Приглушенные звуки войны в Чечне

Война в Чечне, вторая за последнее десятилетие, не прекращается с того момента, как осенью 1999 года Россия направила свои войска в эту мятежную провинцию, обещая решить "проблему" между Чечней и Россией. Однако, как показывает совершенный повстанцами-сепаратистами в пятницу взрыв в штаб-квартире промосковского правительства в Грозном, эта проблема далека от разрешения.

Сегодня военная обстановка характеризуется тупиком: ни один важный повстанец не арестован, а федеральные войска теряют в засадах в среднем по 5 человек в сутки. Россияне столь же слабы, как и в день, когда вошли в Чечню, а возможно, даже стали слабее, но ничуть не приблизились к решению проблемы. И все-таки Кремль может заявлять об одной победе: несмотря на фиаско на поле боя, он сумел убедить внешний мир, что этот конфликт оправдан как часть глобальной войны с терроризмом.

Как эти ни иронично, если война в Чечне становится более понятной внешнему миру, то дело обстоит совсем не так для рядовых россиян и чеченцев, которым этот конфликт с каждым днем представляется все более запутанным, а его исход - все более неопределенным, несмотря на ежедневные утверждения Москвы о том, что обстановка в Чечне нормализуется.

Мне не единожды приходилось бывать в Чечне во время войны, и всякий раз было одно и то же: гудение бомбардировщиков в отдалении, грязные бронетранспортеры, стоящие вдоль дорог, солдаты на контрольно-пропускных пунктах, лениво, но высокомерно останавливающие проезжающих водителей для проверки. И прежде всего это так называемые "зачистки" - сопровождаемые насилием операции российских войск против гражданского населения республики.

Типична история, рассказанная 37-летней Фатимой о ее 22-летнем сыне, Ахмеде. По ее словам, в конце октября "шесть человек в масках и в камуфляжном обмундировании с эмблемами внутренних войск России ворвались в ее жилище в Грозном, схватили ее сына, выволокли его во двор, привязали к телеграфному столбу, расстреляли его и исчезли, не сказав ни слова.

Как считает лидер чеченских сепаратистов Аслан Масхадов, эти налеты являются контрпродуктивными. "После каждой зачистки растет число повстанцев. Растет решимость сражаться, чтобы отомстить за кровь наших отцов и матерей. Те, кто еще совсем недавно был лояльным к России, сегодня понимают, что Чечня никогда не будет снова жить под властью России. После того позорного варварства, свидетелями которого мы являемся, какие могут быть человеческие отношения?"

Москва с ее попытками "нормализации" ведет себя так, как если бы сражение уже было ею выиграно. Поняв, что единственный выход из создавшегося тупика возможен на пути демократического процесса, российское правительство предлагает решение: референдум по новой конституции должен состояться в Чечне в марте. Он не будет отложен из-за последнего взрыва в Грозном. Про-российская конституция, по которой предстоит голосование, была, разумеется, написана Кремлем. Россия не признает нынешнюю конституцию Чечни. Организуя выборы, Москва делает вид, будто спрашивает мнение чеченцев; она пытается поддержать миф о нормализации обстановки.

Однако в Чечне нет нормальной жизни. С момента захвата чеченскими повстанцами заложников в московском театре в октябре налеты стали более опасными и более частыми. Российские войска ведут себя еще более нагло, чем когда-либо в прошлом. У таксофона в Грозном в прошлом месяце я подслушал разговор российского офицера с женой или с подругой. "Мы вернемся, когда здесь останутся одни только юбки", - сказал он собеседнице. Что ж, по крайней мере, он выразился очень понятно.

Представляется, что половина чеченского населения осуждает недавние акции повстанцев против россиян (в частности, захват заложников в московском театре), будучи убежденными, что подобные акции вредят делу борьбы чеченцев за свою независимость. Другие же с трудом скрывают свою симпатию к подобным акциям, которые они считают безусловно варварскими, однако же ничуть не хуже того, что вот уже многие годы приходится терпеть чеченскому народу.

Что поражает сегодня в Чечне, так это то, что народ, кажется, совершенно не понимает, кто и что делает, и ради кого это делается. Подобный климат способствует появлению невероятных и иногда скандальных историй о тайной причастности Москвы к борьбе чеченцев. Широко распространен слух, будто бы Мосвару Бараеву помогали высокопоставленные представители российских властей в надежде, что захват заложников в центре Москвы, получивший широкое освещение в мировых средствах массовой информации (СМИ), навсегда сделает борьбу чеченцев незаконной.

Другие говорят, что мирные переговоры - самое последнее, чего хочет Москва. Один водитель автобуса в поселке Новые Атаги выразился так: "Всегда делалось все возможное, чтобы давить нас, чеченцев. Никому не выгодно, ни в Кремле ни где-либо еще, чтобы нынешняя ситуация закончилась".

Чеченцы выживают в наихудших условиях. Каждую ночь в Грозном, как и повсюду, слышится стрельба. Чеченцы привыкли к хаотическим условиям, которые совершенно не похожи на то, что рассказывает о жизни в республике Кремль. Многие бывшие боевики уже не верят в правоту дела борьбы чеченцев за независимость и пытаются сосуществовать с пророссийскими властями. Растет пропасть между теми, кому удалось найти себе работу в правительственных структурах, и кто по-прежнему является безработным, опасаясь прослыть "предателем".

Мне довелось быть свидетелем того, как происходил выкуп двух российских солдат, оказавшихся в чеченском плену. Как только прибывшие сотрудники Федеральной службы безопасности передали деньги, чеченцы отпустили этих солдат. А на следующий день в СМИ появились сообщения о "героической операции по освобождению пленников", в которых ни словом не упоминалось про выкуп. Многие чеченцы рассматривают подобные сделки как доказательство того, что те, кто наживается на этой войне, работают рука об руку с единственной общей целью: чтобы данный конфликт никогда не закончился.

Анн Нива, The Washington Post, 30.12.2002