Россия: Автократия? Демократия? Бюрократия!

Федеральный министр Владимир Зорин в прошлый понедельник выдал, на мой взгляд, самые интересные данные из прошлогодней переписи населения РФ. Выяснилось, что на 146 миллионов россиян приходится всего 3 миллиона 600 тысяч людей, которых, пользуясь дореволюционным термином, можно бы назвать «самодеятельной частью населения». Из них 1 млн. россиян являются работодателями, 2 миллиона – индивидуальными предпринимателями, 400 тысяч живут на доходы от ценных бумаг, а 200 тысяч – от сдачи в аренду своего имущества.

Что означают эти сведения в социальном смысле? Ответ прост: 97,5 процента россиян по сей день в экономическом смысле полностью зависят от государства и только около 2,5 процента россиян можно считать лишь косвенно зависимыми от государства в экономическом отношении. Понятно, что в стране со столь всесильным бюрократическим аппаратом, не имеющим аналогов в мире по уровню коррумпированности, об экономической свободе даже этих 2,5 процентов россиян приходится говорить с существенными оговорками.

Получив в свое распоряжение эти официальные цифры, мы можем теперь дать адекватную характеристику такому уникальному в мировой истории явлению как российское государство. Уникальность же российского государства заключается в том, что оно не может быть отнесено ни в одну из известных категорий, определяемых способом осуществления власти – автократическую или демократическую. Россия была и остается государством бюрократическим, лишенным авторитета закона (как при демократии) или авторитета власти (как при автократии).

Попытаюсь прояснить эти тезисы на общеизвестных исторических примерах. Все западноевропейские страны, за редким исключением (итальянские торговые республики, Голландия с XVI века) до совершения буржуазных революций XVII-XX столетий были государствами автократическими. Страной управлял монарх, «помазанник Божий», имеющий власть над подданными по праву рождения. Не будем залезать в нюансы, выявляя различия между сословными монархиями и абсолютизмом, между «выборностью королей» (Польша) или королевской деспотией (Испания), между монархией, ограниченной парламентом (Англия до эпохи Кромвеля) и монархией, ничем не ограниченной (Франция эпохи Людовика XIV, который говорил: «Государство – это я»). При всех своих различиях, это были автократические режимы власти.

Буржуазные революции привнесли в жизнь европейских государств понятие «общественного договора», составляющее суть демократии. Старые монархические государства были уничтожены революциями, а в основу новых государств и был положен этот самый «общественный договор» (его принципы разработал Жан Жак Руссо). Никакого государства на какой-то условный момент как бы нет, а есть только общество, совокупность граждан. Эти граждане договариваются между собой о правах народа и власти, о способах избрания власти, о налогах, о процедуре принятия законов и т.д. и, на базе этого договора, учреждают государство. В таком государстве каждый гражданин в правовом смысле равен не только другому гражданину, но и государству: он может подавать на государство в независимый суд, как и государство может предпринять против него какие-то правовые действия только через независимый суд. Произволу государства в отношении гражданина нет места, поскольку гражданское общество и есть государство.

Конечно, мы говорим не столько о реальном состоянии демократии, а об идеале. Но идеал четко заявлен, все обязались ему следовать, и у общества есть мощные легальные рычаги воздействия на государственную власть, если она ощутимым образом отступает от заявленного идеала: выборы, суд, отзыв полномочий, общественный контроль и т.д.

Важнейшим составляющим демократических свобод является свобода экономическая. Справедливости ради нужно отметить, что и при автократических режимах общество обладало определенными экономическими свободами. Без них класс предпринимателей («буржуазии») вообще не смог бы зародиться и укрепиться настолько, что оказался в силах смести автократию и установить демократию. Что касается демократии, то, выражаясь по-марксистски, свободное предпринимательство – ее базис. Чем больше людей, не зависящих от государства экономически, тем больше демократии, а чем больше демократии, тем больше у людей гражданского самосознания, «социального инстинкта» свободы, нетерпимости к произволу властей, к существованию политических сфер, закрытых для общественного контроля.

И наоборот. Чем меньше людей, не зависящих от государства, тем меньше демократии, а чем меньше демократии, тем меньше у людей гражданского самосознания, того самого «инстинкта свободы», тем больше терпимости у них к произволу властей, тем больше у них апатии к закрытым сферам государства, и нет такого явления как общественный контроль. Вы узнали в этом описании Россию? Если еще нет, то вспомните соотношение, с которого я начал эти заметки: 2,5% «самодеятельного населения», и 97,5% населения, полностью зависимого от государства в экономическом смысле. И это через 15 лет «демократических реформ». Чтобы представить исторические масштабы этого периода времени, вспомните, что приблизительно такой же срок отделяет водружение советского знамени над куполом Рейхстага от полета Гагарина в космос.

Когда премьер-министр Италии Берлускони недавно заявлял, что в России господствует «абсолютная демократия», мы имели дело либо с беспримерным лицемерием, либо с кричащей глупостью. Похоже, Берлускони, несмотря на свою блестящую политическую карьеру, не знаком даже с азами социологических закономерностей. Не может быть демократии – ни «управляемой», ни тем более «абсолютной» - в обществе, где столь низок процент экономически независимых (даже по-российски условно) людей. Это такой же твердый закон в социологии, как в физике – закон гравитации или в геометрии – неизменность величины числа «пи».

В России нет автократии, ибо нет и не может быть устойчивой харизмы у главного бюрократа Путина, стоящего на вершине чиновнической пирамиды (по его терминологии – это «вертикаль власти»). В России, с момента крушения монархии в 1917 году, также сложился «нулевой цикл» государства: «старое» государство было развалено, а «новое» предстояло построить. Однако, в отличие от остальной Европы, «новое» российское государство сложилось не на общественном договоре (этот шанс был упущен с разгоном большевиками Учредительного собрания), а на диктатуре бюрократии. Весьма характерно, что бюрократическую иерархию в «новом» государстве увенчал «генеральный чиновник» («генеральный секретарь»). Вся экономическая жизнь была полностью монополизирована государственной бюрократией или, что одно и то же – бюрократическим государством.

Годы реформ мало что изменили в этой особенности России. Бесполезно сетовать на отсутствие в России «гражданского общества». Еще бесполезнее пытаться его «создать». Из кого его создать, если в этой стране нет граждан, а есть только многомиллионная масса «государственных людей», полностью зависимых от бюрократии и полностью ей подконтрольных? И Путин, укрепляя свою «вертикаль власти», исходит из этих реалий. Но абсолютно непонятно, из каких реалий исходят лидеры западных государств, питая надежды «цивилизовать» эту бездушную и безликую бюрократическую машину, ожидая, что в ее окровавленных недрах может зародиться что-то, хоть отдаленно напоминающее демократию.

А. Довлатов, Чеченпресс, 13.11.03г.