«Настоящий
полковник»
Посвящается Эльзе Кунгаевой
Позади остался шумный, сверкающий огнями и гремящий навязчивыми
популярными мелодиями ресторан, а впереди лежала тихая вечерняя
улица, залитая мягким приятным светом фонарей и наполненная
таинственно-ласковым шепотом листвы больших старых лип по
обеим сторонам проезжей части. Даже днем здесь очень редко
ездили машины. А к вечеру всякое движение прекращалось,
поэтому человек шел прямо по дороге, не опасаясь попасть
под колеса случайного автомобиля. Шел он, не спеша, явно
наслаждаясь задумчивым покоем летнего среднерусского вечера,
хотя сам наверняка ни о чем не думал, напевая себе под нос
один из привязчивых эстрадных мотивчиков и позволяя недавно
выпитому коньяку делать свое дело.
В голове у прохожего слегка шумело, но пьяным он не выглядел,
прежде всего из-за солидной комплекции и заметной с первого
взгляда военной выправки, которая обычно не покидает человека
до конца дней, как бы ни сложилась его дальнейшая судьба
после армии. Однако никто не принял бы ресторанного посетителя
за отставника, скорее, это был кадровый военный, приехавший
в этот маленький провинциальный городок навестить стариков-родителей
и, выполнив сыновний долг, он не знал куда себя деть и чем
заняться до конца отпуска, потому и выбрал самый простой
выход из положения – местный третьеразрядный ресторан с
ужасной кухней и вином, потасканными размалеванными на манер
светофоров девицами и «кусающимися», как собаки, ценами.
Скидок там не делали никому, даже ему, постоянному клиенту
и участнику недавней «миротворческой операции» на юге страны,
о чем свидетельствовали многочисленные награды на его кители.
Правда, на здешних торговцев они не произвели никакого впечатления,
когда он впервые появился в заштатном заведении при полном
параде, не ожидая от окружающих подобного равнодушия к собственной
героической персоне, и с тех пор офицер предпочитал приходить
туда в гражданском костюме, что кое-как помогало ему смешаться
с толпой отдыхающих в том же «кабаке» «новых русских».
Довольно скоро к нему привыкли, и он перестал обращать
внимание на резвящихся «хозяев жизни», считая настоящей
удачей, если вдруг встречался с коллегой, тогда тут же начинались
общие воспоминания за «рюмкой чая», боевые и не очень, и
вполне можно было сказать, что очередной вечер прошел не
зря. После такой приятной беседы с почти однополчанином-таксистом
отпускник возвращался и в тот вечер, хотя ресторанные знакомства
не предполагают абсолютной откровенности с обеих сторон,
так что случайный собеседник скорее всего не знал, с кем
именно провел последние несколько часов. Вдобавок щедрый
на угощение и деньги завсегдатай заведения не распространялся
на острые политические темы, практически неизбежные в каждом
истинно-мужском застолье, и никого не пускал в свое не столь
уж далекое прошлое, не подозревая о том, что оно буквально
ходит за ним по пятам и лишь до поры разрешает военному
чувствовать себя в относительной безопасности, чтобы еще
сильнее и неожиданнее напомнить ему о себе, пользуясь редкой
беспечностью заклятого врага.
А это прошлое неумолимо и неизбежно превращалось в будущее,
приняв вид молодого человека в потертых джинсах и застиранной
футболке неопределенного цвета, который, как в школьной
задаче про поезда из разных пунктов, уже вышел навстречу
отпускнику. В отличие от него парень шел очень быстро, но
осторожно, не рискуя привлекать к себе нежелательного внимания
даже в вечернем полусонном городке, потому что слишком долго
ждал и искал этой встречи. Прекрасно понимая, насколько
заметна здесь его характерная южная внешность, он ловко
изображал торговца на местном рынке, устроившись помощником
к одному из своих земляков, охотно и без лишних вопросов
принявшему расторопного соплеменника. Без подобных связей
и взаимовыручке «гость» городка еще долго скитался бы по
просторам огромной России и, наверняка, никогда не оказался
бы на этой тихой улочке в нужный день и час, поэтому он
не опасался опоздать на «свидание», не раз наблюдая, по
какому маршруту возвращается домой вальяжный танкист, и
с невероятным трудом удерживаясь от того, чтобы раньше времени
не обнаружить себя.
