Мы с тобой одной крови
Рассказ

Сознание возвращалось к нему медленно, будто небытие не хотело отпускать его из своих ледяных объятий, и первым из пяти привычных чувств вернулся слух, помогая определить, что бой, в котором участвовал его отряд, откатился далеко на север, но определить, кто же одержал победу в этом локальном сражении странной войны, рядовой боец не мог. В голове стоял непрерывный звон от контузии мощной взрывной волной крупнокалиберного снаряда, а один из осколков навылет прошил левое плечо, отчего рука категорически отказывалась слушаться своего хозяина, когда он попытался ею пошевелить. Зато все остальное, как ему показалось, было в полном порядке, что одновременно и обрадовало, и огорчило раненого, ведь ему стало совершенно ясно, что Всевышний опять не принял его газават, оставив среди живых для каких-то неведомых грядущих свершений.

Воспитанный в лучших городских традициях, он никогда не осмеливался противоречить воле Аллаха, но тогда боец впервые засомневался в известном с детства изречении «иншаАллах», невольно вспомнив, сколько его односельчан и друзей по отряду полегло в том жестоком и неравном бою. Прекрасно зная, насколько строго запрещают священные адаты скорбеть по убитым воинам и оплакивать их, он лишь машинально поправил на голове зеленую повязку – отличительный знак смертника-«шахида», и с трудом приподнявшись на здоровой руке, осмотрел место недавнего сражения, легко сообразив, что наверняка остался один на опушке горного леса, превратившейся в «царство мертвых».

Трупы вайнахов и федералов в самых неестественных позах валялись везде, где их застала смерть: и на опавшей листве, и пожухлой осенней траве, в последнюю секунду судорожно вцепившись пальцами в ее ломкие стебли, как в призрачную надежду на жизнь, и на голых камнях, потемневших от крови и вечерней росы, и на еще теплой после боя броне подбитого бронетранспортера, на стволе которого красовалась намалеванная белой краской издевательская надпись: «Мир вашему дому».

Свинец на поле боя уравнял всех, и теперь никто не отличил бы труса от героя, командира от подчиненного, да и своих от чужих опознавали не сразу из-за похожести камуфляжной формы, порой сшитой на одной и той же фабрике. В косых лучах предзакатного солнца над опушкой пыли, причудливо смешиваясь между собой, запах пороха, дым от сгоревшей федеральной техники и наползающий на горы спасительный туман – надежный защитник партизан от беспощадных ударов авиации противника. Шахид недолго изучал «пейзаж после битвы», поскольку ему приходилось видеть нечто подобное чуть ли не каждый день, и повторение таких картин значительно притупило остроту их восприятия, поэтому его мысли довольно быстро перетекали в практичное русло, и главной из них стала: как добраться до базы своего батальона, где, скорее всего, ждали вестей об исходе этой стычки с федералами, а он наверняка был единственным, кто знал ее итоги. Значит, комбат рассчитывал именно на него, и он не мог, не имел права сдаться ни врагу, ни сложившимся обстоятельствам, тут же поняв, почему Всевышний сохранил его в этой «мясорубке».

Столь простой и ясный вывод помог бойцу окончательно придти в себя и начать действовать, хотя путешествие ему предстояло нелегкое и неблизкое, а рана в плече все настойчивее напоминала о своем существовании достаточно сильным кровотечением, остановить которое настоящей перевязкой в одиночку, без посторонней помощи было невозможно. Поэтому вайнах сумел только подсунуть под бушлат и гимнастерку какой-то обрывок бинта, да подобрал с земли свой автомат с пустым рожком и, перебросив его ремень на шею, соорудив некое подобие перевязи для больной руки, считая все заботы о собственной персоне законченными.

Следующая задача – подняться на ноги – заняла у него гораздо больше времени и сил, чем он ожидал, из-за слабости и головокружения, вызванных потерей крови и контузией, но сознание долго подхлестывало его, как хорошая плетка, так что первые шаги дались ему относительно легко, несмотря на то, что при абсолютном безветрии раненого качало, будто пьяного. Вдобавок он поминутно переступал через тела противников и своих соплеменников, таких же шахидов этой войны, как он сам, и единственное, о чем он мысленно искренне сожалел, это о том, что не может отдать последние воинские и мусульманские почести павшим борцам за свободу родной земли, перекладывая эти печальные обязанности на жителей ближайшего аула, и твердо зная, что они в этот же день похоронят убитых воинов по древним законам предков.

