Россия в тисках между неприемлемым и невероятным

На следующий день после падения двух российских самолетов смятение по поводу случившегося свидетельствует: страна разрывается между скептицизмом по поводу того, что правительство скажет правду, и озабоченностью состоянием авиации, настолько старой и плохо оснащенной, что одновременное падение двух самолетов могло быть случайностью.

Обе главные версии катастроф почти невероятны.

По одной из них два самолета, в которых находилось 90 человек, потерпели крушения почти одновременно из за технических сбоев или человеческой ошибки. Этот математически невероятный вариант был предложен правительственной комиссией, исследующей обломки крушения.

Но многие политики, авиаинженеры, пассажиры и обычные россияне быстро решили, что катастрофы не были ошеломляющим совпадением. По их, гораздо более распространенной версии, чеченские сепаратисты устроили что-то вроде российского 11 сентября, с почти военной точностью захватив два самолета и обрушив их на землю в преддверии фальсифицируемых правительством выборов в сепаратистской республике.

К вечеру среды ни одна из гипотез не подтвердилась, и президент Владимир Путин, обычно с готовностью обвиняющий террористов, когда происходят загадочные катастрофы, на сей раз выступил с соболезнованиями, а не с объяснениями.

"Первое, что приходит в голову, – 11 сентября в России, а правительство не может подтвердить, что в России произошел теракт, сравнимый с 11 сентября", – заявил главный редактор независимой радиостанции "Эхо Москвы" Алексей Венедиктов.

Венедиктов и другие называли назначенные на воскресенье президентские выборы в Чечне вероятным детонатором катастроф. "Назвать это чем-то большим, чем роковое совпадение, означало бы признать поражение в войне с терроризмом", – сказал он.

Независимый парламентарий Владимир Рыжков отметил, что и ему трудно было принять официальные заявления на веру.

"Очень трудно поверить, что две авиакатастрофы могут произойти одновременно. Трудно поверить в то, что это не теракт, – заявил он. – Почему бы властям об этом не сказать? Потому что с каждым годом правления Путина терактов и жертв все больше. Это означает, что под его руководством Россия стала менее безопасной страной, а президент и власти не хотят это признать".

Недавние опросы общественного мнения свидетельствуют о том, что правительству трудно будет убедить общество в своей версии событий, какой бы она ни оказалась. Хотя Путину доверяют 68% россиян, его правительство крайне непопулярно: 60% респондентов не одобрили его деятельность в ходе августовского опроса, проведенного аналитическим центром Юрия Левады.

"У нас странная ситуация: люди считают, что президент хороший, а правительство плохое, хотя правительство назначает президент, – сказал Рыжков. – В это трудно поверить, но в России такое бывает".

В последние годы Россия прошла через невероятные трагедии, за которыми следовали официальные объяснения, воспринимаемые обществом скептически.

В 1999 году Федеральная служба безопасности, когда-то возглавляемая Путиным, обвинила чеченских мятежников во взрывах жилых домов, которые послужили толчком к нынешним военным действиям в Чечне. Но ФСБ так и не предложила убедительных доказательств, и сторонники теории заговоров до сих пор считают, что теракты могла устроить сама ФСБ.

После гибели атомной подводной лодки "Курск" в 2000 году власти первоначально заявили, что с "Курском" столкнулась иностранная подводная лодка; эта теория не получила подтверждения, и в нее мало кто поверил. Позже правительство официально назвало причиной катастрофы взрыв, случившийся из-за утечки торпедного топлива.

Власти так и не сформулировали своей версии того, как чеченским мятежникам удалось захватить московский театральный центр в 2002 году, и не сообщили, какой парализующий газ использовался при штурме театра. Газ убил более 120 заложников.

"Сам факт существования нескольких правдоподобных сценариев говорит о сложности ситуации в России", – заявила Фиона Хилл, эксперт по Северному Кавказу в вашингтонском аналитическом центре Brookings Institution.

Ее первой реакцией, как и у многих в Америке, была мысль о терроризме. Но по мере того как в среду появлялись новые сообщения, Хилл и другие начали всерьез рассматривать ряд гипотез: от борьбы организованных преступных группировок до коммерческого спора.
"На сегодня мы поняли одно: устроить нечто похожее на теракт легко", – сказала она.

Российские авиационные эксперты рассматривают вероятность того, что к катастрофам привела техническая или человеческая ошибка. Ее "нельзя исключить", заявил авиаинженер Олег Пантелеев, но это беспрецедентный случай.

Учитывая это, Пантелеев, сегодня являющийся редактором сайта о российской авиации, сказал, что он тоже думал о том, можно ли сбросить со счетов более правдоподобный, террористический сценарий. "Официальные структуры не заинтересованы в том, чтобы представлять дело как теракт", – сказал он. Пантелеев предложил свое объяснение того, почему они могут отвергать такое объяснение. "Если они его примут, это может нанести ущерб бизнесу пассажирских перевозок. Если они представят дело как аварию, вероятность повторения которой практически нулевая, это успокоит пассажиров".

В аэропорту Домодедово, откуда были отправлены оба рейса, большинство пассажиров были заняты рутинными процедурами, не думая о катастрофах и о том, что полет в России уязвим для терактов или небезопасен.

"У нас не было отказов, все идет нормально", – заявила Вероника Овчинникова, представитель авиакомпании "Сибирь", занимающаяся билетами.

33-летний мужчина, собирающийся лететь в Германию на самолете "Сибири", сказал, что его фатализм перевешивает беспокойства, связанные терроризмом и безопасностью полетов. "То, что должно произойти, произойдет, – сказал он, подтверждая заказ билета. – Да, я лечу".

Пассажирка Юлия Киянова – одна из немногих нервных путешественников, которые все же решили что-то предпринять. У Кияновой заказан билет на рейс в Краснодар, это был бы ее первый полет за 14 лет. Она не любит летать и предпочитает поезд.

"Я думаю, что верну билет и поеду поездом, – сказала Киянова, оптовый продавец игрушек. – Я опоздаю, но я позвоню начальнику и скажу ему, что мне страшно".

Сьюзан Глассер, The Washington Post, 26.08.04г.