Иногда их встреча срывалась из-за случайного прохожего
или неожиданно проезжавшего милицейского патруля, хотя это
не огорчало затаившегося в засаде молодого горца, за несколько
лет партизанской войны научившегося с достоинством переносить
все тяготы походного быта, с одинаковым хладнокровием относиться
и к победе, и к поражению. К тому же его поддерживало четкое
сознание справедливости того дела, ради которого он оставил
родину и боевых друзей, отлично зная, что в отрядах повстанцев
каждый боеспособный мужчина, каждый ствол и клинок, не говоря
уже о первоклассных снайперах, каким его не без оснований
считали братья по оружию. Однако никто из них не останавливал
товарища и не осуждал его решения, полностью совпадающего
с верой предков и требованиями священных адатов древнего
и воинственного вайнахского народа.
Напротив, один из самых знаменитых руководителей Сопротивления
личным приказом освободил парня от его обязанностей в отряде,
чтобы он исполнил свой долг, при этом не ограничивая бойца
временем, ведь никто, кроме Всевышнего Аллаха, не ведал,
сколько его может понадобиться на поиски нужного человека.
Помогало горскому снайперу и то, что военный не знал его
в лицо и, даже сталкиваясь нос к носу в том же ресторане,
равнодушно отворачивался, всем видом показывая свое полнейшее
пренебрежение ко всем кавказцам вообще, и лишь однажды коротко
бросил соседу по столу, бесцеремонно указывая в сторону
вайнаха: «Я таких сволочей в Грозном танками давил». Зато
после этой фразы горцу не требовалось никакого другого подтверждения
того, что перед ним именно тот офицер, за которым он охотился
не первый месяц. Вдобавок второе дополнительное и столь
же неопровержимое доказательство не заставило себя ждать,
поскольку ресторанный посетитель достаточно часто заказывал
оркестрику заведения исполнение песни «Настоящий полковник»,
давно вышедшую из моды, но почему-то дорогую слушателю и
соответствующую его воинскому званию.
Пока звучала нехитрая мелодия, и провинциальная певичка
старательно подражала признанной «примадонне» русской эстрады,
заказчик увлеченно хлопал в ладоши и громко подпевал полупрофессиональной
актрисе. Потом его любимую песню сменяла другая, из-за чего
завсегдатай быстро терял интерес к музыке, вновь переключаясь
на выпивку и угощение. При этом никогда и нигде: ни в «кабаке»,
ни на улицах родного городка, ни на рынке он не ощущал на
себе пристального взгляда пары горящих темным огнем ненависти
глаз, а их обладатель неотступно следовал за полковником,
терпеливо ожидая того момента, когда Всевышний своей волей
сведет их один на один.
Горец даже не пытался представить себе отдельные детали
столь долгожданной для него встречи, полагаясь на известное
исламское изречение «иншаАллах», хотя на его месте многие
непременно прокрутили бы в его голове сразу несколько вариантов
развития ситуации. Просто любому стороннему наблюдателю
бросалась в глаза слишком большая разница в «весовых категориях»
предполагаемых противников. И ни один судья на свете не
выпустил бы на ринг или татами невысокого, хрупкого, почти
тщедушного кавказца и рослого, холеного, хорошо упитанного
русского офицера. Такой безумный поединок, если бы он вдруг
состоялся публично, сильно напоминал бы знаменитую библейскую
битву Давида с Голиафом, когда обыкновенный юноша-пастух
победил страшного великана, защищая от него свой народ.
С тех легендарных времен многое изменилось, но капризная
«госпожа Победа», как прежде, предпочитала отмечать своей
милостью тех, кто отстаивает идеалы справедливости, что
стало огромной редкостью в современном мире, где все продается
и покупается от любви и детей до воинской чести и совершенного
оружия, которое предлагается противоборствующей стороне
за жалкие триста рублей и поддержанный магнитофон.
А тогда пути этих двух людей неизбежно пересекались теплым
вечером позднего лета вдали от посторонних глаз и ушей.
