Олег Орлов: «шахидок породила власть»

Руководитель правозащитного центра «Мемориал» убежден, что именно политика федерального Центра в Чечне провоцирует появление смертниц

По официальным данным УВД Чечни, в прошлом году в республике пропали без вести 444 жителя, что «на 20 процентов меньше, чем в 2002 году». У российских правозащитников между тем своя статистика, значительно отличающаяся от милицейской. О проблемах соблюдения прав человека в Чечне, о похищениях людей и ситуации с чеченскими беженцами корреспонденту «НГ» рассказывает председатель совета правозащитного центра «Мемориал» Олег Орлов.

- Олег Петрович, только в январе, по вашим данным, в Чечне пропали 36 человек. Вообще, какая тенденция наблюдается за последние годы?

– По нашим данным, в 2003 году в Чечне похищены 477 человек, и мы получаем все новые и новые сведения. Что касается января, то, боюсь, и эта цифра увеличится. Если говорить о тенденции, то по сравнению с прошлым годом у нас уменьшилось число похищений на 12 процентов. Разница – в пределах возможных погрешностей. Но очевидно, что и эти проценты будут «съедены» в ходе поступления новой информации.

Подчеркну, что 477 человек – это похищенные. 155 из них были освобождены. Разными способами, но, как правило, большая часть была выкуплена родственниками. Тела 49 человек были найдены со следами насильственной смерти. 273 человека исчезли бесследно. При этом в отличие от прокуратуры мы не говорим, что даем исчерпывающую картину. Мы знаем, что это неполные сведения. Во-первых, к нам обращаются все новые и новые родственники, во-вторых, наш мониторинг реально охватывает только 25–30 процентов территории Чечни. Поэтому наши данные, на мой взгляд, занижены в три, а может, и в четыре раза.

Важно отметить, что в 2003 году дважды мы наблюдали резкое снижение числа похищений – в марте и сентябре-октябре, то есть в периоды подготовки и проведения референдума, а затем выборов президента Чеченской Республики. Это наводит на мысль об управляемости структур, занимающихся похищениями людей. Когда власти надо как-то стабилизировать обстановку, дать потенциальным избирателям надежду на ее улучшение, поступает соответствующая команда – и похищения прекращаются.

– О каких районах в данном случае идет речь?

– В первую очередь – равнинных. Грозненский сельский, Ачхой-Мартановский, Урус-Мартановский, Сунженский, Гудермесский, частично Курчалоевский... Самый тяжелый и страшный Веденский район нами, увы, охвачен минимально.

– Почему ваши данные расходятся с данными МВД?

– Я вообще не понимаю, как можно верить данным МВД. В августе прошлого года они говорили о пропаже 380 человек. В октябре они называют ту же самую цифру. Что, два месяца в Чечне не было ни одного случая похищения людей? А в декабре уже возникли данные о 444 человеках. Не странно ли?

– По словам пресс-секретаря МВД Чечни Руслана Ацаева, многие из тех, кто числится в списках исчезнувших, на самом деле «скрываются от правосудия из-за совершенных преступлений или находятся в рядах бандформирований».

– У нас нет таких данных. В конце концов, о каждом выявленном случае мы сообщаем в прокуратуру. И за последние почти четыре года были буквально единичные случаи, когда нам отвечали, что такого факта – похищения человека – не было. Практически по всем выявленным нами фактам похищения людей возбуждаются уголовные дела по статье 126 УК РФ (похищение). Если у прокуратуры были данные, что эти люди ушли к боевикам, зачем тогда возбуждали дела?

Зная реалии Чечни, регулярно там бывая, я не могу себе представить, чтобы родственники человека, ушедшего в лес, сознательно привлекали к себе внимание правоохранительных органов, заявляя о его пропаже. Если уж человек отправился воевать, его родственники скорее скажут, что он уехал на заработки в Россию или куда-то еще. Хотя, конечно же, среди похищенных есть и такие, кто связан с боевиками или у кого родственники воюют в горах.

– Какие, как правило, ответы относительно фактов похищений вы получаете из прокуратуры?

