| Фарш-бросок
Только спустя десять лет мы начинаем узнавать
о том, как власти начали войну в Чечне
Я покоряю города
С истошным воплем идиота.
Мне нравится моя работа,
Гори-гори, моя звезда...
Перед вами рассказы людей, имевших возможность если не
лично участвовать в процессе принятия решения о начале войны
в Чечне, то, во всяком случае, близко наблюдать его. Их
мнения во многом субъективны и противоречивы. Они оправдывают
себя и валят вину за политические просчеты и военные провалы
на других. Тем не менее из их воспоминаний видно, КАК начиналась
война. Непродуманно, чохом, кое-как, никому ничего не надо,
никто никого не слушает, ни за что не отвечает, тяп-ляп,
эх, покатилась...
Можно было бы отлично обойтись без войны — вот что еще
хорошо видно из этих историй. И не было бы у нас тогда ни
взрывов в метро и на концертах, ни заложников, ни международного
терроризма...
Александр КОРЖАКОВ, с 1991 по 1996 г. — начальник Службы
безопасности Президента РФ:
— Решение о вводе войск готовилось Администрацией Президента,
в частности Филатовым, руководителем Администрации, и активное
участие принимал в этом замдиректора ФСК — начальник УФСК
по Москве и Московской области, бывший кандидат в президенты
Евгений Савостьянов. Они подвигали Ельцина к этому.
Я пришел к такому выводу после того, как сам лично поговорил
с помощником Дудаева Салмановым, его доверенным лицом. Суть
того, что он говорил: Дудаев категорически не хочет войны.
Это было уже после ноябрьских событий, когда наших танкистов
пожгли... Эта операция — провокация, устроенная Савостьяновым,
— полностью провалилась, и, к сожалению, никто за это и
за многочисленные жертвы не ответил.
Беседа с доверенным человеком Дудаева была достаточно
хорошая, дружелюбная. После того как ее расшифровали, я
носил текст к Ельцину и даже подчеркнул ему салатовым маркером
места, которые нужно было прочитать. Он читать не захотел.
“Ладно, — говорит, — вы мне в двух словах расскажите, о
чем там речь”. Дело в том, что к моменту нашего разговора
с этим чеченцем Дудаев восемь раз выходил на Ельцина, пытался
поговорить с ним. Тем более что они по зубам России вдарили
в этой провальной операции. А кто виноват в событиях ноябрьских
1994 года, которые спровоцировали войну? Ведь получается,
Россия получила пощечину, и Ельцин, естественно, как человек
амбициозный, сказал: “Надо ответить...”
В общем, операция та в ноябре была фатальной ошибкой.
Я не видел ничего крамольного в том, если бы Ельцин принял
Дудаева после этих событий. Дудаев был законно избранный
президент, Чечня — 89-й субъект Федерации, и ничего страшного
не было бы... Но Ельцину руководство Администрации специально
подсовывало бумаги, где Дудаев плохо о нем говорил, а Ельцину
это всегда не нравилось, если кто-то о нем плохо говорил.
Да плюс еще эта “пощечина” России в ноябре... И когда я
сказал ему: “Примите его, он же приходит к вам как вассал
к своему сюзерену, и ничего такого здесь нет!” — “Нет! Если
я его приму, подумают, что мы слабые!”
Война началась по глупости, которую спровоцировали Савостьянов,
Филатов и те, кто вокруг них находился. Они ввели в заблуждение
директора ФСК Степашина... Потом было то самое заседание
Совета безопасности, “историческое”, после которого Генштаб
подготовил операцию по вводу войск в Чечню буквально за
три дня и три ночи. Срочно надо было потому, что просто
приказали... Надо было доказать, что все можно было раздолбать
и быстро захватить, тем более что Грачев заявил, что за
два часа одним парашютно-десантным полком возьмет Грозный...
Из Москвы-то все казалось легко...
И вот когда на Совбезе доложили план операции, естественно,
Калмыков, который тогда был министром юстиции и сам родом
из Чечни, сразу же рванул в Чечню и все раскрыл. Все, что
сумел срисовать с Генплана на заседании... Приняли решение
наступать такого-то числа, потом переносили несколько раз
сроки, а чеченцы все знали и ждали. Знали, где колонны пойдут,
где нужно ложиться под танки... И когда все это началось,
неожиданности никакой не получилось. В военном отношении
операция была провалена на 100%.