И все же посреди поля боя «избранник Аллаха» остановился, чтобы шепотом прочесть несколько аятов из священного Корана, помянув своих погибших товарищей, и вдруг сквозь звон и стук в голове шахид услышал почти рядом чей-то приглушенный стон, со всей возможной скоростью поспешив на звук, предполагая, что уцелел кто-то еще из отряда. Охотничий опыт не позволил ему ошибиться, точно выводя к разросшемуся кусту, где в самом деле копошилось что-то живое, хотя тихая радость бойца мгновенно сменилась лютой ненавистью, едва он разглядел на своем визави знаки различия федеральной армии, и сразу правая рука, доведенным до автоматизма движением, выхватила из-за пояса старинный кинжал, наследство деда и прадеда, единственную вещь, которую отцу удалось сберечь, пронося через все круги ада депортации сорок четвертого года.

На стороне вайнаха был эффект неожиданности, ведь он первым заметил федерала и ему ничего не стоило даже в таком состоянии перерезать горло заклятому врагу, кок он уже привык это делать, мстя за погибшую в зимнем Грозном семью: жену и двух сыновей, заживо погребенных под обломками дома при одном из многочисленных налетов бомбардировочной авиации агрессоров. Однако какая-то неведомая сила остановила его, и сначала сам суровый мститель не мог сказать себе, что это такое, почему ему настолько трудно нанести решительный удар этому молоденькому русскому парнишке, явно солдату-срочнику с перебитыми автоматной очередью ногами, лежавшему в луже собственной крови, то приходя в себя, то опять погружаясь в черную бездну беспамятства, чем наверняка и был вызван его стон, привлекший внимание шахида.

Пока «избранник Аллаха» пытался разобраться в своих чувствах, не видя им никакого разумного объяснения, его неожиданная находка вновь завершилась, а потому пацан-призывник очень скоро увидел стоявшего над ним высокого бородача в окровавленном камуфляже с занесенным для удара кинжалом и понял, что именно так выглядит смерть в конце двадцатого века в этих горах, значит, про старуху в черном балахоне с острой косой наперевес можно было прочно забыть. Однако федерал все же попытался вскинуть свой вдруг невероятно потяжелевший «Калашников», легко догадавшись о преимуществе огнестрельного оружия перед холодным. Еще раньше осознал это боец, спокойно наблюдая за действиями своего «коллеги по несчастью», будто противник направил ствол автомата вовсе не на него, и ожидая короткой очереди или одиночного выстрела, хотя ни того, ни другого не последовало.

- Ну что же ты, парень, стреляй! Отправь мена на свидание с Всевышним! – подбодрил он растерявшегося захватчика почти приказным тоном.

- Не могу! – еле выдохнул его «оппонент» и через мгновение забился в настоящей истерике. – Я ни разу не выстрелил, я никого не убивал, честное слово! Я жить хочу! Можешь ты это понять или нет, «дух» несчастный?! Я не контрактник, не за деньгами сюда приехал! Приказали, посадили в вагоны и повезли, а куда, зачем, нас не спрашивали! У меня даже мать не знает, что я сейчас здесь загибаюсь! Нам не позволили никому сообщать об этом, ни писать, ни звонить! А теперь и гроба домой не пришлют! Напишут «пропал без вести» и все! Кто будет рассказывать простой ткачихе правду о том, как погиб ее единственный сын?! – совсем по-детски шмыгнул носом солдатик.

- Заткнись и не визжи, как поросенок! – резко оборвал вайнах неожиданного собеседника. – будь мужчиной хоть последние минуты! Жить и умирать надо с одинаковым достоинством! Знаю, что солдатское дело подневольное, сам служил в свое время в Советской Армии и помню тогдашние порядки! Сейчас они, скорее всего, не очень изменились, разве что еще хуже стали! Иначе ваши генералы не посылали бы вас в наши горы сдыхать под кустами! А ты или кто-нибудь другой из твоих друзей задумывался о том, что вы все здесь забыли? Ведь не мы, вайнахи, бомбим, обстреливаем, разрушаем до основания ваши города и села, это вы пришли к нам с войной, и у нас есть законное право обороняться! У тебя в России осталась мать, может быть, любимая девушка, а у меня никого нет на этом свете, всех отняла война: жену, детей, младшего брата, что с честью предстал перед Аллахом этой зимой на площади Минутка в Грозном прямо на моих глазах! Ты знаешь ради кого хочешь выжить, а для меня смыслом жизни стала месть за семью, за город, за Родину! Видишь зеленую повязку шахида, я надел ее после того, как потерял всех родных, и не сниму до последнего дня! – пояснил бородач, присаживаясь на землю под кустом рядом с парнишкой, наметанным глазом замечая, что вокруг нет стрелянных автоматных гильз, значит, раненный плакса не врал, когда утверждал, что совсем не стрелял в недавнем бою, и это казалось шахиду просто невероятным.

- Конечно, у вас, «духов», все предельно ясно: повязал на голову зеленую тряпку, и готово, уже смертник! Можно ни пулям, ни осколкам не кланяться, зацепит так зацепит, значит, «на то воля Аллаха»! А я никому такой клятвы не давал и не хочу умирать в девятнадцать лет неизвестно за кого и за что! – вдруг взъелся «коллега по несчастью».