Сама судьба вела их навстречу друг другу, и никто при всем
желании не мог остановить это движение. Вайнах по привычке
притаился у невысокого покосившегося забора одного из частных
домишек, заполнявших ту улицу, и интуитивно почувствовал,
что сейчас он близок к заветной цели, как никогда раньше,
и сам шайтан не в силах помешать ему. Поэтому опытный снайпер
приготовил необычное для себя оружие – пистолет, рассчитывая
расправиться с ним не хуже, чем со своей верной винтовкой
с оптическим прицелом. Однако в последнюю минуту отказался
от испытанного способа засады. Парень четко решил выполнить
основное требование священных адатов и встретиться с врагом
по старой горской традиции лицом к лицу, несмотря на то,
что никто из командиров и старейшин не проверил бы, насколько
точно соответствуют его действия и поведение неписанным
законам веры предков. Наверняка не в первый, но в последний
раз боец мысленно попросил Аллаха даровать ему терпения,
снял ствол с предохранителя и стал внимательно всматриваться
в ту сторону, откуда мог появиться ресторанный посетитель,
и ждать ему долго не пришлось.
- «Ах, какой был мужчина, настоящий полковник!» - раздался
совсем рядом внушительный баритон военного, напевающего
любимую мелодию, и это послужило горцу своеобразным сигналом,
чтобы спокойно и уверенно шагнуть вперед из темноты в желтый
круг света уличного фонаря, что сначала не произвело впечатления
на добродушно настроенного отпускника, хотя он приостановился,
прервал пение и, слегка покачиваясь, махнул рукой. – Гуляй,
пацан! «Угостить» тебя мне нечем, сам не курю и тебе не
советую! Вредно это! Как говорится, «Минздрав предупреждает»!
– он сыто икнул и хотел идти дальше.
- А я предупреждать не буду! – с сильным кавказским акцентом
отозвался «гость» городка, решительно преграждая дорогу
своему визави и хорошо отработанным движением поднимая пистолет.
– В горах я в таких, как ты, за километр попадал и с трех
шагов как-нибудь не промахнусь! Слава Аллаху, главное я
уже сделал: нашел тебя здесь!
- Отпусти «пушку», братан, она иногда стреляет, и протри
глаза! Ты явно не на того налетел, приятель! – От души расхохотался
офицер, еще не осознав всей опасности и серьезности этой
встречи – разборки вашей рыночной мафии меня не касаются,
я сроду ничем не торговал! Если тебе ваши боссы кого-то
и «заказали», то только не меня!
- Я тебе не брат и ты мне не приятель, а кровник по всем
нашим законам. И это ты меня не за того принял! – ледяным
тоном пояснил вайнах, добавив. – Не напрягайся, ни моего
лица, ни имени ты не знаешь, так что нечего и вспоминать!
Зато мою сестру ты наверняка еще не забыл! И в тот день
в нашем селе, когда допрашивал ее «с пристрастием» тоже
помнишь! Никогда не поверю, что она тебе ни разу не снилась!
– и он назвал одно женское имя, от которого собеседника
бросило в дрожь, и впервые в его глазах парень отчетливо
увидел неподдельный страх.
- Постой, погоди, что ты тут мне сцены из «Кавказской
пленницы» разыгрываешь! Какой кровник, какая сестра?! В
конце концов, в жизни это не так смешно, как на экране!
– попытался полковник изобразить полное непонимание сути
происходящего, но легкий хмель выветрился из его головы,
а с голосом и взглядом он ничего не мог поделать, несмотря
на то, что не считал себя трусом и не раз оказывался в весьма
крутых боевых переделках, хотя стоять вот так под дулом
пистолета, направленного прямо в лоб, ему до сих пор не
доводилось, и это вместе с сознанием собственной вины резко
сломало вальяжного танкиста, заставив его почти невнятно
забормотать. – Знаешь, как это все называется?! Самосуд
и убийство! Ты не имеешь право на это! Меня уже судили,
и я не виноват, что моя статья попала под амнистию, а дважды
за одно и то же дело не судят! Да и не в правилах твоего
народа сражаться с безоружным! Смотри, при мне ничего нет!
– ухватился он за последний веский довод на манер утопающего
за соломинку, поскольку прекрасно знал о принципиальности
своих бывших врагов в вопросах чести и неукоснительного
соблюдения неписанного горского этикета, а также поразительную
доверчивость этих «детей гор», привыкших свято выполнять
свои обещания и верить на слово как друзьям, так и противникам,
на этой особенности вайнахского национального характера
и решил сыграть испуганный вояка.