– В более чем 90 процентах ответов нам пишут, что к похищению причастны неизвестные люди, приехавшие или на БТРах, или на автомобилях. Расследование трех четвертей возбужденных уголовных дел довольно скоро прекращается «за невозможностью найти лиц, подлежащих обвинению». И эти дела хоронят в прокуратуре Чечни. Даже когда похитители приезжают на БТРе, дело почти никогда не передается военной прокуратуре. Военные прокуроры всегда отвечают чеченским коллегам: а вы докажите, что это военные сделали, а может, это боевики на бронетранспортере приехали.

– Кто стоит за большинством похищений?

– Возьмем хронику января нынешнего года. В абсолютном большинстве случаев к похищениям причастны те или иные силы, контролируемые федеральными структурами. Похитители либо на тех же БТРах, либо на машинах без проблем проезжают через блокпосты. А те, кого освободили, нам рассказывают, о чем их допрашивали: кто из соседей поддерживает боевиков, где схроны с оружием? Не боевики же этим интересуются.

Как обычно бывает в случае любого массового террора, в его жернова попадают виновные и безвинные, жертвы доноса, подозреваемый и его сосед, просто член семьи с достатком, с которой можно взять хороший выкуп за освобождение родственника.

Теперь главный вопрос: кадыровцы или федералы? Прошлый год прошел под знаком «чеченизации» конфликта. По всем параметрам, в том числе и по нарушениям прав человека. Все большую ответственность за это несут промосковские чеченские структуры. Все чаще и чаще людей похищают чеченцы, увозят на свои базы, пытают, кого-то освобождают, кого-то потом не находят. Говорят, за этим стоит служба безопасности Ахмада Кадырова. Мы не можем этого доказать, но некоторые из тех, кого потом выпустили, дали показания, что их содержали под селом Центорой, где находится база охраны Кадырова и, по всей видимости, есть места содержания незаконно задержанных.

Есть еще одна чеченская силовая структура, которая напрямую Кадырову пока не подчиняется. Это так называемое ОРБ-2 – оперативно-разыскное бюро, то есть служба, пришедшая на место РУБОП. ОРБ-2 напрямую подчиняется оперативному управлению Главного управления МВД РФ в ЮФО. Это очень эффективная структура, на счету которой немало раскрытых преступлений. Но они фактически открыто держат в Грозном незаконную тюрьму. Мы вели на этот счет переписку с прокуратурой, оттуда нам отвечали, что неоднократно уведомляли и МВД РФ, и ОРБ о необходимости как-то юридически оформить это «заведение», но все безрезультатно. Представляете, есть место содержания задержанного, но оно не имеет никакого статуса! Естественно, там нет и нормального учета задержанных. Порой, правда, там задним числом оформляют задержание, и человек «легализуется». А если похищенный таким образом не «легализован», то велика вероятность, что он либо вообще исчезнет, либо его выкупят.

Кстати, если брать данные за январь этого года, то из 36 человек 17 освобождены, кто похитил семерых – неизвестно, а за 18 фактами похищений однозначно стоят федеральные силовые структуры. Этих людей похищали по той схеме, о которой я уже говорил: БТРы, машины...

– А сколько стоит выкупить человека?

– Это ведь тайна за семью печатями. И посредники действуют, и напрямую родственники. Но, по моим данным, от полутора тысяч долларов до десяти тысяч (если семья богатая). Бывает, людей выкупают и за смешные суммы – менее тысячи долларов. Все зависит от достатка семьи. И подобный бизнес, увы, процветает.

– У вас есть какие-то данные о «гвардии» Кадырова?

– Мы отправили запрос на этот счет в МВД России, но получили ответ, что информация не может быть представлена, так как в Чечне идет контртеррористическая операция. Насколько мы знаем, это несколько тысяч человек. Это какой-то странный сводный отряд, где удивительным образом слились частное охранное подразделение, рота охраны должностных лиц и подразделения патрульно-постовой службы. Я их видел во многих населенных пунктах.