- Моему брату было столько же, когда он прошлой зимой прикрыл собой старую русскую женщину, которая вышла из подвала за водой для своих внуков! – глухо отозвался боец и после долгой паузы продолжал. – Он мог бы сидеть надежном укрытии и, возможно, жил бы до сих пор, но брат выбрал другое: спасти незнакомую ему бабушку, и я не могу осудить его выбор! Никто не заставлял его так поступать, никто не приказывал, кроме совести и чести настоящего правоверного и джигита, хотя жить брату наверняка хотелось не меньше, чем тебе! И вообще с чего ты взял, что заранее обречен?! Если мне, к примеру, надо выжить, чтобы на базе рассказать моему комбату об этом бое, то я непременно дойду до своих, чего бы мне это не стоило! Правда, база далеко отсюда, и пешком придется идти всю ночь! Вот сейчас немного отдохну, тебя попробую перевязать, и разбежимся в разные стороны: тебе вниз в долину, мне еще выше в горы! Так, где тут у тебя пакет со всеми медицинскими прибамбасами на первый случай?! Неужели вам его не выдают?! Ну, тогда совсем плохи дела у федералов со снабжением! Палок перед строем не пробовали ваши интенданты! – говорил он, ловко обшаривая карманы русского в поисках нужных каждому раненому вещей.

- Я его уже использовал, а кровь все не останавливается! – испуганно пробормотал солдатик, делая весьма успешную попытку подняться.

- Стало быть, позаимствуем бинты у мертвецов! – предложил вайнах разумное решение проблемы, тут же пояснив удивленному «пациенту». – Им все равно уже никакие перевязки не помогут! Зато нам их пакеты пригодятся, пока мы живы! А если у кого-нибудь найдется одноразовый шприц и доза промедола, то совсем здорово будет! Лично я твердо усвоил только одно, что у погибшего можно брать оружие, боеприпасы, медикаменты, иногда документы для разведки и больше ничего! Наши командиры даже сухпаи подбирать не разрешают, считая это мародерством после боя, за что можно те же палки схлопотать, а это удовольствие ниже среднего! – с этими словами «избранник Аллаха», превозмогая боль, принялся за дело, и довольно скоро вернулся почти с целой аптекой.

Однако с перевязкой молоденький федерал справился сам, не подключая к процессу лечения неожиданного благодетеля, который, внимательно глядя на парнишку, наконец понял, что остановило его кинжал. Он увидел в этом синеглазом вихрастом пацане своего погибшего брата, не смотря на всю их внешнюю несхожесть и на то, что сам никогда не был излишне сентиментальным; полагая это непростительной слабостью для настоящего мужчины и горца.

- Давай-ка теперь я займусь твоим плечом, а то сам одной рукой ты ничего не сделаешь! – предложил пацан бородачу ответную услугу, добавив. – Конечно, до профессионального медка мне далеко, как до горизонта, и все же это лучше, чем ничего! Бинтов ты притащил на семерых, так что экономить не будем! Снимай бушлат, нечего передо мной выпендриваться, оба на одном коне едем! – последний довод показался «избраннику Аллаха» самым веским, и он снова присел рядом с импровизированным санитаром, хотя от обезболивающего укола категорически отказался в пользу «коллеги по несчастью», не без основания полагая, что ему препарат гораздо нужнее, к тому же доза в их распоряжении имелась только одна, и ее стоило приберечь на самый крайний случай, когда терпеть станет совсем невмоготу, а о том, что ждет впереди, недавние противники даже не догадывались.

- Если бы еще вчера на нашей базе кто-нибудь сказал мне, что меня будет перевязывать федерал, то я бы поднял бы того чудака на смех! – вымученно усмехнулся боец, чтобы стоном не разочаровать самодеятельного «лекаря» в его способностях. – И тем более в это никто не поверит, если рассказать такую байку в батальоне! Тогда уже меня обсмеют и обзовут вруном! Но до базу еще добраться надо, а самое большое через час стемнеет, значит, двигаться нужно и мне и тебе, парень!

- Зачем же чапать пешком, когда можно с комфортом прокатиться на машине?! – ошарашил пацан своего невольного знакомого то ли вопросом, то ли новым предложением, и, видя его полное недоумение, пояснил. – Вон за той скалой наверняка стоит целый «Уазик», на котором наш ротный ездил! Как капитана убило взрывом, я сам видел, а в машину ваш гранатомет не попал, промазал, ей только борт пулеметной очередью прошило! Значит, ходовая часть «козлика» в порядке, и на нем можно ехать! Так чего мы здесь сидим, как короли на именинах?!