- Законы гор не признают никакой амнистии и не знают срока
давности! – уверенно заявил непреклонный мститель и едва
заметно зловеще усмехнулся. –А кто поверит, было при тебе
оружие или нет? И кого это вообще интересует? На этой улице
я для тебя и кази, и палач в одном лице! Хвала Всевышнему,
за нами сейчас никто не смотрит, кроме НЕГО! Люди здесь
рано спать ложатся, совсем как в нашем ауле! Ори – не ори,
никто из дома и носа не высунет, настолько запугала население
ваша теле- и радио- пропаганда! А с телефонами в этом районе,
сам знаешь, большие проблемы! Ни «ментов», ни «скорую» неоткуда
вызвать! Да и не лечение тебе понадобится, а вскрытие! –
не удержался от шутки боец.
- Не спеши, джигит, давай попробуем поговорить, как нормальные
цивилизованные люди! – предложил отпускник, стараясь потянуть
время и надеясь, что произойдет если уж не чудо, то какая-нибудь
благоприятная для него случайность. – Слава Богу, двадцать
первый век на пороге, так зачем же нам играть в дикое средневековье!
Целые государства договариваются между собой и заканчивают
войны! Так неужели два разумных современных человека не
смогут понять друг друга?! Пойдем-ка ко мне домой, это недалеко.
И все обсудим! Ну, сколько ты хочешь за то, чтобы оставить
меня в покое?! Назови свою цену, а я заплачу, могу даже
в баксах, деньги у меня есть! Только не убивай меня! Не
для того я выжил в той зимней «мясорубке» в вашем трижды
проклятом Грозном. Чтобы ты вот так просто пристрелил меня
в моем родном городе! – это уже больше напоминало истерику,
чем «переговоры».
- Мне твои грязные «бабки» не нужны! Решительно отрезал
молодой горец. – Ими тебе заплатили за кровь, слезы и страдания
моего народа! А о прошении прочно забудь, ведь моя сестра
тоже наверняка просила тебя не трогать ее, но ты поступил
иначе! Вспомни о ней, вспомни!
* * *
И эти слова заставили память офицера во всех подробностях
оживит события того серого слякотного дня ранней северокавказской
весны. Когда его подразделение вошло в большое чеченское
село, из которого буквально несколько часов назад передовые
части федеральной армии выбили последних его защитников,
державшихся невероятно стойко и достойно под многодневными
бомбежками и артобстрелами, одну за другой отражая атаки
озверевшего противника. После столь мощной огневой подготовки
в довольно крупном по здешним меркам райцентре осталось
около десятка относительно неповрежденных домов да мечеть
с высоким минаретом, словно сам Всевышний хранил ее от бомб
и снарядов кафиров. Именно там бравый командир танкистов
решил устроить свой штаб и заодно квартиру, поскольку доверять
местному населению ни у него. Ни у других федералов не было
никаких оснований, особенно после того, что они сотворили
с этой некогда прекрасной и гостеприимной землей, где любого
путника всегда встречали с почтением, не спрашивая его о
национальности и вере. Теперь в страшных горящих руинах
лежали не только города и села, но и души людей, виноватых
лишь в том, что они просто другие, что хотят спокойно жить
в своей маленькой и гордой стране по древним и справедливым
законам предков.
Зато многие московские политики и чиновники считали иначе,
посылая сюда войска, в которых подавляющее большинство рядовых
и младших офицеров верили в официальные байки с «контртеррористической
операции» и «наведении конституционного порядка», хотя каждому,
кто взглянул бы на захваченное село в тот день, стало бы
совершенно ясно, что бомбами не оперируют, а танками порядок
не наводят. Прекрасно понимал это и полковник, невольно
передавая свое убеждение подчиненным, уверенным, что они
пришли в этот край «всерьез и надолго», потому у них сразу
появились замашки плохих хозяев, при этом ради собственного
обустройства они тащили остатки уцелевшего добра из разрушенных
домов, не встречая ни малейшего осуждения непосредственного
начальника. Напротив, он сам охотно принимал от солдат разные
вещи, так что все более или менее ценное из найденного на
сельских улицах танкисты по негласному распоряжению несли
в мечеть, где вскоре возникла немыслимая смесь командного
пункта с неким подобием пятизвездочного отеля, насколько
это было возможно в тех условиях.
