посвятил их армяно-еврейскому вестнику «Ной», уникальному плоду, вызревшему в "саду" удивительного человека, плоть от плоти окуджавского союза, - Вардвана Варжапетяна. Окуджава имел к нему прямое отношение. Это была целая Вселенная, просуществовавшая пять лет и ушедшая, по закономерной случайности, в год Его, Окуджавы, ухода…

Но создатель «Ноя», исполняя завет того самого Ноя, расширил свой ковчег. В мой последний приезд в Москву, в 2001, Вардван вручил мне небольшую книгу. «Похороны колоколов: Антология выстаивания и преображения». Ноев ковчег, на котором - Альбер Коэн и Иржи Вайль (выстоявшие евреи), Уильям Сароян и Франц Верфель (весть о выстоявших армянах), Варлам Шаламов и Леонид Шорохов (русские, выстоявшие ГУЛАГ), Анатолий Приставкин, «Ночевала тучка золотая», и Питер Наджарян, «Большие носы и чеченцы» (выстоявшие чеченцы)… Все длиннее вереница выстоявших… все больше народов пополняют ее…

И Вардван, и Булат подписали десятки петиций, прошений, требований прекратить бойню в Чечне. Тогда, в середине 90-х, российская власть еще, в конце концов, послушала таких как они. Сегодня она слепоглухонемая.

… А Александр Городницкий уже переносится в день сегодняшний. Он открывает нам… Америку! Оказывается, только приехав из российской смуты, можно познать блаженство засыпания в разных городах Америки, и сон в каждом городе столь же своеобразен, как не похож, к примеру, белый элегантно-элегический Сан-Франциско на грузный Нью-Йорк, а раздольный Даллас - на слегка возгордившийся Бостон… Блаженство засыпания! Вспоминаю, как одна чеченская беженка, вырвавшаяся за границу, познала высшее счастье.

«Это - когда слышишь стук машины за окном и не думаешь, что это, может быть, приехали за тобой».

Но для Городницкого конец путешествия - «когда я проснусь в Москве, я к этой земле рожденьем привязан».

И - удостоверением своих слов - из юности нашей общей извлекает:

Атланты держат небо
На каменных руках…
Из них ослабнет кто-то -
И небо упадет…

Зал подхватывает, песня охватывает нас и переносит на другое полушарие…

Скромную учительницу французского Веронику Долину Мэтр заметил и благословил. Интимно-исповедальная, она ощущает вселенскую трагедию даже в заурядной разлуке с бывшим любимым. Но - пронзающе: смерть мамы, не заживающая даже по прошествии нескольких (кажется, в песне - трех) лет.

Она возвращается в ту временную точку, где мама еще жива, - ей чудится, что Бог пощадил ее. И вдруг - выхлестом:

Вдруг хотя бы на этот раз
Бог решил пощадить Кавказ,
Запретил, отменил резню,
Защитил, пожалел Чечню…

Одним махом - уход мамы и уничтожение Чечни, - сродненные невозвратностью. Но как же иначе? Как же мы-то раньше не замечали, что смерть самого близкого человека - это потеря целого мира, а уничтожение целого мира нашей кавказской юности (кто из внимающих Долиной в этом зале ни разу не отдыхал на Кавказе?) - глубоко личная утрата? Невозвратность - понятие не политическое, не отвлеченное от наших судеб.

За одно это обжигающее открытие-напоминание можно ей простить некоторую слабость в других песнях и легкое жеманство.

К слову: Вероника Долина, Александр Городницкий, Юлий Ким сумели организовать в июле 2003-го концерт «Барды - против войны в Чечне». В условиях России 2003-го - почти героический поступок.

И ведь тоже - «окуджавский»! Сколько обращений, просьб, петиций Он написал и подписал за прекращение развязанной в Чечне войны! Торжествующий миг мира в 1996-м - последнее, что Ему было суждено увидеть. Всевышний уберег Его от созерцания самого худшего… От смерти заживо.

С исповедью Вероники Долиной, словно отдаленное эхо, перекликается Александр Дов-Медведенко:

А как первая война - не твоя вина…
А вторая война - это чья-то вина,
А как третья война - лишь твоя вина,
Лишь твоя вина, она всем видна…

А как третий обман - он ночи черней,
Он ночи черней, он войны страшней…

…Унеслись, как тополиный пух, последние звуки, а мы все шумим. Встречаю старых знакомых, львовян - ликуем победе Виктора Ющенко на состоявшихся в этот же день выборах президента Украины (лишь на следующий день я узнала, что ликовали преждевременно)… А вот моя хорошая, близкая знакомая - Александра Шайкевич, она просто не могла здесь не быть, ведь она - осколок той московской интеллигенции, которая 40 лет назад очищалась Окуджавой, Высоцким, Галичем; одна из основательниц организации помощи обездоленным беженцам «Гражданское содействие»… Две минуты общения. Время - 22.30. Мне - в Сан-Хосе, ей - в Беркли…

В вихре американских будней невозвратимо улетают дни, месяцы, годы, вместе с не отданными долгами общения… Ленинско-сталинский Союз распался под ударом Истории. Окуджавский союз разлетается в вихрях non-stop-будней, застревая в нас осколками…

Подчас становится совсем невмоготу, ведь нам до конца наших дней суждено нести битое стекло внутри сердца.

И тогда из тоски по Невозвратимому рождаются фестивали и концерты памяти Булата Окуджавы, Владимира Высоцкого, других горевших своей собственной совестью и обжигавших нас своим горением. И, как бы плотно ни были заполнены наши дни, мы находим миг, чтобы слететься на него, как тополиные пушинки. Чтобы послушать «Надежды маленький оркестрик под управлением Любви». И выплачивать хотя бы по копейке неоплатный кредит Веры, Надежды, Любви, выданный некогда самим Всевышним Булату Окуджаве, сыну грузина и армянки, для которого отечество - русский Арбат и весь мир.

Виноградную косточку в теплую землю зарою,
И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,
И друзей созову, на любовь свое сердце настрою.
А иначе зачем на Земле этой вечной живу?

Надежда Банчик, Chechen Times, 16.11.04г.