- Мы?! – удивленно переспросил вайнах собеседника, будто не веря собственным ушам. – Ну, неужели ты думаешь, что я с одной рукой за руль сяду и повезу тебя в долину, прямо к вашему блокпосту?! Голова у меня пока на месте, и добровольно к шайтану в зубы я не полезу, хоть и смертник! Погибать нужно не только с достоинством, но и с умом, чтобы не зря, чтобы от моей смерти врагам хуже было! А сейчас у меня другое задание: я на базу иду, и нам с тобой явно не по дороге!

- Разве я на таких ногах доковыляю вниз?! - указывая на свои раны, задал солдатик вполне риторический вопрос, и шахид мысленно согласился с ним, хотя вида не подал, решив посмотреть, насколько далеко заведет молоденького федерала извечное и естественное для каждого нормального человека желание жить, и ждать долго не пришлось, русский быстро раскрыл свои «карты».

- Возьми меня с собой, джигит! – без обиняков попросил он. – Прикинь, мы можем быть полезны друг другу! Ты можешь кое-как идти, но за “баранкой” тебе делать нечего, это ты точно подметил, а на базу надо попасть поскорее, для чего нужны четыре колеса да непростые – внедорожные! Зато я могу вести машину, даже с педалями запросто справлюсь, не сомневайся! – парнишка с надеждой снизу вверх взглянул на сурового мстителя в ожидании его ответа.

- Знаешь, как называется в армиях всего мира то, что ты задумал?! – зловещим шепотом поинтересовался бородач и сам же дел четкое определение. – Дезертирством и никак иначе! За это тебе трибунал “светит” и срок в дисбате на всю катушку! Тогда уже точно домой долго не попадешь, а так тебя могут и по ранению списать, не худший выход из положения, если воевать не хочешь! Правда, у нас все наоборот: людей в госпиталь не загнать ни палками, ни кнутом! Не с такими ранами, как у тебя, на передовой остаются! Я сам видел, что в соседнем батальоне воюет настоящий инвалид без обеих ног и левой руки да как воюет, абсолютно здоровым не снилось! У вас человек с тремя протезами наверняка давным-давно списали бы со счетов, а у нас он в окопе со своим пулеметом царь и Бог, живой пример доблести для всех новобранцев! Федералов пачками укладывает да еще посмеивается! Вот это, я понимаю, шахид! А ваши солдаты чуть кого царапнуло, сразу галопом скачут в тыл медикам работы прибавлять или совсем к своим матерям под подол! Ни одна женщина на такого сына даже не взглянет, из дома выгонит, проклянет, а любой мулла этого труса никогда в мечеть не пустит! Зато ваши бабы со своими детьми едва в казармах не живут, всеми силами и способами стараются “отмазать” их от службы, только бы с дитем ничего не случилось! И смех, и грех на это смотреть! Нет у вас никакой гордости и чувства долга, которое передается у нас от отца к сыну, от деда к внуку многие века!

- Да откуда им взяться, когда у меня от отца одно отчество в паспорте записано! – снова заершился парнишка. – А о каком воспитании можно говорить, если мать заставляла меня каждого своего нового мужика называть “папой”! Лет до восьми я по глупости слушался, а потом просто замолчал, чтобы не запутаться в именах этих “пап”! Не было у меня ни деда, ни отца, ни старшего брата, только дружки-сверстники в грязном заплеванном подъезде сначала с сигаретой, позже с бутылкой дешевой “бормотухи” да разговорами о том, кто, где, когда с какой девкой сколько раз трахнулся! Конечно, врали все безбожно, но уличать друг друга было западло! И так продолжалось до самой армии, а сам несколько месяцев “учебки”, где над нами больше издевались, чем учили, и сразу сюда, под ваши пули и клинки! Вот тебе и все мои “университеты”! Ну как, нравится?! – пацан откровенно шмыгнул носом от нескрываемой искренней жалости к самому себе, хотя на “избранника Аллаха” эта исповедь не произвела должного впечатления, по крайней мере его лицо осталось загадочно-непроницаемым, он то ли слушал собеседника, то ли беззвучно молился, воспользовавшись удобным моментом, то ли просто задремал, чтобы немного отдохнуть от перевязки и проделанных раньше усилий перед предстоящей дальней дорогой.

- Если у вас на “гражданке” были такими героями, то теперь ваши боевые успехи меня не удивляют! – наконец-то отозвался боец, давая понять “коллеге по несчастью”, что не изменил свое мнение о нем, и продолжал.