Однако главный местный сюрприз для своего комполка приготовил
не в меру шустрый солдатик, такие всегда водятся в любой
части и могут прозакладывать душу, чтобы только угодить
человеку с большими звездами на погонах, даже если не будут
иметь от этого холуйства ничего, кроме одобрительного взгляда
и довольного кивка командира. Вот и тогда юркий щуплый федерал
в испачканном машинным маслом и чужой кровью комбезе втолкнул
в помещение не сверток с коврами и перинами, а тоненькую
хрупкую, как все горянки девушки лет восемнадцати, скромно
одетую и с небольшим узелком в руках. Очевидно, именно он
и насторожил слишком бдительного парня.
- Товарищ полковник, разрешите доложить! Поймана бандитская
помощница или шпионка! – радостно отрапортовал он, пояснив
ситуацию явно не по уставу. – Вокруг еще стрельба идет,
наши духовских снайперов выкуривают из развалин, а эта шалава
уже несется на другой край села! Наверняка кого-то из своих
предупредить или вывести из окружения хотела! Все они тут
одна семья, сам черт не разберет, кто кому и как родной,
и все друг друга покрывают, все «мирные жители», а кто же
тогда в нас стреляет?! – задал танкист весьма актуальный
для всех захватчиков вопрос, не рассчитывая получить на
него ответ.
- Это нам сейчас твоя «находка» расскажет! – заверил подчиненного
старший по званию, жестом отпустив его на дальнейшие «подвиги»,
а сам повернулся к задержанной. – Ну что, по-хорошему скажешь,
куда шла и что несла или как?! Сдается мне, что Чернокозово
по тебе плачет горючими слезами! Там наши мастера даже из
ваших мужиков нужные сведения выколачивают! У них и камни
заговорят на чистейшем русском языке! Только не делай вид,
будто ты меня не понимаешь или вдруг оглохла от стрельбы!
Так на кого на бандитских главарей ты работаешь и где проходила
подготовку?! – офицер прошелся по каменному полу мечети,
оставляя за собой тропинку из дорожной грязи и талой снеговой
воды и искоса посматривая на прижавшуюся к стене пленницу,
которая сначала, казалось, не осознавала всей опасности
своего положения.
- Ваш человек прав: я бежала под огнем на другой конец
села, чтобы узнать, живы ли мои бабушка, мать и младшая
сестра, и, если они спаслись, передать эту еду! – собравшись
с духом, еле слышно прошелестела девушка и подала самодеятельному
«следователю» свой узелок. – Вот, посмотрите, здесь не оружие
и боеприпасы, а немного картошки да соленых арбузов! Это
все, что нашлось для нас у тети! Ее семья тоже давно не
выходила из подвала. Но поделилась с нами запасами! – молоденькая
горянка с нескрываемой надеждой покосилась на русского военного,
наивно полагая, что правда немедленно освободит ее, и самые
близкие ей люди не проведут еще один день в холоде и голоде
в единственном убежище – подвале полуразрушенного дома.
- Ой, я тебя умоляю, не надо мне сказок про Красную Шапочку,
больную бабушку и свежие пирожки! – поморщился комполка,
будто съел что-то очень кислое, и остановился напротив собеседницы.
– Придумай что-нибудь пооригинальнее, а то я из таких историй
давно вырос! Неужели тебя в спецшколе не научили, как запудривать
мозги в случае подобного провала?! Что-то не похоже! На
дуру ты вроде не тянешь, зато врать совсем не умеешь! Наверняка
отличницей была, если не спала со всеми инструкторами подряд!
Ну, опять будешь заливать мне про арбузы с картошкой или
поговорим о фигурах более интересных?! Отвечай, бандитская
подстилка, когда тебя русский офицер спрашивает! – теряя
терпение, он резко, наотмашь ударил чеченку по лицу, отчего
она медленно сползла по стене и присела на полу, инстинктивно
сжавшись в комочек в ожидании нового сильного удара.
- Но я вам правду сказала, проверьте, если хотите! – сквозь
солоноватый привкус крови во рту проговорила задержанная,
все еще надеясь, что на этом кошмар для нее закончится,
о чем тихо молила Всевышнего.
- Сейчас проверю то, что хочу! – зловеще-загадочно отозвался
вальяжный таксист и бесцеремонно сорвал с головы пленницы
серый пуховый платок, за который зацепилась большая заколка.
Освобождая целый «водопад» великолепных длинных волос, что
заставило полковника с неподдельным удивлением присвистнуть.
