Россия: чеченизация и дечеченизация

Блэр, Путин и Кадыров звонят по делу в ад. Каждому приходит счет. Блэру - на 500 долларов, Путину на 50 долларов, а Кадырову - на 5 рублей. Те двое возмутились, идут к третьему: "Как так, Ахмат-Хаджи? Мы на бабки влетели, а ты бесплатно отделался, а разговаривал-то дольше всех!" "А что вы хотите? - отвечает Кадыров. - Для меня это местный звонок."

Современный анекдот

В конце января этого года мне выпала возможность поехать в Страсбург на Парламентскую Ассамблею Совета Европы (ПАСЕ) и порассказывать европейским парламентариям, чиновникам и журналистам о том, что представляет из себя пресловутый “политический процесс в Чеченской республике Российской Федерации”. Желающих послушать набралось немало. Все они к этой мрачной саге отнеслись с пристальным вниманием, задавали разумные вопросы, благодарили за свежую информацию, в очередной раз убедительно доказывающую полное отсутствие всякого присутствия “стабилизации, нормализации и возвращения к мирной жизни” в Чечне. Казалось бы – столько интереса со стороны представителей международного сообщества, так чего ж еще желать? Но многие чиновники Совета Европы в разговорах не забывали подчеркнуть: “Мы все пониманием. Вы совершенно правы. Ситуация нехорошая. Но никаких жестких мер мы принять не можем – нет сегодня политической воли. Россия – стратегически важный партнер. И нам нужен конструктивный диалог с российским правительством. А для этого необходимо провести дечеченизацию России”. В первый раз толкнувшись с этим фантастическим термином, я решила, что ослышалась: “Что, простите, собираетесь проводить?” “Дечеченизацию… Ну, например, если сегодня спросить любого делегата ПАСЕ, что происходит в России, он скажет – война в Чечне. А спросишь у любого официального лица в России, что такое Совет Европы - он неизбежно ответит: это такая организация, которая непрерывно критикует нас из-за Чечни. И какой уж тут конструктивный диалог! Сплошное расстройство! А Россия – это ведь больше, чем Чечня. Там много разных проблем, которые Совету Европы интересны. Вот мы и будем Россию дечеченизировать. То есть говорить не только о Чечне”. То есть, если перевести с европейского бюрократического новояза на язык человеческий – не будем больше говорить о Чечне. Ну, почти не будем. Хватит. Достаточно поговорили. Вон, ООН уже давно молчит - с 2002 года Комиссия по правам человека резолюции по Чечне не принимала, миссия ОБСЕ прикрылась. Что мы, рыжие что ли?..

Абсурдная ситуация. Правозащитники и эксперты уже пару лет твердят о том, что российские власти, помимо прочего, ведут в Чечне политику “чеченизации конфликта” (т.е. стравливают местных между собой и таким образом переводят конфликт во внутреннее русло), а вот Совет Европы в параллель этому собирается осуществить дечеченизацию Российской Федерации… Конечно, немного поработав в Чечне, к самому отчаянному абсурду начинаешь относится как к норме … А все же cюжет развивается по сценарию “безнадега-точка-ру”. После того, как миссия ОБСЕ в Знаменском почила 31 декабря 2002 г. в бозе, кроме Совета Европы в Чечне ни одна международная организация на постоянной основе не работала. И если Совет Европы тоже умывает руки, то дела наши чеченские более, чем унылы. Лорд Джадд, бывший Специальный докладчик ПАСЕ по Чеченской республике, искренне и настойчиво пытавшийся что-то изменить, встретив меня в коридорах Дворца Европы, грустно развел руками: “Мне стыдно это признать, больно об этом говорить, но Чечню мы потеряли… Я сделал все, что мог, и теперь остается только сказать: ничего не вышло, ничего не помогло. Это провал. Провал Европы”.