- Затевать войну с нами, с горцами, имея подобных солдат, либо безумие, либо предательство, одно из двух! Значит, ваши генералы нисколько ни лучше своих подчиненных, если пошли на эту авантюру! Они полагают, что если у вас есть танки, ракеты, “вертушки”, которыми можно стирать до основания целые города, то вы сильнее, это глубокое заблуждение! Настоящая победа не в современной технике, какой бы мощной она не была, а в сознании правоты своего дела! Она в душах бойцов, таких, как тот шахид на протезах или мой брат! А тебя мне просто жаль, парень! Из тебя и твоих ровесников сделали “пушечное мясо” и послали против тех, кого победить нельзя, можно только уничтожить всех поголовно, включая женщин и детей! Ведь когда нас не станет, за оружие возьмутся они! Уже сейчас кое-где наравне с взрослыми сражаются двенадцатилетние мальчишки с повязками смертников! Они мстят за погибших родственников, и запретить их газават не вправе никто, это закон гор! Собираясь на эту войну, ваши генералы-федералы не подумали о том, что воевать им придется с целым народом, а это всегда заведомо проигрышный вариант! Видно, плохо их учили в разных академиях да штабах, раз они не знают таких простых истин! В конце концов, с ваших начальников когда-нибудь русские спросят за все ошибки и жертвы, и оправдаться им будет нечем! А что с тебя взять, ты солдат, ты всего лишь винтик в этой огромной раскрученной военной машине, значит, должен остаться на своем месте до самого конца! – с трудом поднимаясь на ноги, убежденно заявил суровый мститель и сделал несколько шагов по нужной ему тропинке.

- Эй, джигит, постой, куда ты?! Разве мы не договорились держаться вместе?!- заорал молоденький федерал, поняв, что через считанные минуты останется совсем один в чужих и враждебных ему горах. – Не бросай меня здесь! Сам же говорил, что скоро придут люди из аула, чтобы позаботиться о ваших покойниках, так они меня и прирежут, и убежать от них я не смогу! Неужели ты этого хочешь?! Тогда сразу бы ножом по горлу, и нечего тут разговоры разводить да бинты на меня тратить! – вихрастый солдатик чуть-чуть снова не впал в истерику.

- Ладно, заткнись, а то и в самом деле все село сбежится! – махнул вайнах здоровой рукой и вернулся к злополучному кусту, опять склонившись над своей “находкой”. – И за какие грехи мне тебя послал Аллах?! А главное, что мне с тобой делать, скажи на милость?! В каком качестве я притащу тебя на базу?! Пленным тебя считать нельзя, так в плен не берут и не попадают даже на этой войне! В заложники ты тоже не годишься, твоя мать не настолько богата, чтобы платить за тебя тысячи баксов! Даже если весь твой городок скинется, и то не наберут ту сумму, которую обычно назначает наш комбат, никогда не торгуясь на уменьшение выкупа! Да и начальство твое не даст за тебя паршивого барана, не то что обменять на кого-нибудь из наших! Извини, парень, но выходит, что ты мне совсем не нужен, так ради чего я буду с тобой возиться! Мне бы самому не свалиться раньше времени, где-то на полдороге к базе, сам видел, какая у меня “дырка” в плече, она явно не для “горного туризма”! Но ты кое в чем прав: сельчане расправятся с тобой немедленно, ведь практически у каждого в Ичкерии сейчас кто-нибудь из родных погиб или на фронте, или под бомбежками да артобстрелами, значит, очень многим есть за кого мстить, и они не станут разбираться, кто ты: сбитый летчик, контрактник, омоновец или простой пехотный “ванька”! Для них ты – федерал, стало быть автоматически враг, и разговор с тобой будет короткий – в расход! – честно признался бородач и решительно протянул парнишке руку. - Живо поднимайся и показывай, где стоит ваш ротный “козлик”! Постараюсь тебя туда довести, а там посмотрим, какой ты лихой шофер на наших дорогах! - однако невольные спутники не сделали и несколько шагов, как невдалеке раздался звук мотора ни нижнем участке горной дороги, проходившей прямо через поле недавнего боя и ведущей еще выше, за непроходимый лес.

- Кажется, мы с тобой дождались твоих соплеменников, джигит! – смирившись со своей незавидной и неизбежной участью, кивнул русский в сторону приближающегося рокота движка. – Уходи один, не порти свою репутацию в их глазах! А то вдруг заподозрят в работе на федералов! – повернулся он к шахиду. – Я уж тут как-нибудь сам за все отвечу!

- Ошибаешься, солдат, это не наши! У нас в этом районе тяжелой техники нет и никогда не было! Танки и БэТэЭры в горах никому успеха не приносили. Это известно еще со времен Афгана! – справедливо заметил его собеседник, осторожно выглядывая за край обрыва, и его худшие подозрения подтвердились, поэтому он не без раздражения пояснил. – Все как раз наоборот, парень! Только ваши катаются здесь на броне, будто у себя дома! Наверняка твой капитан успел вызвать по радио подкрепление, вот оно и подоспело с опозданием на полтора часа, когда помощь уже никому не нужна! – с такими словами “избранник Аллаха” ловко притаился за ближайшим огромным камнем, практически сливаясь с ним, не сразу заметив, что его к примеру последовал и “коллега по несчастью”, скорей всего вспомнивший мудрый совет своего народа “доверяя, но проверяй” и решивший лично убедиться в принадлежности двигавшегося по дороге неведомого пока подразделения.