Если говорить о коммерческих интересах, подогревавших
войну, то это чеченская нефть, и больше ничего. Савостьянов
ко мне приходил раз в три дня — ему надо было заручиться
высокой, как он считал, поддержкой... Я ему говорил: “Чем
ты занимаешься, Женя? В Москве дел непочатый край, зачем
тебе нужна Чечня?” Мне она была не нужна. А ему нужна...
Я не предполагал, что война будет... Помните, все считали,
что есть такая “партия войны”, которая толкает Ельцина воевать.
Эта партия войны — Сосковец и я... Так вот, я застал такую
сцену... Вошел как-то в Президентский клуб, и ко мне спиной
сидит Ельцин у бара, а Сосковец у него на коленях руку держит
и просит: “Борис Николаевич! Я вас умоляю, не нужно начинать
эту войну, потому что это авантюра, потом не расхлебаем!”
Это было перед войной, в начале декабря... Я стоял и думал:
подходить или нет к ним, такая сцена была...
Так что эта “партия войны” была против войны на самом
деле. Просто когда было принято политическое решение, мы,
естественно, были обязаны выполнять это решение...
Я удивляюсь: почему Калмыков не выступил на СБ? Он должен
был задать всего один вопрос: “Борис Николаевич, вы разговаривали
с Дудаевым или не разговаривали?” Если бы тогда стало известно,
что восемь раз Дудаев обращался к Ельцину, а тот его не
принимал! Но дело в том, что Ельцину даже не говорили об
этом! Когда я ему сказал, что восемь раз Дудаев звонил и
просил о встрече, он сказал, что слышит об этом в первый
раз! Но мозги ему уже тогда направили в одну сторону: нет,
мы уже решение приняли! Звонки Дудаева перехватывали или
сам Филатов, или его замы.
Я считаю, что Филатов и Савостьянов должны сидеть на скамье
подсудимых военного трибунала. Разумеется, вместе с Ельциным...
Не знаю, кто за ними стоял, не нужно мне это было! Но
корни войны — в ноябрьской авантюре... С нее началась чеченская
война. Грачев делал вид, что к этому особого отношения не
имел, хотя все это происходило в его вотчине — у него брали
танки, танкистов нанимали, офицеров, а он как будто не видел
и не знал этого! Чушь! Знал, видел! ФСК организовала акцию,
но ФСК не могла войсковые операции проводить! Такие у Степашина
советники были, подставили его...
До сих пор идет тяжба между Шапошниковым и Грачевым: кто
из них оставил Дудаеву оружие. Я думаю, что оба. Оба не
приняли волевого решения, что оружие надо забрать. Как это
— не могли вывезти? Кто мог у них отнять это оружие? Ну
как можно у вооруженного солдата, а у нас там стояли целые
дивизии, отнять оружие? Займите круговую оборону и вывозите...
Почему Шапошников с Грачевым так решили — не знаю. Предположить
могу: у нас тогда было очень модно чемоданами носить деньги.
Кому-то из них, может, и принесли, я не знаю.
Геннадий ЗАХАРОВ, с 1993 по 1996 г. — начальник Центра
спецназначения Службы безопасности Президента РФ:
— Это было накануне начала войны — в конце ноября 94-го
(как раз после того, как дудаевцы “сожгли наших танкистов”,
как говорит Коржаков, — то есть разгромили колонну оппозиции
и взяли в плен завербованных под Москвой добровольцев. —
“МК”.). У меня в Моздоке было подразделение — 38 человек
во главе с моим замом Гордеевым Александром Тимофеевичем.
Они выполняли там свои задачи, каждый день выходя со мной
на связь. И вдруг очередной звонок: “Штаб Степашина разрабатывает
план спецоперации по захвату дворца Дудаева и ликвидации
Дудаева. Он намерен привлечь наше подразделение”. Поскольку
наше подразделение Степашину не подчинялось, он позволил
согласовать вопрос со мной.
Я доложил Коржакову, и тот послал меня разобраться на
месте.
28 ноября я был в Моздоке. Веду разговор со Степашиным.
К этому времени там уже было подразделение “Альфа” и подразделение
спецопераций ФСБ во главе с генерал-лейтенантом Дмитрием
Герасимовым. Общая численность — около 120 человек. Суть
операции, как мне описал ее Степашин, была такова: личный
состав на 40 автомашинах “Жигули”, “Нива”, “Волга” с чеченскими
водителями (это все предоставляли чеченские оппозиционеры)
разными маршрутами должен был выдвинуться в Грозный, где-то
(!) концентрироваться, атаковать дворец Дудаева... Я спрашиваю
Степашина:
1. Если хотя бы один чеченец, который будет нас вывозить,
допустит утечку, что будем делать — отменяем операцию или
нет?
