«Лучше поздно, чем никогда»
(критическое подражание российским борзописцам)

До последних русско-чеченских войн русские обыватели имели о Чечне весьма смутные представления. Они практически ничего о ней не знали. Знали только то, что чеченцы в девятнадцатом веке десятки лет подряд воевали с Россией под руководством своего военно-политического лидера имама Шамиля.

В 1944 году жестокий тиран Сталин без всяких на то оснований депортировал весь чеченский народ в Казахстан, Среднюю Азию и Сибирь. Уже доказано историей, что чеченцы никогда и никому не прощают нанесённых им обид и жестоко мстят своим врагам. В этом плане давность времени не имеет для них абсолютно никакого значения. Субстанция мести для чеченцев приобретает как бы мистическую материальность, в силу чего она становится бесконечной в пространстве и вечной во времени.

О чеченцах много и с удовольствием писали Пушкин, Лермонтов и Толстой в своих поэтических и прозаических произведениях. После распада советской коммунистической империи (СССР) о чеченцах заговорил весь мир, так как чеченцы во весь голос вновь заявили о своей независимости и неуклонной решимости построить своё суверенное государство. У них опять появился крупный национальный харизматический лидер Джохар Дудаев.

Потом российские самолеты-стервятники с жестоким вандализмом начали бомбить столицу чеченцев город Джохар, и вслед за национальным лидером в Чечне появились полевые командиры или амиры, как их любовно называют сами чеченцы.

Неординарный чеченский менталитет до конца не смог понять даже «инженер человеческих душ» Пушкин, хотя он много и плодотворно писал о чеченцах.

А Россия при Пушкине тоже бесконечно воевала с чеченцами. Пушкин очень хорошо относился к чеченцам. Они ему нравились больше, чем Николай Первый, Лорис-Меликов, граф Бенкендорф, Мусса Кундухов и генерал Ермолов вместе взятые.

Чеченцы заменили Пушкину декабристов, так как с декабристами русский царь справился довольно быстро и без особых хлопот, а вот чеченцев покорить не смогли все русские цари вместе взятые, начиная от Рюрика и кончая ассенизатором туалетов Путиным.

Сейчас путинские литературоведы пишут «парадоксальные» вещи на страницах своих опусов с претензиями на оригинальность. В своих бреднях они даже договариваются до того, что, мол, чеченцы, которые всегда ревновали Пушкина к России, убили его, «чтобы он не достался России». И божатся, что Дантес, мол, являлся этническим чеченцем с французским генетическим уклоном (в чеченской транскрипции - Дандин Иса). И, дескать, его жена-красавица Наталья Николаевна была чеченской шпионкой, которая была подослана ими, чтобы всегда держать поэта в поле зрения. А женщина, которой поэт посвятил знаменитое стихотворение «Я помню чудное мгновенье…», на самом деле была не Анной Керн, а чеченкой Керимовой Ану – жительницей из горного селения Чобаьккхинчу-Ирзе.

В современных шовинистических литературных кругах Русни бытует расхожее мнение, что Пушкина, мол, могли убить только «свои чеченцы». Последняя дуэль Пушкина с «чеченцем Дантесом» у Чёрной речки и его трагическая гибель - это, мол, результат его «внутренних разборок» со своими соплеменниками-чеченцами.

По самой последней версии, которую на днях неожиданно для всех озвучил по второму российскому телеканалу русский опусно-пасквильный военно-полевой комментатор Илья МУРовец Шабалкин, они не смогли поделить «арабские деньги», которые поступили из Эфиопии, бывшей когда-то этнической прародиной отдельных чеченцев, в том числе и Пушкина.

Из слов Шабалкина, у которого в последнее время в разжиженных ложью куриных мозгах наблюдается резкий сдвиг по левой фазе вдоль правого уха, явствовало, что многие персонажи Пушкина – прототипы чеченцев,хотя, чтобы не было неприятностей с царской цензурой, поэт и вывел их под видом русских мужиков. Например, в Кирджали и Дубровском (фамилия уж очень похожа на фамилию катарского спортсмена, захваченного ФСБ в Москве: ох, уж эти арабские фамилии) завравшийся кликуша Шабалкин без особого труда узнал чеченских полевых командиров Салмана Радуева и Руслана Хайхароева. В «Арапе Петра Великого» арап (в чеченском звучании - араб), конечно же, никакой не арап. Он – самый натуральный чеченец. И зовут его Арби Бараев. И Татьяна Ларина из романа «Евгений Онегин» тоже чистокровная чеченка. Её настоящее имя Тутама Лариева.