Межу тем из-за поворота появился федеральный бронетранспортер с облепившими его борта десантниками, больше похожими на разведку, чем на предполагаемые подкрепления. Сквозь рев мотора ясно слышалась русская речь, смех, обрывки популярной в том году песни, создавая полное впечатление победного марша захватчиков, хотя зрелище недавнего сражения довольно быстро привело их к сознанию действительности. БэТээР резко затормозил, “чихнул” через выхлоп синим едким солярным дымом и замер, как подбитый, а несколько бравых рослых парней в вылинявшем камуфляже, через широко распахнутый ворот которого виднелась особая гордость “десантуры” – тельняшка, с повязанными на вайнаховский манер на головах платками защитного цвета пошли вперед, поминутно наклоняясь не только над своими мертвецами, но и над погибшими противниками, несколько дольше задерживаясь именно возле них.

Сначала оба свидетеля с неподдельным недоумением наблюдали за поведением и действиями элиты федеральной армии, пока один из десантников не подошел почти вплотную к их убежищу, и тогда обе одновременно рассмотрели, что он хорошо отработанным движением отрезает уши у мертвых врагов, делая это так привычно-буднично, словно собирал грибы где-нибудь на лесной опушке в родной средней полосе России. При этом парень часто окликал своих товарищей, чем еще больше усиливал сходство “грязного промысла” с “тихой охотой”, интересуясь, сколько ужасных “трофеев” набрали они, и явно беспокоясь, что на всех ушей может не хватить, и кому-то не с чем будет позировать перед объективами фото- и телекамер, чтобы доказать близким и всей стране собственную “доблесть”.

Ходивший по обочине дороги офицер ни словом, ни делом не собирался останавливать подчиненных, терпеливо ожидая, когда они до отказа набьют карман столь своеобразными “сувенирами” и пройдет острота ощущений от издевательства над телами не ими убитых врагов. Очевидно, бравая “десантура” занималась этим не впервые, и ее командир сквозь пальцы смотрел на подобные “мелкие шалости” солдат, предпочитая, чтобы его люди развлекались и расслаблялись таким способом, чем дружно бежали с передовой, куда их сгоняли со всех концов необъятной агонизирующей империи. Наконец мясники в камуфляже потеряли интерес к трупам противников, среди которых тщательно и тщетно искали живых, постояли, покурили, погоготали над пошлым окопным анекдотом, потом снова, как ленивые осенние мухи, облепили бронетранспортер, с трудом развернувшийся на узкой горной дороге, и укатили восвояси, в долину, в капитально построенный блокпост, где они, по сути, охраняли самих себя, а никак не “конституционный порядок” в районе.

- Шайтан! – не сдерживаясь, воскликнул боец, провожая долгим взглядом федеральный БэТээР. – Влепить бы им сейчас в корму один заряд из одноразовой “Мухи” и поминай, как звали эту компанию, да под рукой ничего подходящего нет, все израсходовано! Что угодно отдал бы за гранатомет, клянусь Аллахом! – и лишь тогда он заметил рядом с собой молоденького федерала, искренне удивившись этому. – А ты что тут делаешь?! Эй, парень, ты язык проглотил, что ли или совсем рехнулся?!

- Я думал, что ребята просто брешут, когда рассказывают про отрезанные уши, а теперь сам убедился! – потрясенно бормотал солдатик, выползая следом из импровизированного укрытия. – Это “десантура” хочет крутой показаться, вот и творит такой беспредел, а сама в атаку только пьяной ходит! Недаром у нас говорят, что страшнее десантника может быть только пьяный десантник! Слишком много о себе понимают, козлы, других ни во что не ставят! Они самые лучшие, самые крутые!

- Нас тоже не всмятку варили! – в тон собеседнику отозвался вайнах и вдруг его осенило. – Слушай, приятель, почему ты до сих пор здесь?! Ведь тебе стоило всего лишь голос подать и тебя забрали бы в долину, а там отвезли бы в Моздок или в Ростов в настоящий госпиталь к хорошим врачам! Так почему же ты промолчал, чудак-человек, если так жить хочешь, как мне о том полчаса назад говорил?! – недоуменно уставился шахид на невольного спутника, ожидая от него ответа.

- Меня забрали бы, это точно, но тогда убили бы тебя! – спокойно объяснил вихрастый парнишка, добавив после короткой паузы. – Ты же не зарезал меня, хотя мог бы это сделать и не нянчится со мной сейчас! Так можно ли было после этого выдать тебя?! И за кого ты меня держишь, джигит?! – обиженно, совсем по-детски посмотрел он на бородача.