Степашин отвечает: “Все чеченцы — надежные люди, утечка
исключена...” Я ставлю этот его ответ под глубокое сомнение...
2. Подразделение спецназа в 120 человек в принципе может
захватить дворец Дудаева (по нашим данным, он охранялся
сводным отрядом в 600—700 человек), но, как в любой штурмовой
операции, потери составят ранеными и убитыми до 50%. Боезапас
почти полностью в ходе штурма израсходуем, какой вариант
отхода предусмотрен?
Ответ: “Мы это еще не продумывали...”
И спрашивает меня Степашин: “А что вы предлагаете?”
Я предложил задействовать 10—12 вертолетов “Ми-8” и высадку
десанта предусмотреть не автомашинами, а вертолетами, которые
потом должны будут эвакуировать подразделения с места операции.
А для боевого обеспечения задействовать еще 4—5 боевых десантных
вертолетов, которые сначала обеспечат огневую поддержку
десанта, а потом поддержат огнем при эвакуации. Одновременно
с вылетом из Моздока должна была выйти бронегруппа — батальон
с целью эвакуации после выполнения задания и как страховка
на тот случай, если с вертолетами не получится...
Степашин со мной согласился. Но после согласования вопроса
с командованием ВС вертолеты отпали — их просто не оказалось.
Этот разговор со Степашиным был 28 ноября в 22.00, а на
следующий день утром, в 10.00, мы были в поезде, где располагался
командный пункт Грачева. На совещании присутствовали: он,
Герасимов, Степашин, Зайцев (командир “Альфы”), я. Речь
шла о выделении мобильной бронегруппы. Грачев сказал, что
это невозможно.
Так как Герасимов и Зайцев были подчиненными Степашина,
они молчали. А я не был ему подчиненным и сказал, что мои
люди в такой операции участвовать не будут. Грачев со мной
согласился. Герасимов и Зайцев, видимо, обрадовались. Они
прекрасно понимали, что 120 офицеров при таком плане можно
было списывать сразу как потери, заранее. После разговора
у Грачева я позвонил Коржакову, и он мне сказал: “Немедленно
рви оттуда!” В тот же день я со своими людьми улетел в Москву
из Моздока. Операция так и не состоялась...
Такого в жизни не должно быть и не бывает, чтобы боевыми
дивизиями командовали два человека: Грачев и Степашин. Степашин
операцию придумал, а Грачева поставил в известность. Грачев,
помню, вышел к нам на то совещание красный, глаза навыкате,
может быть, с похмелья, сначала не мог въехать, о чем речь,
— он не знал об операции...
Сергей ФИЛАТОВ, в 1993—1996 г. — руководитель Администрации
Президента:
— Весной 94-го года Евгений Савостьянов, заместитель директора
ФСК, сказал мне, что в Чечне есть объединенная оппозиция,
руководит которой Умар Автурханов, глава Надтеречного района
Чечни. Если Россия окажет поддержку, оппозиционеры готовы
идти на выборы в 95-м году, а в случае победы — признать
Конституцию РФ.
Я доложил президенту. Борис Николаевич в принципе дал
“добро” на то, чтобы поддержать чеченскую оппозицию. Речь
шла сначала только о финансовой поддержке. Не скрою, в то
время мы побаивались влияния в Чечне Хасбулатова и делали
все, чтобы было другое влияние.
У нас были сведения, что влияние Дудаева в Чечне сильно
сузилось, буквально до Грозного и его окрестностей. Когда
мы принимали решение о поддержке оппозиции, мы запросили
Иорданию, Сирию, где живут большие чеченские диаспоры. Нам
ответили, что оппозицию поддержат, потому что криминальный
и скандальный режим Дудаева и там надоел, но при одном условии:
чтобы российских войск на территории Чечни не было. Я об
этом написал Ельцину в своей записке.
Ельцин распорядился создать рабочую группу во главе с
Черномырдиным, куда я тоже вошел. Но на самом деле группой
занимался Шахрай.
Летом в Чечне начались стычки между оппозицией и дудаевцами.
