Больница как тюрьма
Мы идем к гражданскому тоталитаризм

Недавно хотел лечь в больницу – на обследование, а мне кто-то говорит: «Не ложись. Знаешь, чем это может закончиться?».

И рассказал мне историю о том, как членов партии и работников КГБ, которых клали поначалу в обычные больницы, внезапно переводили …в психиатрические стационары.

Делалось это следующим образом. В палату заходила медицинская сестра и говорила больному: «Собирайтесь». Пациент в условиях даже самой обычной больницы – существо подневольное. Я, между прочим, неоднократно в этом убеждался лично. Его можно поднять среди бела дня и вывести куда угодно. Больница – это разновидность тюрьма.

Так вот, человеку говорят: «Собирайтесь». Он берет шмотки, и его ведут по длинным коридорам. Ведут через один этаж, через другой, – наконец, проводят через какой-то задний ход, где стоят машины. Там – в вестибюле – стоят уже другие люди в белых халатах. Его выводят с крыльца и сажают в какую-то странную машину. «Куда вы меня сажаете»? – Нет ответа. Хлопает дверца. Машина выезжает, и по пути пациенту, госпитализированному с язвой желудка, становится понятным, куда его везут. То есть, можно сказать, что у него в этом самом желудке появляется легкий холодок. Через двадцать минут его привозят в психбольницу, на него надевают новую пижаму, и таким образом он оказывается «переведенным из стационара в стационар». Дело, мол, обычное: в прежнем стационаре не нашлось нужного оборудования, и его перевели в другой стационар.

Вот так когда-то производились психгоспитализации некоторых высокопоставленных людей, – если считали, что к ним неприлично врываться домой или брать на месте работы. Ведь не схватят посреди улицы полковника КГБ, или там третьего секретаря райкома. И вряд ли на работе под руки возьмут люди в белых халатах.

Поэтому, как правило, действовала усложненная, многоступенчатая система госпитализации: работнику сначала рекомендовали обследоваться в обычной поликлинике. Что за этим «обследованием» может скрываться, и почему вдруг начальство выразило беспокойство о его здоровье, ему невдомек. Говорят, именно так Явлинскому в свое время хотели вырезать половину легкого. Взяли ни с того ни с сего, положили в больницу. Хотя могли бы и другое придумать: во время лечения легкого могли бы влить Григорию Алексеевичу возбуждающее лекарство. Григорий Алексеевич начал бы по стенкам лазить. Тогда главврач посмотрел бы на него и сказал: вот видите, его ведь в психиатрический стационар нужно, а не к нам. Ведь и такое могло бы быть.

Давайте согласимся с очень простым доводом: мы бесправны в собственной стране. Любое закрытое помещение, даже если это обычная больница или кинотеатр, могут быть превращены властью, так сказать, в помещение предварительного содержания.

Вот приведу пример с кинотеатром. Вы сидите в кино, вдруг к вам подходит работник, и просит на несколько минут выйти в вестибюль. Что делает человек в такой ситуации? Конечно же, он выходит! Ему даже любопытно становится, кто там его может ждать. А ждут там, – в пустынном помещении с двумя вахтершами, – два человека в белых халатах, так сказать, всегда готовые придти на помощь. Кричи, убегай по этому вестибюлю, – никто не услышит.

Одного моего знакомого в 90-е годы (то есть в самый разгар бандитского времени) таким образом вывели во время сеанса из кинозала. В вестибюле подошли два амбала и сломали ему челюсть.

Любая пустота порождает амбалов. Опустевший вестибюль кинотеатра мало чем отличается от пустынного переулка. Замочить могут и там.

Следующий пример. Вы стоите на вокзале и слышите следующее объявление: «Товарищ такой-то, подойдите к справочному бюро, там вас ожидает кошелек, который вы потеряли месяц тому назад на рынке». Здравый смысл вам подсказывает, что никакого кошелька вы не теряли, да и найтись он не может спустя два месяца на железнодорожном вокзале. А подойти так хочется! Вдруг там и впрямь кошелек. Вы подходите и видите все тех двух амбалов. «Ну, – говорят они вам. – Пойдем, покажем тебе твой кошелек».

И дело кончается тем же. Вас либо избивают, либо увозят в неизвестном направлении. Вот так можно в два счета найти человека в любом учреждении.

Вообще, по мере того, как расширяется массовое общество, расширяются и возможности власти, – все более изощренные, – действия в этом массовом обществе. В терминалы будущего тоталитаризма могут быть превращены переходы в метро, фойе больших зданий, железнодорожные вокзалы, стадионы, больницы( не обязательно психиатрические), даже, как ни странно, обычные жилища людей. Вспомним вот хотя бы Пиночета.

Товарищ Пиночет не стал строить специальные массовые тюрьмы (как это делали Гитлер и Сталин), а использовал гражданское учреждение – стадион – в роли естественной тюрьмы. Согласитесь, это было очень мудрое и здравое использование для человека, решившему в 24 часа ввести в стране военное положение. Будь в Чили вместо стадионов огромные ангары, использовали бы их. Будь в Сантьяго метрополитен, – его превратили бы в массовый концлагерь. Будь там гигантская Выставка достижений Народного хозяйства, площадью в десять гектаров и хорошо огороженная, или Парк имени Горького (огороженный точно так же), или фойе Московского Государственного Университета им. Ломоносова, способное вместить всех желающих, – товарищ Пиночет и их пустил бы в дело. Прирожденные убийцы, как известно, убивают первым же попавшимся предметом, а не создают орудие для убийства специально. Так же и товарищ Пиночет, будучи здравым человеком, не стал возводить никаких специальных лагерей, а использовал первое же, что подвернулось ему под руку. Стадион.