- Перестань болтать и побереги силы, они тебе еще пригодятся за рулем! – с напускной строгостью посоветовал “избранник Аллаха”, явно желая поскорей закрыть эту тему, чтобы не показывать неожиданному напарнику неподдельное изумление его поведением, однако голубые глаза русского с такой надеждой и доверием смотрели на него, что суровый мститель не выдержал, откровенно признавшись. - Не знаю, из каких ты мест, дорогой, но пять минут назад ты поступил, как настоящий мужчина, воин и горец, хотя, если честно, я от тебя ничего похожего не ожидал! Думал, заложишь меня со всеми потрохами, и станут мои уши “звездами” документального самодеятельного кино или “украшением” чьей-нибудь послевоенной частной коллекции! А ты просто молодец, не выдал! Значит, для тебя не все потеряно, парень, в твоем возрасте еще не поздно начать новую жизнь, если в самом деле этого хочешь! Конечно, на базе с тобой будут основательно разбираться, все о тебе узнают, даже в какой детский сад ты ходил в родном городе, иначе нельзя, пойми правильно! Наши командиры не могут, не имеют права видеть в каждом федерале друга, товарища и брата, так что горячего приема не обещаю, зато и в зиндан, как обычные пленные или заложники, ты уже не попадешь! Это даже я тебе гарантирую, а при необходимости могу поговорить с комбатом, мы с ним родственники, хоть и дальние по вашим меркам! Сейчас для нас главное доехать до базы и ты абсолютно прав: с этим мы справимся только вместе! – заверил он “коллегу по несчастью”, представляя ему здоровое плечо в качестве своеобразного костыля, чтобы до наступления ночной темноты отыскать за скалой обещанный “уазик”.

- У нас получается, как в той сказке, “битый небитого везет”! – пошутил пацан, одновременно указывая дорогу. – Сейчас, сейчас, машина где-то близко! Вот только как мы поедем в таких потемках, интересно знать?! По здешним “серпантинам ” и днем в хорошую погоду страшновато ехать: справа обрыв, слева пропасть! Это же не дороги в нормальном понимании, а тропы, где два барана не разойдутся! Давай немного отъедем и подождем до утра, тогда и двинемся на базу!

- Ага, и будем отличными мишенями для “вертушек”! Они по нам как на полигоне отработают, ни на какие федеральские эмблемы не посмотрят! – дополнил его мысль гораздо более опытный в партизанской тактике боец.

- Нет, дорогой, поедем мы именно теперь, когда эти стервятники над горами не кружатся! И во времени, и в безопасности выиграем! А заблудиться со мной не бойся, я этот район, как свой дом, знаю! Родился в соседнем ауле, в детстве все скалы и пещеры излазил здесь, по любой тропе ночью с завязанными глазами пройду и не ошибусь! Тут мало, что изменилось, пока я учился в Грозном в институте и недолго работал на нефтеперегонном заводе! Потом война началась, и я добровольно в ополчение записался! Обороняли мы Старопромысловский район города! Долго держались, много шахидов там полегло, но все равно по приказу главного штаба пришлось отойти сюда, в горы! – печально вздохнул рассказчик, вспоминая кровавые дни и ночи зимней обороны столицы, это подобие ада на земле, когда все смещалось в одном свинцовом вихре.

- А для меня это первый бой и, кажется, последний! – предположил парнишка, с помощью нового напарника забираясь на водительское место найденного “козлика”, и, когда шахид занял первое сиденье, неподдельно удивился. – Как же мы поедем, если уже совсем темно и я не вижу даже капота машины, не то что дорогу?! Так можно доехать до первого дерева или пропасти, а никак не до базы! – русский автоматически протянул руку к рычажку на приборной панели, чтобы включить фары.

- Куда?! – немедленно остановил его бородач, легко сообразив, что собирается сделать лихой шофер. – Если надо, ощупью поедем, но без света! У тебя есть гарантия, что на соседней высотке не засела “сладкая парочка” федералов: снайпер и гранатометчик?! Вот то-то и оно, что нет! И стоит здесь блеснуть хоть подфарникам, снайпер сразу засечет это в свой прицел ночного видения и наведет оператора “шайтан-трубы”, как у нас говорят! Тогда уж мы точно никуда не приедем разве что на свидание с Аллахом! Мы с тобой оба рядовые, вроде бы не обязаны друг другу подчиняться, хотя я старше тебя по возрасту, значит, с этой минуты, командовать “парадом” буду я! У нас так принято, что младший безоговорочно слушает старшего! Так что разворачивай “уазик” и, как поется, “дави на газ, мой мальчик, дави на газ”! – новоиспеченный командир удобнее устроился на жестком кресле универсального военного вездехода, чтобы толчки на ухабах горного поселка поменьше отдавались болью в раненом плече, повязка на котором давно намокла от крови и явно требовала смены, однако “избранник Аллаха” решил потерпеть “до дома” и не обращаться с такой просьбой к импровизированному санитару, а он тогда был полностью поглощен одной проблемой: как удержать норовистого “козлика” в узкой колее, для чего приходилось поминутно крутить “баранку”.