А знает ли словесный шелкопряд Шабалкин, что художественная фабула названного романа – это развёрнутая метафора человеческих взаимоотношений между Чечнёй и Руснёй? Представляющая Чечню Татьяна-Тутама предлагает Онегину, персонифицирующему российский царизм, бескорыстную дружбу. Онегин, то есть российский царизм, по глупости отвергает дружбу Татьяны-Чечни. В итоге Татьяна-Тутама находит простое человеческое счастье в священном браке с другим пламенным мужчиной по имени Джихад, а Онегин (глупый и дебильный российский царизм), из-за своим имперских амбиций решившийся нахально отбить её, обречён на длительное безуспешную войну с её законным супругом и на позорное поражение от него. Ай да Пушкин! Как умело предвосхитил он грядущие события аж ХХI века!

Дальше – ещё больше удивительных совпадений. Например, в «Медном всаднике» при внимательном рассмотрении можно узнать чеченского абрека Зелимхана Харачоевского, памятник которому около Сержень-Юрта почти как две капли воды похож на аналогичный памятник на Сенатской площади в Санкт-Петербурге.

И Пугачев в «Капитанской дочке», конечно же, не крестьянский вождь, а легендарный чеченский генерал Шамиль Басаев – талантливый, отважный и хитроумный военный стратег.

Так что, информация у ханкальского златоуста Шабалкина оказалась, как всегда, неполной! Из-за уважения к такой серьёзной теме, как родство Пушкина с чеченцами, я тоже счёл необходимым ещё немного покопаться в старинных чеченских архивах, где нашёл весьма любопытные документы, проливающие свет на многие загадочные моменты из жизни Пушкина.

Выяснилось, что, когда Пушкин в таких романтических тонах писал о свободе, то писал, оказывается, не о какой-то русской мифической свободе, а о долгожданной чеченской независимости. Ведь, известно же, что в русском менталитете напрочь отсутствует тяга к свободе, так как прирождённое чувство в три погибели гнуться под барином обрекает представителей русского мужичья быть вечными рабами своих правителей и собственной неправедной власти.

Знакомые с детства строчки «Товарищ, верь! Взойдёт она, звезда пленительного счастья! И на обломках самовластья напишут наши имена» предсказывает конечную победу свободолюбивых чеченцев над холопской Руснёй.

Бессмертные строки из «чеченской» поэмы «Тазит»: «Ты не чеченец, ты – старуха! Ты – трус, ты – раб, ты – армянин!» свободно могли бы вписаться в рамки гневного обращения Президента ЧРИ Аслана Масхадова к неприлично мокрому путинскому подгузнику Кадырову. А знает ли словесный паяц Шабалкин, что Пушкин очень сильно уважал право чеченцев на свободу и независимость?

Между Пушкиным и Чечней много общего. Приведу лишь некоторые аналогии. Пушкин – центр так называемой «русской культуры». А вот Чечня – центр всех губительных проблем современного русского бытия. С Пушкина началась история так называемой «русской литературы». С последних русско-чеченских войн, по сути, началась (и вскоре закончится!) история постсоветской Русни.

У Пушкина была скандальная слава. Русский царь его называл «бунтарём»! У чеченцев тоже скандальная слава: дутый Пу называет их «террористами» и «бандитами».

Пушкина боялись русские власти. А чеченцев русские власти боятся ещё больше.

Пушкин умел хорошо стрелять. А ведь многие чеченцы тоже славятся как прирождённые снайперы.

Пушкин не любил царя Николая Первого. И чеченцы тоже люто ненавидят новоявленного русбашкана Путина Последнего.

Пушкин обожал музыку. Чеченцам тоже нравится музыка, но только музыка сражений на пути Аллаха.

Пушкин не хотел быть придворным холопом даже у русского царя-батюшки. И у чеченцев свобода аж в их крови растворена.

Пушкин был женат и имел множество детей. У чеченцев, как правило, тоже нет недостатка в детях.