Оппозиционеры начали вооружаться. Как — не знаю. Может быть,
за счет денег, которые им давали на медицину, школы, пенсионное
обеспечение. Я был на совещаниях, которые тогда проводились,
и военные в них участвовали, и там вопрос уже стоял о чем-то
более серьезном, поскольку эти стычки начали превращаться
в крупные. Чеченская оппозиция просила помочь им не только
техникой, но и водителями, специалистами, которые могли
бы работать на этой технике. В августе 94-го решили привлечь
из нашей армии добровольцев, которые на контрактной основе
работали бы на этой технике. Это было коллегиальное решение.
К концу августа мы с Шахраем были потихонечку отстранены
от этой работы. На горизонте появился Николай Егоров, министр
по национальным вопросам. Он стал брать инициативу на себя.
Тем временем Дудаев пытался договориться о встрече с Ельциным.
В Северной Осетии ко мне обратился экономический советник
Дудаева, который предложил организовать такую встречу. Я
ответил, что проблема в одном: это не должна быть встреча
глав двух государств. Потом у меня дважды были встречи с
госсекретарем Чечни на Старой площади. Я докладывал Борису
Николаевичу, и мне казалось, что он был готов встречаться
с Дудаевым. Но буквально на следующий день после разговора
с ним на эту тему я включил телевизор и обомлел: Дудаев
сидел в развязной позе на фоне чеченского знамени и вылаивал
что-то вроде того, что “я с этой пьяной собакой не хочу
встречаться”. Я ничего не понял, позвонил в Чечню, говорю:
“Ребята, вы что, сбрендили? Как я теперь пойду к Борису
Николаевичу?” На этом все и заглохло.
Самый неправильный шаг — мы неверно определили центр решения
проблемы. Я был не в курсе дела, потому что помимо нашей
рабочей группы те же вопросы, видимо, решались где-то еще.
Второе: если начинаешь дело, надо, чтобы ты, а не кто-то
другой доводил его до конца. Иначе оно обязательно будет
искажено. Та идеология, которую я вкладывал, и то, что получилось,
— это разные вещи. Какие-то еще дополнительные силы действовали,
и я не мог понять, кто их направляет.
Но, я думаю, не было организованной силы, толкавшей к
войне, было просто беспорядочное решение вопроса. Как гениально
сказал Черномырдин: “Хотели как лучше, а получилось как
всегда”.
Потом состоялся Совет безопасности, я на нем не присутствовал.
Оглушительное решение о введении войск, ультиматум... План
операции разрабатывался под руководством Коржакова. Откровенно
говоря, я не думал, что она приобретет такие формы. Мне
казалось, что в том состоянии, в каком был Дудаев, проблема
могла быть решена быстро, не с такими разрушениями и кровью.
Войне, которая началась, ужаснулись все.
Анатолий КУЛИКОВ, с 1992 по 1996 г. — командующий внутренними
войсками МВД РФ, с 1996 по 1998 г. — министр внутренних
дел:
— Когда Совет безопасности принял решение о вводе войск,
Министерству обороны и МВД поставили задачу спланировать
операцию. Скажу откровенно: планирование не было проведено
детально. Видимо, по причине недооценки противника. Начальник
Генштаба Колесников на одном совещании в начале ноября 94-го
в кабинете Степашина мне сказал: “Я дам вам две батареи,
этого будет достаточно”. То есть за месяц до начала войны
Генштаб не был подготовлен к ее ведению.
В воскресенье 11 ноября 94-го должен был начаться ввод
войск в Чечню. С командующим СКВО Алексеем Митюхиным мы
расстались в час ночи, а в 5 утра я ждал сигнала о начале
движения колонн по четырем маршрутам. Но сигнала не было.
Прошло 10 минут — тишина. Звоню на КПП, начальник оперативного
управления СКВО Юра Вьюнов отвечает: “Командующий отдыхает.
Он после твоего ухода связался с Грачевым и попросил разрешения
перенести начало операции на 8 часов: колонна Чиндарова
не успевает подготовиться”. Я от злости даже выругался матом.
Потом говорю: вы что делаете? Утром по Назрани никто не
пройдет. В воскресенье собирается авторынок, там будут толпы
— тысячи людей... Вьюнов в ответ: “Ну что же я могу сделать?”
Прошу его немедленно разбудить командующего. Разбудил. Митюхин
недовольно так: что ты привязался, министр обороны утвердил
перенос, решения менять не будем. Я попытался выйти на Грачева,
но меня с ним не соединили.