Означает ли это, что Совет Европы вообще ничего не будет делать в Чечне? Нет, не совсем. Этой весной, скорее всего - ближе к концу апреля, в республику поедут три спецдокладчика ПАСЕ: Биндиг (докладчик по правам человека в Чечне), Гросс (докладчик по политическому процессу в Чечне) и Ивинский (докладчик по беженцам и вынужденным переселенцам).

Все трое планировали приехать еще в феврале, но кто ж их пустил бы до путинских выборов?.. Так что приходится ждать до апреля.

Докладчики, помимо координируемой российскими властями официальной программы, намериваются встретиться и с правозащитными организациями, и с людьми, пострадавшими от действий силовых структур. По результатам визита они сделают совместный отчет, скорее всего, достаточно критичный, который представят ПАСЕ и Комитету Министров Совета Европы. Будут выработаны рекомендации… Но отчет вряд ли успеют подготовить до середины лета. Значит, следующие дебаты по Чечне в Парламентской Ассамблее состояться не раньше, чем на сентябрьской сессии. А во время оно Чечня, помнится, была на повестке фактически каждой встречи ПАСЕ… Впрочем, о чем это мы? Теперь – другие времена. Опять же, дечеченизация…

Визитом докладчиков Совета Европы, конечно, не ограничится. Предусмотрен целый план действий на 2004 год. Раньше в Чечне при офисе Специального представителя Президента РФ по правам человека и гражданина в Чеченской Республике - сначала при Каламанове, затем при Султыгове – на постоянной основе работали эксперты Совета Европы. Но после взрыва 21 апреля 2003 г. эксперты были в спешном порядке эвакуированы. И в рамках нового плана действий должны работать по принципу ad hoc – т.е. в отдельно взятых случаях, по отдельным конкретным программам.

И, вот, на 2004 год программы запланированы следующие. Оказывать консультативную экспертную поддержку в работе офиса Султыгова с индивидуальными жалобами. Помогать с экспертизой законодательства. Проводить семинары по демократическому проведению избирательной кампании в преддверии намеченных в этом году выборов в республиканский парламент. Содействовать развитию местного самоуправления. Оказывать психологическую и реабилитационную помощь женщинам и детям-сиротам. Обучать правам человека сотрудников правоохранительных органов и пенитенциарной системы. Плюс тому же самому обучать студентов Чеченского государственного университета. А чтоб последним учиться было лучше и легче – привезти в ЧГУ целую библиотеку по правам человека, томов 500. К последнему пункту программы уже неплохо подготовились – в прошлом году трех чеченских преподавателей специально вывезли в Страсбург и обучили на “менеджеров библиотеки по правам человека”, дабы заранее увериться в том, что европейские книжки будут красивы и ухожены. Очень разумная инвестиция. И, главное, – очень своевременная… Вот, собственно, и все.

План действий, естественно, совместный с Российской Федерацией. И со стороны России партнером Совета Европы, вместе с которым ВСЕ эти телодвижения положено проводить, был назван уже несколько раз помянутый Абдул-Хаким Султыгов. Соглашение об этом после длительных переговоров было благополучно подписано Генеральным Секретарем Совета Европы Вальтером Швиммером и российским министром иностранных дел Игорем Ивановым 16 января 2004 г.. Совет Европы вздохнул с облегчением и закатал было рукава, чтобы вместе с российскими коллегами поспособствовать нормализации жизни в республике… И тут случилось досадное недоразумение. Буквально через неделю – 22 января Султыгова сняли. Да и Бог бы с ним - с Султыговым. Что греха таить – Спецпредставитель по правам человека из него был совсем никакой, за все время, что сидел в этом кресле, Султыгов палец о палец не ударил, не сделал в принципе ничего. Так что жалеть о нем – в высшей степени бессмысленно. Только вот, сняв Султыгова, Путин заодно и сам пост Спецпредставителя ликвидировал – зачем, действительно, Чечне этот Спецпредставителя, когда у нее уже свой Президент есть. Пусть Кадыров обо всем и позаботится.

