Нет свободы без долга

"Жизнь …. мне трудно говорить о том, что было, много пришлось пережить. Знаешь, я люблю людей и я уверен, что хороших больше, наверное, именно поэтому я и взял в руки в автомат. Помню, перед самой войной я себе часто задавал вопрос: а что я сделал в этой жизни. Обычно говорят - построй дом, вырасти сына, посади дерево. Сейчас мне кажется, что я смогу ответить на этот вопрос. Я защищал Родину, чтобы в свободной стране строить дом, растить сына и чтобы там цвели сады".

Примерно так начался мой разговор с одним из бойцов чеченского сопротивления. Зелимхан, 27 лет светлый, голубоглазый парень, убежденный оптимист, которого очень редко можно увидеть мрачным, в унылом настроении. И, хотя порой улыбка его бывает печальной, и в глазах читаешь грусть, но его никогда не покидает убежденность и вера в победу.

Мы, чеченские журналисты, очень мало пишем о тех, кто сегодня с оружием в руках сражается за идеи свободы, за веру, за будущее всех чеченцев. Они тоже хотят жить, созидать, они такие же, как и все - с мечтами и планами на жизнь. У Зелимхана тоже есть мечта, однако в начале нашей беседы он отказался ее назвать, может, к концу мы о ней узнаем. Мне всегда трудно, когда я слышу страшные воспоминания прожитых человеком дней. Как журналисту, мне нужно узнавать и писать, люди должны знать правду. Беседа получилась без вопросов, я просто слушал и боялся, что он остановится.

Зелимхан: "Летом 1999-го я все чаще и чаще задумывался о том, что может начаться новая война, потому что, анализируя все происходящее, я понимал, что русские все-таки вновь пойдут на мою страну войной. В июле, когда русские вторглись со стороны Кизляра на чеченскую территорию, в этом уже не оставалось сомнений, хотя Масхадов приказал не отвечать на эту провокацию. Уже в августе, когда Россия начала бомбить граничащие с Дагестаном чеченские села, мы с друзьями были в строю. Знаете, одна из причин, которая заставила меня встать на защиту Отечества, это - невозможность сделки с совестью. Если бы я остался в стороне, значит, предал бы не только веру, но и вместе с ней и Родину, и друзей, и родных, а совесть этого не прощает.

На войне очень много случаев, которые врезаются в память, и даже время не в силах стереть из воспоминаний глаза павших друзей. У меня был друг Тимур, потрясающий своей жизнерадостностью, остроумием и смелостью человек. Наша бригада в ходе боев в чеченской столице располагалась в Заводском районе. Тимура я не видел три дня, нас разделяли какие-то 50 метров, но из-за плотности огня мы не могли пройти друг к другу, хотя периодически связывались по рации, и он своим юмором поднимал нам настроение. За 20 минут до своей гибели он связался со мной по рации. Не передать, какая это радость - слышать друга, когда вокруг война, оглушают разрывы снарядов, свист пуль, и вдруг доносится голос лучшего друга, который всегда смеется. "Тимур, я не видел тебя три дня. Брат, как ты?". В ответ - смеющейся голос: "Все отлично, бьем ОМОН, в рядах десанта наводим шмон!". Знаете, такие шутки помогают очень. Через 20 минут его не стало, перед смертью он успел выстрелить из гранатомета и подбить БМП, идущий следом вторая бронемашина выстрелила в окно дома, откуда стрелял Тимур. Смерть была мгновенной. В тот день я впервые узнал, что значит потерять друга в бою. Да благословит Аллах его Газават.

Еще до моего ранения мне передали по рации, что ранили моего старшего брата. Когда я прибыл в расположении базы, то увидел, как он лежал в лужи крови. Я беспомощно пытался что-нибудь сделать, обнимал его, но он молчал. Я нащупал пульс, он был жив и я молил Аллаха, чтобы Он сохранил ему жизнь… И он выжил. Когда меня привезли в госпиталь, он был там.

Прошла неделя после гибели Тимура, мы по-прежнему находились в Грозном. Как-то ночью нас вызвали в штаб, наша группа только что пришла с позиции, где уже шли контактные бои. Штаб располагался в 1,5 км от линии фронта. Получив соответствующие распоряжения от командования, мы возвращались на базу, и попали под минометный обстрел. Трое из моих товарищей получили смертельные ранения, мне же перебило ноги. Связавшись по рации, мы передали свои координаты, за нами приехали на УАЗе, когда нас погрузили в машину и мы собирались отъезжать, снова начался обстрел, меня ранило в голову, я потерял сознание.

Позже мы узнали, что принято решения оставить город. Мы с моим старшим братом были в одном госпитале. Нас, раненых, должен был вывезти по договоренности чеченский ОМОН, который был на стороне русских, ну они предали нас. Пообещав вывезти нас в безопасное место, они завезли нас на территорию российской комендатуры в Урус-Мартане. Мы услышали русский мат и лай собак. Все, что было потом, рассказывать не смогу, да и не хочу. Могу сказать только то, что увидел там фашизм во всем его проявлении.

Моему отцу каким-то образом удалось получить разрешение на свидание с нами, у меня половина лица была парализована, я пытался улыбаться, чтобы продемонстрировать отцу, что мы не сломлены, и сломить нас не удастся никому. Он с детства приучал нас к любви к Родине и Свободе. Часто повторял: Свобода - это высшая ценность в существовании человека. Несмотря на то, что он чувствовал, видя своих сыновей в концлагеря, я был уверен, что он горд за нас. Так вот я хотел рассказать о том, как я пытался улыбаться (смеется) Из-за парализованной части лица, видать, я выглядел смешно и он понял, что это последствие контузии. Сейчас вспоминать смешно. Если процитировать дословно, отец сказал так: "Зелиму крышу сорвало".

Нас выкупили. Моя мама из-за всего пережитого умерла через несколько недель после нашего освобождения. Нас только двое братьев в семье, я и Роман. Мне сестра рассказывала, что мама всегда в молитвах просила Аллаха не дать ей умереть, не увидев нас. Аллах услышал её молитвы, она умерла у меня на руках. Я сейчас живу только мыслью о победе, и я уверен она не за горами".

Он закончил свой рассказ мы молчали …. Пауза затянулась…. Я пытался представить все, что пережил этот человек, у меня не получалось и наверно не потому, что я не мог, а потому, что мой разум не хотел этого. "Ну вот и поговорили, - сказал мне, улыбнувшись, Зелимхан - а мне уже пора". Пожав мне руку, он, слегка прихрамывая, удалялся от меня. "Постой - крикнул я ему в след - а как же мечта, о которой ты говорил?".

"Мечта? Сейчас - Свобода!". Сделав еще несколько шагов, он процитировал Цицерона: "Живет свободно только тот, кто находит радость в исполнении своего долга".

А. Мелхиев, Чеченпресс, 30.04.04г.
(Конкурсная работа)