Собака – первый бомж человеческой цивилизации

Убийства собак в массовом городском обществе стало прологом убийства людей. Все дело в том, что собака – продукт этого массового общества. Отчужденный продукт.

Торжествовали в основном коты, – индивидуалисты выживания. Известно, что бездомный кот выживал намного лучше, чем бездомная собака. Бездомная собака не выживала совершенно: максимум полгода. Если кот по природе своей бродяга, и всегда может залезть в любой подвал, чтобы наловить мышей, в лютый мороз его обязательно пустят в любой подъезд, да и к своим врагам – к собакам он может залезть, то вот, у бездомных собак жизнь труднее. Таких собак редко куда пускают и стараются от них избавляться при первой же возможности. Созданы специальные службы для отстрела, в основном, собак, на котов же это распространяется мало. Если кто-то их и убивает, то в индивидуальном порядке.

Лет восемь тому назад в двух метрах от моей дачи несколько мужиков избивали… только не думайте, что я вру, поленом какого-то черного кота. Потом его взяли за хвост и начали бить головой о придорожный камень. Я не знаю, что он им такого сделал, но когда я вступился, то поленом получил уже я сам. Это было во времена, когда котов и за людей не считали.

Выстрелить бездомной собаке в ухе считается что ли не минутой отдыха для милиции. Огромное количество бездомных собак в провинциальных городах убивается не ветеринарной службой, а почему-то милиционерами – тем самым собака в полном смысле превращается в артефакт человека в отчужденном обществе. Это несчастное бездомное существо, по стопам которого идет и сам человек, и особенно его душа.

…Я думаю, началось все где-то в 70-х годы, когда с ростом материального благосостояния горожане стали заводить себе собак. Потом, не имея возможности ухаживать за ними… избавлялись от них. Вот так собака и становилась первым бомжем человеческой цивилизации.

Посмотрим теперь на хозяина. У нас, как известно, не было хозяев до определенной поры. Хозяева начали появляться, когда советскому человеку разрешили завести собаку. С этого момента в нем, я думаю, проснулось нечто такое, что и сейчас заснуть еще не может, – если не помочь, конечно. Это можно назвать особым частнособственническим отношением к…живому. Не к неживым предметам, а к живым.

Чтобы меня не упрекнули в том, что я отрицательно отношусь к частной собственности, скажу: я хорошо отношусь к частной собственности, но до тех пор, пока она не превращается в частную власть. Ибо частная собственность на живое существо – это уже не совсем частная собственность. Это чичиковщина. Собственность на человека – это рабовладение, и не думайте, что вы получите ваучеры на крепостных: не продаются.

Но чем, я спрашиваю вас, хуже собака? Она что – не человек? А кто сейчас человек?..

Мы стали почти так же относиться к человеку, чувствуя себя хозяином по отношению к нему. Мы могли замочить человека, вышвырнуть его на улицу, избить его на своей квартире. Если человек на нашей территории, то он превращается в вид собаки: с ним можно резко разговаривать, его можно ударить без всякой причины, – поводом всегда становится собственность.

Возникновение элементов частной собственности и заведение живых существ в домах, как ни странно, совпали по времени. Во всяком случае, в годы коммунистического строя времен Сталина, как я заметил, домашних животных люди заводили мало. Их начали заводить только после того, как у советских людей появилась первая частная собственность, точнее, первый артефакт ее, – отдельные квартиры. Получив частное пространство, советский человек пожелал иметь и собачку на ней. (Женщины, впрочем, предпочитали котов, но это была почти та же собачка, только… по-женски. Кот был метафорой несуществующего хозяина в доме. Имея в доме кота, женщина разговаривала с ним, ухаживала за ним, лечила его, короче, внушала себе всеми способами мысль, что в ее доме есть еще кто-то.)

Девочки заводили кошек, она символизировала им подругу и как бы второе я их самих. Пожилые женщины заводили часто и тех, и других, а еще чаще – собак и кошек одновременно, как это случилось с писательницей Потаповой в нашем городе, из квартиры которой доносится лай и мяуканье, – единственное, что у нее оттуда не доносится, это разве что ржание. Подобное сборное заведение различных домашних животных могло означать и дружную семью, и отсутствие детей у тех, кто заводит, и просто клинический вариант. Некоторые умудряются на кухне содержать обезьяну, в ванной – крокодила, в туалете – суслика или еще кого-нибудь, в прихожей – черепаху, в комнатах – кошек, котов и собак.

Но возьмем обычный вариант: человек содержит собаку. Собака может быть и его другом-собеседником, и его подопечным, и даже его рабом, смотря, что это за человек. Есть совершенно разные отношения людей к своим собакам. В любом случае она содержится в некоем частном пространстве, она – принадлежность хозяина, который может бить, издеваться над нею. Проще говоря, мы имеем артефакт рабовладения. В свое время я изучал поведение несколько своих сверстников, владевших собаками, и нашел у них качества рабовладельцев. Собака была для них подчас единственным живым существом, над которым они могли делать все, что хотели.

Нашему правительству нужно принять кодекс о домашних животных и объявить собаку… разновидностью человека. Хотя человек давно стал уже разновидностью собаки. Но получилось так, что собака стала намного человечней. Ведь она действительно впитывает в себя астрал человека, и потому может считаться астральным человеком, она может чувствовать, мыслить, реагировать почти как человек. Домашние животные – это не просто животные, а вид людей. Я предлагаю записать это в виде закона.

Отношение поздних советских людей к собакам стало прологом их отношения друг к другу. Выгнал собаку из дома – вот мы и получили первого бомжа. Ударил собаку – вот вам и подчиненный, над которым можете делать все. Избавился от собаки при помощи специального укола – вот вам и прообраз будущих умерщвлений в нашем несчастном обществе, где счастье и безопасность одних строится на несчастье и смерти других.

Но были и другие уподобления собакам. Посмотрите, с каким видом идет человек с большой собакой! Он выражает себя через нее. Собака зверем смотрит на людей, и он так же смотрит на них. Он позволяет своей собаке приближаться к незнакомым людям, обнюхивать их, – два шага остается до того, чтобы она вцепилась вам в горло.

Я видел таких людей не однократно, и не понимал тех, кто потом стрелял в собак – ибо стрелять нужно было в подонков, применявших собак как средство устрашения общества. Это началось с цепных псов в наших дворах, узаконенных общественным мнением, и кончилось русскими, именуемых зачем-то новыми, которые начали выводить своих огромных псов на прогулку. Так, одна молодая девушка стояла в переходе и натравливала своего дога на людей, позволяя ему кусать их.

Эта странная традиция стала продолжением лагерного быта, который у нас был возрожден под видом безопасности дворов и улиц. Они врали о безопасности своих квартир и коттеджей. На самом деле они стремились к агрессии. Они стремились больше чем к агрессии – к демонизации своих натур. В звере они видели свое альтер Эго. Собаки становилась «вторым я» зверолюдей. На гербе сегодняшней России нужно изобразить не двуглавого орла, а трехглавого пса Цербера, поскольку ад все ближе поднимается к земле, или земля спускается в ад.

Избрание Путина, на мой взгляд, завершает эту странную эпопею «особачивания» русских. Мы избрали себе в полном смысле президента-собаку и натравили ее – точнее, она натравила нас – на Чечню, в которой мы получили неожиданный отпор.

Кто знает, может Путину, покусавшему многих, милиционер выстрелит когда-нибудь в ухо?

Андрей Новиков, политолог, для Чеченпресс, 06.10.04г.