В том, что Кадыров рад позаботиться самостоятельно абсолютно обо всем, - нет никаких сомнений. Ему только дай! А вот Совет Европы оказался в ситуации сюрреалистической. План действий (не будем здесь говорить о том, хорош он или плох) разработан, соглашение заключено, и вдруг ключевой партнер по претворению этих действий в жизнь возьми да исчезни! Нет, безусловно, исчезновения – самая актуальная для Чечни проблема. Об этом европейцам прекрасно известно. Но к такому повороту событий Совет Европы оказался не готов. Было бы, по меньшей мере, странным предполагать, что МИД, прописывая Султыгова в качестве основной фигуры для совместной работы с Советом Европы, был не в курсе, что век Спецпредставителя подошел к концу. Знали, конечно, но что ж поднимать волну заранее, когда потом можно попросту в очередной раз поставить европейское сообщество перед фактом?! Европейцам, как известно, не привыкать…

Так или иначе, когда я была в Страсбурге, от сложившейся нелицеприятной ситуации европейских чиновников несколько лихорадило, и как осуществлять “конструктивное сотрудничество” с учетом новых обстоятельств, они не понимали. Под вечер, на совсем неформальном кофепитии в кафетерии Дворца Европы, узнав, что я вскоре собираюсь в Чечню, несколько вполне симпатичных сотрудников Секретариата очень оживились: “Вы будете в Грозном?” - “Да, конечно”. “А узнать, что там осталось от офиса Султыгова можете? Там вообще есть с кем дело иметь? Неловко Вас нагружать, но, понимаете, так все сложно… Работать не с кем. А план есть. В перспективе, наверное, можно будет взаимодействовать с чеченским омбудсменом. Но перед тем, как там появится омбудсмен, они должны сначала парламент выбрать… А это еще когда будет! Никакого уполномоченного в этом году в Чечне не появится. А план работы у нас-то именно на 2004 год. Просто безумие. А потом – архивы… Куда все документы из Султыговского офиса денутся? Там же индивидуальные жалобы! Посмотрите, пожалуйста, что происходит. А то людей на местах у нас больше нет. Ваш МИД ничего конкретного пока не отвечает, тянет резину…”

Естественно, я согласилась. Дойти до офиса Султыгова – задачка несложная. Сидящих в информационном вакууме советоевропейцев – по-человечески жалко. Да и попросту интересно “эту сову разъяснить”…

Опасения, что единственным моим собеседником в бывшем офисе Султыгова будет амбарный замок на дверях, не подтвердились. Офис оказался на месте. И все сотрудники – тоже. Ни одного человека не уволили. И архивы продолжают благополучно покрываться пылью. Только называется теперь эта контора Управлением Правительства Чеченской Республики по обеспечению прав и свобод человека. Финансируется чеченским бюджетом, т.е. теми деньгами, которые на кадыровский аппарат дает федеральный центр, ну и все вопросы “в рабочем порядке” сотрудники старой-новой структуры решают с руководителем Администрации Президента Чечни. Ну а “вопросы повышенной важности” решаются с самим Кадыровым.

Объяснил мне все это Ибрагим Зубайраев, зам. руководителя Управления. Ибрагим вообще был разговорчив. Очень красочно рассказал о том, что дела обстоят как нельзя лучше: “С упразднением должности Спецпредставителя Султыгова ничего не изменилось. Согласно Конституции, гарантией всех мыслимых и немыслимых прав является в Чечне Президент. Так что Султыгова и должны были убрать Сразу после избрания Президента стало ясно, что должность упразднят. Президент у нас гарант, и никаких дополнительных гарантий тут не требуется. И вообще, некоторые вопросы нам легче и оперативнее решать, когда нас замкнули на республику. <…> А что Совет Европы? Зачем нам с ними сотрудничать? Толку никакого. Они ничем нам не помогли и наших проблем все равно не решат. Сами разберемся”.