- А ты можешь мне гарантировать, что эта дорога не заминирована?! – в тон спутнику поинтересовался пацан, чудом преодолев очередной крутой поворот “трассы” и не получив ответа от своего проводника, наконец-то обеспокоено взглянул на него. – Эй, джигит, ты чего примолк?! Посмотри, правильно ли мы едем! Да что с тобой такое, заснул, что ли?! – молоденький федерал притормозил и испуганно затеребил недавнего врага. – Эй, друг, погоди, не умирай, пожалуйста, очнись! Не бросай меня здесь одного, мне страшно, я с детства темноты боюсь! А как же твое задание, ведь ты его не выполнишь, если помрешь! Прикинь, твой комбат наверняка мне не поверит, когда я приду к нему один с рассказом о гибели отряда! Да мне просто сделают “секир башка” и будут абсолютно правы! Ну держись, братан, держись, я тебе сейчас промедол вколю, и сразу полегчает! Не молиться же нам теперь на эту несчастную ампулу! – снова запаниковал вихрастый солдатик, дрожащими руками наощупь пытаясь сделать укол, что ему кое-как удалось и оставалось только ждать, пока препарат подействует, выведя бойца из неожиданно наступившего болевого шока, правда, новоявленному “медику-водителю” эти несколько минут показались часами, если не годами, и он уже приготовился встречать поздний осенний рассвет в одиночестве, окончательно потеряв счет и ощущение времени.

- Почему стоим?! - был первый вопрос вайнаха после ого, как он медленно пришел в себя к несказанной радости напарника и “коллеги по несчастью”, готового на любую головомойку, лишь бы не оставаться один на один с горами, но “начальственного разноса” не последовало, шахид быстро понял, в чем причина остановки, и постарался подбодрить парнишку. – Дорога тут одна, никаких развилок нет, гони прямо, дорогой, не ошибешься, приедем куда надо! И мин не бойся: ваши здесь еще не прошли и даст Всевышний никогда-никогда не пройдут, а нам нет смысла минировать единственный подходящий для машин путь на базу, чтобы свои же подрывались! Да не дрожи ты так, чудак-человек, все считай мы выбрались! Вот потому я и позволил себе немного расслабиться! Если нет других лекарств, то и сон годится! – он ненадолго замолчал, подождал, пока русский опять заведет мотор и “уазик” тронется с места, а потом доверительно сообщил спутнику. – Знаешь, сегодня мне впервые за это время приснились жена и дети! Будто стоим мы на разных берегах реки, вода шумит, сыновья кричат, зовут меня к себе, а жена тихо так говорит: “Воюй, тебе к нам еще рано! Аллах лучше знает, когда призвать тебя!”, и все сразу исчезло! А тут ты меня тормошишь! Ладно, по всем моим приметам мы скоро будем в самом высокогорном нашем ауле, где обычно живет комбат, и от туда в два счета попадем на базу! Не беспокойся, пешкодралом наверх не полезешь, на руках отнесут, как героя! – невольно усмехнулся бородач, что юный водитель не мог не заметить даже в полумраке кабины, однако не стал обижаться на временного командира, только сильнее вдавив в пол педаль газа и ловко передернув рычаг переключения скоростей, от чего “козлик” решительно прибавил ход, резво подпрыгивая на ухабах.

Прогноз опытного проводника сбылся гораздо быстрее, чем ожидал его бывший противник, примерно через час такой не слишком приятной для обоих раненых езды горный проселок – “серпантин” плавно перешел в ночную сельскую улицу, которая тут же наполнилась собачьим лаем и воем, очень похожим на волчий, а “избранник Аллаха” четко распорядился подогнать машину к третьему от края дому сильно напоминавшему старинную крепость, и просигналить особым чередование коротких и длинных звуков. В ответ на этот своеобразный “музыкальный пароль” в одном из окон зажегся маленький неяркий огонек то ли свечи, то ли керосиновой лампы, и пока хозяева возились с многочисленными замками и засовами на внушительных железных воротах, боец нашел в темноте руку молоденького федерала и с истинно братским чувством пожал ее, что было трудно ожидать от сурового мстителя.

- Перед самой войной я читал старшему сыну сказку про Маугли, где мальчик, воспитанный волками, обращается к обитателям джунглей со словами: “Мы с тобой одной крови – я и ты!” – напомнил он собеседнику и продолжал. – А теперь тоже самое я могу сказать тебе! Кровь у всех людей красная, и никак не определяет национальности, да и делить нам с тобой нечего! Запомни главное, ты здесь не пленник, а гость! – и открыл дверцу “уазика”, вайнах поспешил навстречу своему командиру, лично вышедшему встречать уцелевшего в бою подчиненного.

Марьям Милова

Чеченпресс, 31.07.04г.