– Ах, хороша штучка-сучка, черт побери! Просто грешно не
попробовать такую! Может, потом разговорчивее станет! –
с этими словами он вытащил девушку на середину помещения,
несколькими увесистыми пинками добился от нее нужной позы
и под отчаянные крики решительно задрал длинный подол ее
юбки, почти невнятно приговаривая при этом. – Ну-ну, детка,
не капризничай! Выходит, вашим можно, а нам нет?! Неравноправие
получается, дорогая! – однако он быстро понял свою ошибку,
хотя это вовсе не остановило насильника в погонах, сначала
зажимавшего рот своей жертве ладонью, потом его рука машинально
сползла на горло несчастной и крепко сдавила его, пока молоденькая
горянка не перестала кричать и слабо сопротивляться, вскоре
затихнув навсегда, что не сразу дошло до федерала, увлеченного
достигавшего полного удовольствия, и лишь, когда оно наконец
наступило, бравый вояка догадался о том, что его невольная
и неожиданная наложница мертва, в чем не позволили бы усомниться
ее огромные, широко раскрытые и уже остекленевшие глаза...
* * *
Недавние фронтовые воспоминания пронеслись перед ресторанным
завсегдатаем в одно мгновение, окончательно парализовав
его волю, поскольку преступление было столь очевидно, что
не требовало никаких доказательств, хотя командование федеральной
группировкой сделало все возможное и невозможное, чтобы
замять уголовное дело, спасая честь мундира, и без того
обильно политого кровью и слезами мирных жителей чеченских
городов и сел. Никто точно не знал, сколько еще юных соплеменниц
той девушки погибли так же, как она, но за всех невинных
мучениц этой ужасной войны всегда найдется мститель, пока
на свете живет хоть один вайнахский воин. А в тот момент
настоящая расплата в образе молодого горца настигла конкретного
виновника трагедии, неумолимо взглянув на него черным зрачком
пистолетного дула и не оставляя шансов на спасение, как
он не оставил их своей жертве ради нескольких минут весьма
сомнительного удовольствия. Правда, не менее сильное желание
жить давало отпускнику призрачную надежду на то. Что для
него еще не все кончено, и с этой мыслью он почти облегченно
вздохнул, решив польстить своему визави.
- Ведь говорили же мне в Моздоке на «губе», что лучший
выход для меня – «сесть» и надолго, пока не затихнет вся
эта заваруха! Предупреждали же, что могут придти ко мне
незваные «гости» с Кавказа, да я не поверил! Думал, что
обойдется, потому так обрадовался, когда узнал об амнистии
в честь Дня Победы! – наигранно-весело заговорил военный,
однако, вид, что на горского снайпера его слова и тон никак
не подействовали, снова сник. – Послушай, джигит, обещаю
тебе уехать так далеко, что никто из твоих родственников
и начальников никогда не услышит и не вспомнит обо мне,
а ты им скажешь, что выполнил свое задание! Только отпусти
меня сейчас к жене и детям! – голос насильника дрогнул,
а сам он сделал неловкую попытку встать на колени перед
непреклонным мстителем, чем еще ускорил развязку.
-У моей сестры тоже была семья, и ты об этом знал, так
почему же не отпустил ее тогда домой?! – грозно прозвучал
вопрос, оставшийся без ответа, и, чувствуя свое полное моральное
превосходство, вайнах презрительно-брезгливо усмехнулся.
– Если не умел жить и воевать достойно, по-мужски, то хотя
бы умри, как мужчина, не на коленях! Чтобы твои дети не
вспоминали об отце, как о насильнике, убийце и трусе» -
он остановил приговоренного от последнего унижения в его
жизни только потому, что не хотел превращать древний обычай
своего народа в банальное уничтожение какого-то огородного
вредителя, и сразу же выстрелил в кровника, не сомневаясь
ни секунды в его смерти.
Парню даже не понадобился пресловутый киллеровский «контрольный
выстрел». Просто он уверенно всадил пулю прямо между бровей
полковника, который рухнул на землю, как подкошенный, не
издав ни одного лишнего звука, а кавказец вышел из желтого
круга фонарного света, сделал несколько шагов в сторону
и навсегда растворился во тьме. Все так же таинственно-ласково
шептали на тихой улочке старые липы, так же горели золотистые
фонари, но одним подонком в мире стало меньше.
Марьян Милова, для Чеченпресс,
21.07.04г.
|