***

И действительно, в Чечне разбираются сами. Как могут. Потому что там – чеченизация, с нормализацией и стабилизацией заодно. А в Европе параллельно происходит дечеченизация России. Все очень логично.

“Первый Президент Чеченской Республики” Кадыров, дабы потрафить своему высокому покровителю Путину в канун президентских выборов в Российской Федерации, задумал предъявить городу и миру так своевременно сдавшегося бывшего министра обороны Ичкерии Хамбиева. А чтобы обеспечить этот процесс, предварительно захватил в заложники родственников Хамбиева, в основном женщин, и ичкерийскому министру деваться было некуда. Хамбиев немедленно отдал себя в руки “законной власти”, сделал все необходимые заявления для прессы, принес публичную клятву верности… В общем, разобрался Ахмад-Хаджи с ситуацией привычным, многократно проверенным способом.

И еще один подарок от Кадырова Путину ко второму президентскому сроку – закрытие палаточных лагерей в Ингушетии и форсированное возвращение беженцев в Чечню. Помозолили глаза и хватит. Слишком на виду. Плюс деньги бюджетные да помощь международных гуманитарных организаций – кусочек лакомый. Пусть домой едут. А дома с ними разберемся.

В феврале в Ингушетии, меньше чем за месяц до путинских выборов, пожилой мужчина-инвалид, угощая меня чаем в нетопленном бараке, рассказывал, как сворачивают беженские лагеря: “Позавчера газ отключили, приезжала бригада из местной администрации. Мы им говорим: ‘Что ж вы такое делаете? Как нам жить на таком холоде? Ведь дети маленькие, старики. И за газ миграционкой до апреля было проплачено.’ А они отвечают: ‘Вы своего Кадырова про это спросите. Он нам покоя не дает. И не даст, пока вы здесь сидеть будете.’ Нет, у нас теперь одна дорога – в Чечню… Убьют – убьют. Что делать? Из Ингушетии выдавливают. А по России куда мы не поедем, везде одно – вон, террорист, взрывать приехал… Едешь на автобусе в Баку. На границе: ‘Чеченцы есть? Выходи! Больше никого выходить не просят.’ Заболеешь – умирать в Чечне должен. Нигде больше в больницу не положат”.

А буквально через несколько дней в Москве сотрудник МИДа России комментировал мне и ездившим со мной на Кавказ западным коллегам ситуацию с возвращением беженцев следующим образом: “Согласен, что есть люди, которые не вернутся в Чечню, но их не более десяти процентов. Почему они не хотят возвращаться? Некоторые совершили преступление на территории Чечни. Некоторые боятся кровной мести и оттого никогда не вернутся. Некоторые мотаются между Чечней и Ингушетией и деньги на этом зарабатывают, получая миграционные выплаты и там и там. Бизнес у них такой. Да и вообще, разные международные организации – и это общепризнанный факт – деньги беженцам платили, по 30 тысяч рублей, чтобы те не уезжали. Эти организации воду мутят. А вы, кстати, кого законным Президентом Чечни считаете, Кадырова или Масхадова? Нет, вы за кого – за Масхадова или за Кадырова?”

Пока коллеги пытались отвертеться от ответа и объяснить представителю власти, что дело не в том, за кого они, а в принудительном возвращении беженцев, что в любом случае недопустимо, я вспомнила один недавний разговор. Как на официальной встрече с участием чеченских правозащитников Кадыров настойчиво допытывался у одной из участниц: “А ты, сестра, где живешь – в Чечне или в Ичкерии? Нет, ты скажи…” Как, однако, все похоже… И здесь, конечно, тоже можно вполне эффективно “разобраться”…