Пушкин скрывал свою горячую привязанность к чеченцам. В стихотворении «Памятник», которое является его идейным завещанием, Пушкин не называет чеченцев в числе наций, которые будут в будущем его почитать. Там есть славяне, финны, калмыки и даже тунгусы. Но почему-то нет чеченцев. Казалось бы, что это за парадокс?! Но этому есть логичное объяснение, хотя и единственное в своём роде: Пушкин и так считал чеченцев «своей» нацией и поэтому счёл излишним их упоминать. А, может быть, он в черновых редакциях стихотворения всё же замаскировал их под видом какой-нибудь другой нации? Чем чёрт не шутит, когда в аду идёт инвентаризация!

Чеченцы также маскируют свою беспредельную любовь к Пушкину. Ни Джохар Дудаев, ни Зелимхан Яндарбиев, ни Аслан Масхадов ни разу не были замечены возле памятника Пушкину на Тверском бульваре с цветами в руках. Но у подножия этого памятника всегда есть свежие цветы. По словам мэра Москвы Лужкова их ежедневно приносит чеченская диаспора, прозябающая в Москве.

Но чеченцы могут и вполне сознательно не приносить цветов к памятнику Пушкину и не участвовать в пушкинских юбилеях. ФСБ РФ свидетельствует, что чеченцы ещё ни разу «не взорвали» ни памятника Пушкину, ни станцию метро «Пушкинская». Безусловно, это тоже говорит о многом.

После Пушкина чеченский след в русской литературе практически выветрился. Хотя чеченцы есть и у Льва Толстого, который хрипатым путиноидом Кадыровым недавно был объявлен «представителем чеченского тейпа беной». Довольно много их в «Хаджи-Мурате». Но «Хаджи-Мурат» не столько о самих чеченцах, сколько о бездарных русских завоевателях. Со времён «Хаджи-Мурата» чеченцы, например, сильно поумнели. А вот русские завоеватели вместе со своими горе-генералами, наоборот, стали ещё глупее.

Поэтому чеченцы снова и снова возвращаются к Пушкину. На каждом более или менее крутом повороте истории они каждый раз вновь и вновь сходятся лицом к лицу.

Скоро у них будет очередная памятная встреча. Надо сказать, что после неминуемого поражения России во второй русско-чеченской войне россияне капитально забудут «великого русского поэта». А Чечня обретет долгожданную независимость, и Пушкин станет народным чеченским поэтом. Чечня выкупит у Русни все памятники Пушкину и пушкинские архивы. В музее Пушкина на Арбате будет расположено посольство Чеченской Республики Ичкерия в Русне.

«Борис Годунов» станет основной пьесой в репертуаре Чеченского государственного драматического театра имени Маккхала Сабдуллаева. Но только его придется немного подкорректировать. Действие должно происходить не в семнадцатом веке, а в двадцать первом. И не в России, а в Чечне. И поляков из пьесы надо будет просто-напросто убрать, а то они всю малину портят. И сюжет там должен быть иным: не поляки входят в Москву, а потом их оттуда выгоняют, а русские уголовно-военизированные бандформирования входят в город Джохар, но потом их оттуда мощным натиском выбивают героические подразделения Чеченской Армии.

Часто будут ставить также «Моцарта и Сальери», ведь это пьеса о том, как Сальери-Русня предательски отравляет путингазом Моцарта-Нохчийчоь. В такой трактовке «Моцарт и Сальери» возможен и как первый чеченский национальный балет.

«Евгений Онегин», например, может смело претендовать на роль первой чеченской многосерийной мелодрамы. Чеченские мультики для детей будут сниматься только по сказкам Пушкина, а мультфильмы для взрослых – по «Повестям Белкина». «Песни западных славян» чеченские поэты заново перепишут и назовут «Нашиды чеченцев-аккинцев».

Роман «Жизнь Пушкина» может стать первой чеченской «мыльной оперой». Чеченские города и сёла будут носить имена пушкинских героев. Чеченские моджахеды будут рапортовать своим амирам строками из стихотворений Пушкина.

Отрезок нефтепровода, проходящий по территории Чечни, получит ласковую кличку «Любимчик няни Арины». На зеленом знамени Чечни под изображением волка будут красоваться строчки Пушкина – «Пока свободою горим...»

Гражданское быдло России по заграничным паспортам и визам будет приезжать в Чечню, чтобы учиться Пушкину, хотя и с большим опозданием. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Альберт Душин, литсотрудник газетного издания «Кавказский вестник», для агентства Чеченпресс, 06.03.04г.