Уверены ли вы, что точно таким же образом не поступят и наши правители? В тюрьмы могут быть превращены незаметно больницы, университеты, кинотеатры. И даже обычные дома с кодовыми замками.

Приведу очень простой пример. В последнее время я наблюдаю странную картину: во всех подъездах нашего микрорайона появились железные двери. При открывании они раздают точно такой же звук, как железные двери в следственных изоляторах. Говорят, это нужно, чтобы в них не заходили алкоголики. Но алкоголики в них и заходят. Причем, везде раздается этот лязгающий звук: лязг-хлоп, лязг- хлоп. Я невольно ловлю себя на том, что наши подъезды запросто способны превратиться в коллективные изоляторы. Тем более, что и на окнах первых этажей везде уже стоят решетки.

Представляете себе такое чрезвычайное положение: жильцы заперты в собственных подъездах. Просто подошел кто-то и запер их на ключ извне. Никаких стадионов не понадобится! Готовые изоляторы! Додемократились, котов везде поустанавливали, теперь и живите с этим звуком – лязг-лязг.

Любая деспотия основана на ограничении передвижения. (Самый элементарный пример – прописка, крепостное право, причем, его варьировать можно тоже по-разному: от невозможности приехать только в Москву, до невозможности выехать за пределы собственной области, и даже – за пределы отдельно взятого микрорайона).

Контроль над передвижением может осуществляться через специальный лагерь со множеством переходов и терминалов. Но это же можно проделать и через обычные гражданские коммуникации. Лагерь – это далеко не единственный способ быть посаженным.

Например, задумывались ли вы о том, что метрополитен – это идеальная массовая тюрьма для несколько миллионов человек? В годы войны он использовался как идеальное бомбоубежище. А сейчас его можно использовать как идеальный концентрационный лагерь! Строить ничего не нужно. (У нас ведь теперь проблемы с капитальным строительством).

Но, между прочим, метрополитен – это и идеальный способ отравить за двадцать минут несколько миллионов человек. Если такая задача, конечно, будет поставлена.

Представьте, перед вами ставится задача убить в Москве пять миллионов человек, не причиняя очень сильных разрушений городу-герою. Как можно убить пять миллионов? Взрывать их? Расстреливать? Их не взорвешь, не расстреляешь в один день. Остается один способ: отравить их в метрополитене. По сути, метростроевцы создали идеальную душегубку. Я к этому, конечно, не призываю, но так получается объективно.

Все массовые коммуникации сегодня находятся в руках власти, а это значит, что только власть может отключить во всем московском метро вентиляцию, и вместо воздуха направить отравляющий газ. Дом взорвать – не поле перейти. Это всегда опасно в смысле паники и потрясений. А вот отравить пять миллионов – это именно перейти поле. Через час вы начинаете уносить людей, а уже вечером вводите в стране чрезвычайное положение. Тихо и спокойно!

Терроризм – это умение использовать ресурсы власти в отрицательном направлении. Например, умение использовать опустевший во время сеанса вестибюль в качестве места для насилия. Умение использовать больницу – в качестве тюрьмы. Умение использовать метрополитен как коллективную газовую камеру. И так далее. Допустим, мне скажут, что у власти, то есть власти государственной, нет необходимости отравлять своих сограждан в московском метрополитене. Я не могу полностью с этим согласиться: потому что, во-первых, к власти иногда приходят калигулы. А в том, что он пришел, я не сомневаюсь, глядя на товарища Баскова, который поет весело со сцены: «Цезарь и Калигула».

Если люди, зная, кто такой был Калигула, могут спокойно слушать все это, то где гарантия, что товарищ Калигула не проявится когда-нибудь в Кремле? Где гарантия, что ему не придет в голову поджечь Москву и истребить – для каких-то – целей несколько миллионов собственных сограждан? Я, например, в этом не уверен. Но терроризмом государственным могут заняться и более прагматичные политики. Для более прагматичных целей.

Например, для того, чтобы ввести в стране чрезвычайное положение, не прибегая к большим разрушениям. Для этой цели может быть избран самый удобный вид терроризма, связанный непосредственно с гражданскими коммуникациями. Больницы, дома, вестибюли – все это станет средством для того, чтобы накинуть на общество ошейник ЧРЕЗВЫЧАЙНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ПОЛОЖЕНИЯ. Так бы я его определил.

Мы живем в эпоху, когда лагерем непосредственно становится поистине каждое гражданское учреждение. Город превращается в естественную тюрьму. Люди могут даже не заметить, что живут в тюрьме.

Этому особенно способствует степень урбанизации нашего общества. По оценкам, в больших городах скоро будут жить до 85 процентов всех людей. Такая концентрация людей неизбежно создаст соблазн использовать урбанизированные пространства для контроля над этими людьми. Мы идем поистине к гражданскому тоталитаризму.

Андрей Новиков, политолог, для Чеченпресс, 04.08.04г.