Страх и выбор чеченцев

За два дня до мероприятия, названного выборами президента Чечни, в самом центре Грозного рядом со своим домом был застрелен Саид-Ахмед, водитель съемочной группы информационного агентства "Новые коммуникации". За что, и кем он был убит, так и осталось неизвестным. Для Чечни последних лет такое убийство - дело обычное. Мне кажется, что в анонимности таких убийств, неочевидности и необязательности их мотивов есть извращенный расчет, это сообщение, посланное каждому чеченцу: "Сегодня ты жив, а завтра нет, не потому, что ты в чем-то виноват, просто такова жизнь". Но сегодня я про недавние выборы...

Хотя я сам оказался в их числе, но все равно так до конца и не понял, чем руководствовались мои коллеги-журналисты, приехавшие в Чечню на выборы. Казалось бы, все последовавшие события можно было бы описывать, не выезжая из Москвы, а просто восстановив в памяти старые картинки, которые были теми же на в разное время проводившихся выборах Доку Завгаева, двух российских президентов, Ельцина и Путина, на референдуме по Конституции и других аналогичных мероприятиях. Однако, вспоминая прежние времена, я прихожу к выводу, что разница не в механизмах фальсификации, которые действительно остались прежними, изменился характер власти, изменились люди. Та реальность, которая несколько лет назад воспринималась, как исполненная трагизма, на сегодня кажется безобидной и вполне вегетарианской.

В первую чеченскую войну выборы каждый раз оказывались веселым и шумным фарсом, когда возле любого избирательного участка журналистов поджидали группы людей, готовых в деталях расписывать ничтожность и самого мероприятия, и избираемых куда-то кандидатов. Между теми чеченцами, бесстрашно глумившимися над любыми назначенцами из Москвы, и сегодняшними, которые боятся сказать хотя бы слово против кадыровских властей, пролегла огромная пропасть.

Город Грозный в день выборов. Один из центральных районов - поселок Калинина. Возле небольшого избирательного участка перед самым открытием очередь, человек десять. Минут пятнадцать занимает голосование, люди что-то говорят о Кадырове, как о последней надежде на порядок, о том, что он единственный опытный управленец, что его уважают в Москве. Аргументы уже порядком приелись, поскольку дословно совпадают с теми словами, которые каждый день по республиканскому телевидению произносят и сам Кадыров, и его соратники. Впрочем, интересен сам факт, что у кадыровской власти есть сторонники, хотелось бы понять, насколько они многочисленны. Ждем полчаса. За это время появляется еще один избиратель, пожилой таксист, живущий по соседству, а потом - тишина, тихо, как в операционной, кажется, что просто у города выключили звук. И на самом избирательном участке, и на улице. Не видно машин, куда-то пропали даже коровы, в обычные дни их здесь в избытке. Из-за малолюдности узкие неасфальтированные улочки кажутся широкими и пустынными проспектами, кажутся, что, редкие людские фигурки, неожиданно появляющиеся из-за какого-нибудь угла, движутся неохотно и с трудом, как в вате.

Видимо, думаем мы, неверно выбрано место. Едем по Грозному. Город как после эпидемии: закрыты кафе, уличные рынки, в боковых улицах беспрепятственно гуляет сквозняк, редко покажется встречная машина. Таким город я видел только в период осады, зимой 1999-го, когда во время беспощадных бомбежек и обстрелов все его население пряталось в подвалах. Где люди? Может быть, снова ушли под землю, и на сей раз навсегда? В Шалях, куда добираемся через час, та же картина. После пустых избирательных участков, наведываемся к моему старому знакомому Мухади, он копается в огороде. На выборы не пошел и не пустил взрослого сына. "Боимся", - говорит он. "Чего?"- спрашиваю я. Он машет рукой. "Не знаю, кому, что можно говорить, никому уже не верю, даже самому себе." "Дожились, - комментирует мой водитель, - боятся сказать, чего боятся". Я успеваю подумать, что он не прав, такой страх может быть беспредметен. Страшна может быть не сама смерть, страшно умереть, не зная кто тебя предал, какой позор завтра ляжет на твои плечи, живой ты, или мертвый, а здесь выбор очень большой.

Андрей Бабицкий, "Радио Свобода", 24.10.03г.