Сказав все, что ему по должности положено, МИДовский чиновник любезно пошел провожать нас к выходу. Прощаясь, я автоматически поблагодарила его, что нашел возможность встретиться с моими зарубежными коллегами. “Ну что Вы. Всегда рады. И потом, Вы интересные вещи рассказывали”, - ответил он и улыбнулся неожиданно светло и застенчиво. И как-то сразу из официального лица и идеологического противника превратился в нормального молодого парня. Слова сами сорвались с языка: “Послушайте, я понимаю, почему Вы с нами беседовали именно так, а не иначе. У Вас такая работы. Но, если по-человечески, не для протокола. Вы упоминали, что несколько раз были в Ингушетии и в Чечне. И последний раз всего пару месяцев назад. Неужели Вы сами верите, что 30 тысяч рублей – даже если бы их беженцам и правда платили – достаточная цена, чтобы жить в палатках, в таких условиях? Вы видели Грозный – и, положа руку на сердце, можете сказать, что это имеет хоть что-то общее с налаживанием мирной жизни?”

Молодой человек опускает глаза и галантно открывает передо мной массивную дверь Министерства иностранных дел Российской Федерации: “Ну, не знаю, такая сложная ситуация. Что Вы хотите? Ну, медленно, постепенно…”

Медленно? Постепенно?

Последний раз я провела в Грозном всего сутки. Обычно поездки в эти края связаны с интервьюированием людей, о судьбе которых даже страшно думать. Работа эта требует ясной головы и железобетонного спокойствия. Потому заранее ставишь перед собой стенку. Заранее готовишь себя к тому, что увидишь и услышишь. Так бывает обычно, но в последний раз дела мои были чисто технического свойства – зайти в пару мест, обсудить какие-то планы, передать бумажки.

И я неожиданно оказалась внутренне не готова к тому, что встретив случайно старую знакомую и сказав, обнимая ее: “Что-то ты неважно выглядишь. Очень устала? Или у вас тоже эпидемия гриппа?” - услышала в ответ: “Нет-нет. Здорова. Просто зятя убили неделю назад. И знаешь, так жестоко. Я не думала, что так жестоко бывает”.

Не готова к беспокойству в глазах грозненских друзей, узнавших, что я не успеваю до вечера переделать свои дела и должна переночевать в городе.

Не готова к тому, что после наступления темноты люди, закрывшись в своих квартирах, ждут, когда за ними придут, привычно прислушиваются к шорохам на лестнице. И ты прислушиваешься вместе с ними.

***

Медленно и постепенно грань между Москвой и Грозным становится все более размытой. То, что раньше было только там, теперь встречаешь в своем городе сплошь и рядом. Недавно, в центре Москвы, бредя к метро по Сретенскому бульвару, увидела двух амбалов в камуфляжной форме с автоматами, в развалку идущих посередь дороги. А подруга, помнится, рассказывала, что рядом с ней в автобусе уселся двенадцатилетний пацан в камуфляже и на ее изумленный вопрос: “А почему, мальчик, ты так странно одет?” -- пробурчал: “Мама на базаре купила. Говорит, ткань дешевая и немаркая”.

Когда из Чечни приезжают друзья, заранее ждешь нехороших историй. Задержания на улице. Приводы в милицию. Отсутствие регистрации грозит катастрофой. А если все документы на месте, то они уж, конечно, фальшивые. Зная, что гость передвигается по городу, не можешь стряхнуть с себя напряжение. Если по тем или иным причинам не в состоянии отслеживать ситуацию сам, перекладываешь ответственность за гостя на другого. “Запиши номер мобильного - и, пожалуйста, звони каждые час-полтора. А то как-то беспокойно”. Основное желание - ни на секунду не выпускать “гостей нашего города” из виду и никуда не отпускать одних. То есть делать все то же самое, что делают они, когда я приезжаю в Грозный. Но ведь там – другое дело. Там – война. А у нас? У нас – тоже… Как составная часть стабилизации, нормализации, дечеченизации… и далее – по тексту.

Говорят, когда-то по Москве ходил другой анекдот: патриарх Пимен пишет диссертацию “О возможности конца света в одной отдельно взятой стране”. Не пропустить бы…

Татьяна Локшина, Московская Хельсинкская группа, Полит.Ру, 24.03.04г.