Утром я вылетел на своем вертолете и с воздуха отслеживал
маршруты выдвижения. В районе Верхних Ачалуков наблюдал
такую картину: колонну из 90 боевых машин десанта останавливают
15 ингушей с белым флагом и разворачивают ее обратно.
Такое наблюдалось везде. Командиры уговаривали митингующих
разойтись, не блокировать движение колонн. А на технике
уже были порезаны топливные и тормозные шланги, подожжены
3-4 машины. Мой оператор все это снимал, и я вечером на
разборе показал пленку Грачеву. Он был недоволен своими
генералами. А что толку — войска-то уже увязли. Уже в первые
сутки стало ясно, что рассчитанный на 19 дней план войсковой
операции не выполнить.
Мы не знали, куда суемся, шли в Чечню без разведки и оперативных
данных. ГРУ на территории своей страны не ведет разведку,
поэтому начальник Генштаба Колесников говорил: Чечня — не
мое дело, пусть там работают милиция и ФСК. Но милиция и
спецслужбы покинули Чечню еще в 91-м году. Прошло три года,
и, конечно, никто толком не знал, что творится в республике.
Кое-какую информацию давала лишь дудаевская оппозиция —
Автурханов и его команда. Но они были неподготовлены и некомпетентны
во многих вопросах — так же как и руководители ФСК. Они
думали: передадим оппозиции оружие, переправим деньги, поможем
спецами — и достаточно.
О помощи так называемыми спецами стоит сказать отдельно.
Звонит мне осенью 94-го Анатолий Романов и докладывает:
привезли в Моздок пацанов — рядовых и сержантов, — которые
должны заходить в Чечню. Переспрашиваю: каких пацанов? Я
знал, что военной контрразведке поручили найти профессионалов-добровольцев,
заплатить им деньги, подучить и лишь после этого отправить
к оппозиции. Конкретно за набор отвечал руководитель ФСК
по Москве и Московской области Савостьянов. На самом деле
контрразведчики приехали в Таманскую и Кантемировскую дивизии,
собрали солдат и сержантов, подлежащих увольнению, пообещали
денег каждому, кто согласится на командировку. Люди даже
не знали, куда поедут, деньги потом кому дали, кому нет.
Группа прибыла в Моздок, разместилась на базе арсенала.
Романову пришлось ее кормить, устраивать в казарму — даже
такие вопросы не были продуманы. Создавалось впечатление,
что ребята никому не нужны, недаром потом Минобороны от
них открестилось.
Как только дудаевцы пришли к власти, они начали вооружаться.
При мне начальник грозненского гарнизона генерал Петр Соколов
докладывал Руцкому о нападениях на армейские склады. От
Соколова я и узнал, что одних автоматов в гарнизоне хранится
53 тысячи.
На складе НЗ 506-го полка внутренних войск в районе Катаямы
имелось примерно 1500 единиц стрелкового оружия. В конце
сентября 1991 года я дал телеграмму командующему ВВ генералу
Василию Саввину: прошу разрешить вывезти из Грозного оружие.
Он звонит и спрашивает: “Что вы там паникуете? Если вывезти
оружие, кто будет выполнять мобилизационное задание?”. Чуть
ли в трусости меня не обвинил. Пришлось объяснять, что если
оружие не убрать из Грозного, то оно попадет к бандитам.
Тем не менее, командующий мне запретил что-то предпринимать.
А во Владикавказ из Новочеркасска я уже подтянул колонну
“КамАЗов” под оружие. Тогда по моему поручению оружием занялся
командир 506-го полка Михаил Шепилов: ночью со всех автоматов
сняли затворы. Три вещмешка с ними, наверное, до сих пор
хранятся в Ростове. Когда чеченцы добрались до склада, им
досталось небоеготовое оружие. И по всей стране в воинских
частях стали пропадать затворы — крали, продавали. Но каждый
затвор для автомата подгоняется индивидуально, поэтому все
было бесполезно. В феврале 92-го, во время захвата склада
боевиками, его вообще подорвали.
Шамиль БЕНО, министр иностранных дел в правительстве Дудаева:
— В конце февраля — марте 92-го года в Чечне началось
распространение оружия. Федералы завозили в северные районы
Чечни оружие и раздавали его посписочно оппозиции, которая
формировалась в Надтеречном районе и на западе республики.