Что интересно, даже абсолютно лояльные Москве главы районных администраций, с которыми мне довелось беседовать, недовольны этой службой безопасности. «Я понимаю, – говорил мне один из таких людей, – когда есть МВД. Там понятно, кто кому подчиняется, я знаю, с кем мне общаться, кому пожаловаться, если что. А тут приходят люди, называют себя службой безопасности президента, устанавливают в селе блокпост. Что они там делают, кого задерживают и к кому мне обращаться? Они же меня ни во что не ставят».

И потом: Рамзан Кадыров, руководящий этой громадной службой, – старший лейтенант. Как он соотносится по подчиненности с генералами МВД?

– Вторая болевая точка в республике – беженцы. Как обстоит ситуация с их возвращением в Чечню?

– Из почти 50 тысяч беженцев, находящихся на территории Ингушетии, в палаточных лагерях, по официальным данным, проживают 3,7 тысячи человек. Реально людей значительно больше. Главная проблема – жителей лагерей снимают с довольствия. Приезжают проверяющие из Чечни и считают беженцев по головам. Кого нет, вычеркивают из списков. А если ребенок где-то гуляет, если взрослый в это время где-то подрабатывает? Первый заместитель начальника Федеральной миграционной службы Игорь Юнаш недавно даже был вынужден восстанавливать этих людей в списках.

Причем в лагеря приезжают ингушские чиновники и говорят беженцам, что никуда их не гонят, что никаких сроков ликвидации городков нет. И тут же приезжают, как это было в лагере «Сацита», чиновники из Чечни и говорят о жестком сроке – марте – и о необходимости уезжать. При этом не обходится без пряника, то есть без обещаний выплатить компенсации за разрушенное жилье. Но все равно многие обитатели лагерей не хотят возвращаться в Чечню из-за отсутствия там безопасности. И если бы люди добровольно возвращались, это можно было бы только приветствовать, но налицо «кампанейщина», исходящая от чиновников из Грозного. Они, с одной стороны, хотят решить политическую проблему, так как лагеря беженцев слишком привлекают иностранных журналистов и наблюдателей (и эта идея, к сожалению, пользуется поддержкой со стороны федерального Центра), а с другой стороны, им хотелось бы получить полный контроль над гуманитарной помощью.

– Война в Чечне практически не прекращается. Это война, которая не может идти, если население не поддерживает боевиков...

– В 1999 году многие чеченцы полагали, что ввод войск в республику – это меньшее из зол на фоне бандитского беспредела, который захлестнул Чечню. Но уже весной следующего года в сознании населения произошел перелом, вызванный практикой массовых зачисток. Потом была иррациональная надежда на референдум, выборы президента Чечни...

– Но президент России как-то заявил, что зачисток больше не будет.

– Да, их стало значительно меньше, но они происходят, в том числе и в столь же жестоком виде, как и раньше. С погромами, грабежами, вымогательством. А обещанные «адресные спецмероприятия» выливаются в те же зачистки: приезжают ночью на БТРах, увозят людей, и они пропадают. Кстати, надо заметить еще вот какую тенденцию: последние два месяца похищают очень много женщин. В январе таких случаев стало больше, чем в декабре. Причем в данном случае действовали именно подконтрольные федеральным силам структуры. И, похоже, даже не кадыровцы, а именно федеральные силы.

Это борьба с так называемыми шахидками. Дается сверху установка, начинают хватать женщин. Причем это уже второй круг исчезновений. В августе прошлого года начальник Управления ФСБ по Чеченской Республике заявил, что в связи с шахидским террором они взяли на учет родственников пропавших без вести. Тем самым, кстати, они признали, что шахидский террор – это вовсе не арабская зараза, а порождение их собственной политики. И вот мы видим результаты этой работы.

Страшно то, что человек исчезает, и исчезает бесследно. Или находят уже труп. В феврале 2003 года, помнится, мы занимались делом исчезнувшей Седы Хуриковой, которая была увезена ночью из дома на БТРе. Тело ее потом нашли со следами пыток, без головы и рук. Она действительно была из ваххабитской семьи. Но какой суд определил, что она была шахидкой?

Андрей Рискин, «Независимая газета», 27.02.04г.