Об этом договорился в Москве Умар Автурханов, глава Надтеречного
района. Штаб оппозиции находился в московской гостинице
“Пекин” (“Пекин” - и поныне “штабная” гостиница ФСБ). Первое
вооруженное выступление оппозиции против Дудаева было в
конце марта 92-го года, тогда были первые убитые. Ошибка
и даже преступление оппозиции были в том, что они переоценивали
возможности Москвы, не поняли: Россия не готова решать такие
конфликты.
Фактически Дудаев в 94-м году управлял только Грозным,
и то отчасти. Если бы они потерпели до следующих выборов,
то вся ситуация разрешилась бы мирно. Оппозиция фактически
завлекала российские войска в Чечню. Требовала оружие, требовала
танки, обещая за два часа очистить Грозный. Гантамиров,
Автурханов, Хаджиев заверяли, что если зайдут танки, зайдет
двухметровый федеральный спецназ, то все 50 человек, которые
поддерживают Дудаева, сразу разбегутся. Я им тогда говорил:
“Если вы будете драться с Дудаевым, вас поддержат, но если
рядом с вами встанут федералы, то народ выступит против
вас”. Последний раз я говорил это в декабре 94-го года Саламбеку
Хаджиеву, когда он возглавил правительство в Знаменском.
В марте 95-го года мы с Хаджиевым шли по горящему Грозному,
и какой-то лейтенант послал его на три буквы. “Вот это те
ребята, о которых ты говорил, что только они войдут, и все
разбегутся”, — сказал я Хаджиеву. А Дудаеву я в мае 94-го
года говорил: “Джохар, начинается война, до конца года в
Чечню будут введены войска”. А он ответил: “Не войдут. Ты
не представляешь, насколько я им еще нужен”.
Территория ЧР использовалась для поставок высокоточной
техники в Ирак в условиях санкций. Оборудование шло из Москвы
транзитом через Чечню. Рейсовый самолет Грозный—Москва приземлялся
во “Внуково”, в отдельный трюм грузили 3-4 ящика спецназначения.
В Грозном самолет высаживал пассажиров и летел рейсом якобы
в Баку, над Баку, не садясь, брал азербайджанский флаг и
летел в одну из ближневосточных стран. Именно участие в
таких проектах дало основание послу США Пикерингу во время
его встречи с Егоровым в ноябре 94-го года заявить: “Мы
удивлены вашим долготерпением по отношению к мятежному генералу”
— что на дипломатическом языке означает: Москве дается карт-бланш
на любые действия, лишь бы закрыть эту черную дыру.
У нас был Калининский военный аэродром в степи, на нем
садились военные самолеты, а потом поднимались уже как бы
из независимой Чечни, не имеющей к России отношения. Так,
я думаю, осуществлялись поставки оружия сербам и в Армению.
Дудаев это рассматривал как поддержку идеи Советского Союза.
Многие российские нефтяные компании использовали чеченский
транзит. Тогда существовали квоты на экспорт нефти. Договаривались
о якобы внутрироссийских поставках нефти в Чечню, на переработку.
Но на самом деле нефть на НПЗ не задерживалась, а по трубе
шла в Новороссийск, на экспорт, мимо квот. На этом делали
деньги некоторые российские трейдерские компании, интересы
которых, как говорили тогда, лоббировал спикер Совета Федерации
Шумейко. Но Дудаев начал постепенно брать под контроль нефтяные
потоки. Естественно, отдавать их не хотели.
Вследствие всего этого возникла необходимость замести
следы. Поэтому первым объектом, который в Грозном подвергся
бомбардировкам, был республиканский банк.
А простые люди оказались заложниками некомпетентности
и преступности элит — как московской, так и чеченской.
• 27 октября 1991 г. президентом Чечни избран Джохар Дудаев.
• 1 ноября 1991 г. Дудаев издал первый Указ “Об объявлении
суверенитета Чеченской Республики”.
• 8 ноября 1991 г. Ельцин подписал указ о введении в Чечено-Ингушетии
чрезвычайного положения, однако приземлившиеся в Ханкале
два самолета со спецназом были блокированы сторонниками
чеченской независимости.
• 11 ноября 1991 г. сессия Верховного Совета РСФСР отказалась
утвердить Указ о введении ЧП. Спецназ улетел обратно.
• С ноября 1991 г. начался захват сторонниками Дудаева
военных городков. 27 ноября Дудаев издал указ о национализации
вооружения и техники воинских частей на территории Чечни.
• К 8 июня 1992 г. все федеральные войска покинули Чечню,
оставив большое количество техники, вооружения и боеприпасов.
• 6 ноября 1993 г. Ельцин одобрил предложения вице-премьера
Шахрая по урегулированию ситуации вокруг Чечни. Предполагалось
организовать переговоры, с тем чтобы заставить Чечню снять
вопрос о самоопределении “на фоне силового давления”.
• 16 декабря 1993 г. создан оппозиционный Дудаеву Временный
совет ЧР. Его председателем избран Умар Автурханов.
• Летом 1994 г. начались вооруженные столкновения между
сторонниками и противниками Дудаева. К середине октября
установилось шаткое равновесие сил. Многим казалось, что
для победы оппозиции достаточно ей оказать небольшую помощь.
• 1 ноября 1994 г. Северо-Кавказский военный округ предоставляет
оппозиции 40 танков.
• 3—9 ноября 1994 г. офицеры военной контрразведки вербуют
в Таманской и Кантемировской дивизиях танкистов-наемников.
• 26 ноября 1994 г. оппозиция штурмовала Грозный. Танки
без проблем дошли до центра города, где вскоре были расстреляны
из гранатометов. Многие танкисты погибли, десятки попали
в плен. Оказалось, все они — российские военнослужащие.
• 28 ноября министр обороны Грачев публично отрицает участие
своих подчиненных в штурме, назвав такую версию бредом.
• 29 ноября Дудаев заявил, что пленных расстреляют, если
российская сторона не признает их своими. В тот же день
Совет безопасности принял решение о военной операции против
Чечни.
• 30 ноября Ельцин подписал секретный Указ “О мероприятиях
по восстановлению конституционной законности и правопорядка
на территории Чеченской Республики”, предусматривавший “разоружение
и ликвидацию вооруженных формирований”.
• 11 декабря войска МО и ВВ МВД РФ вошли на территорию
Чечни с трех направлений — Моздокского, Владикавказского
и Кизлярского. Вся операция по плану должна была занять
19 дней, однако колонны, которые шли из Ингушетии и Дагестана,
завязли в схватках с местными жителями.
• 31 декабря начался штурм Грозного. Планировалось четырьмя
группировками нанести “мощные концентрические удары” и соединиться
в центре города. Однако войска сразу же понесли большие
потери. Наступавшие с северо-западного направления под командованием
генерала К. Пуликовского 131-я Майкопская бригада и 81-й
Самарский мотострелковый полк были практически полностью
разгромлены. Более 100 военнослужащих попали в плен.
С этого момента операция “по восстановлению законности”
окончательно превратилась в кровопролитную войну, в которой
федеральная сторона широко использовала авиацию и артиллерию,
погубившие множество мирных людей, никаким боком не причастных
ни к Дудаеву, ни к оппозиции. В результате в Чечне была
создана богатая почва для терроризма, который и расцвел
пышным цветом при поддержке международных террористических
организаций к началу XXI века.
(Хроника событий дана по книге “Россия—Чечня: цепь ошибок
и преступлений”, 1998.)
“Какой бардак! — первая мысль, которая приходит в голову
после прочтения всех этих откровений. — Какое запредельное
безобразие творилось в этих наших властных структурах, будь
они неладны, когда обитавшие там недоумки затевали чеченскую
войну. Войну, из-за которой теперь гибнут не они — гибнем
мы!”
Ужасно сознавать, что Россия провалилась в ад террора
из-за безответственности, некомпетентности и амбиций правителей.
Еще ужаснее сознавать, что с тех пор ничего не изменилось...
Только по прошествии десяти лет мы получили возможность
увидеть, в каком припадке безумия власти начинали войну.
Но ведь когда они ее начинали — мы не знали ничего. Однако
должны были верить, что все делается продуманно, правильно
и единственно возможным образом.
...Все-таки нужно, чтоб в Уголовном кодексе был закон
об ответственности за политические ошибки. Причем очень
суровой ответственности. Потому что за всю российскую историю
последних столетий лишь один человек понес жестокое наказание
за свои политические ошибки — государь Николай II, и тот
стал святым мучеником. А с остальных — стекало как с гуся
вода.
И Чечня тоже стекла. Вместе с нашей кровью...
Московский
Комсомолец, 26.02.04г.
|
