Олег Миронов видел, как российские БТР-ы ездили по кладбищам, разоряя могилы чеченцев

Эта поездка для Олега Орестовича была не совсем обычной. Московская Хельсинкская группа Людмилы Алексеевой в конце августа снарядила в Чечню гуманитарный караван: пятнадцать "КамАЗов" строительных материалов, собранных нефтяниками Тюмени для ремонта чеченских школ и прочих детских учреждений. К каравану пригласили присоединиться Олега Миронова. Он согласился без промедления. И отправился в Чечню уже в седьмой раз.

- Мы с Людмилой Михайловной своим присутствием хотели придать акции всероссийское значение, - отметил Олег Миронов. - Я вижу смысл и назначение Федерации в том, чтобы один ее субъект помогал другому. К тому же мы присовокупили свой маленький груз: аптечки для больных-сердечников. Эти медикаменты нам выделил Фонд помощи жертвам преступлений депутата Госдумы Гурова.

- Для больниц или просто нуждающимся?

- Для больниц, но приходилось раздавать и населению. На похоронах, например. Или тем, кто пострадал от зачисток, - в общем, сердечное там нужно многим. А немотивированные обстрелы я почувствовал на себе. Две ночи мы провели в Ачхой-Мартане; где-то в час ночи я услышал какие-то удары. Подумал было, что сквозняк. Потом оказалось, что федеральные части вокруг населенного пункта стреляют из пушек через все село. Полночи снаряды над домами летали; когда мы уезжали, жители поблагодарили нас - мол, "вы приехали, и нас почти не обстреливали". Им повезло больше, чем жителям, допустим, Шали. Прямо перед нашим приездом в центр города попали четыре гаубичных снаряда: то ли расчеты артиллеристы сделали неверно, то ли что-то непонятное произошло со стороны российских военных.

- Пострадавших много?

- Был разрушен дом шалинского врача. Погибли две девочки, четырех и семи лет, и сосед-учитель, который после взрыва первого снаряда побежал на помощь. Как мне рассказывали, он всегда говорил людям: "Если куда-то попал снаряд, то бегите прочь от этого места, потому что скоро сюда же прилетит второй". Однако сам учитель погиб именно от второго снаряда, спасая соседей...

Я встречался с его братом, кандидатом философских наук: у него уже докторская готова, как раз в дни трагедии он должен был ехать в Ростов на защиту. И он, и врач говорили мне: "Мы никогда не поддерживали ни Дудаева, ни Масхадова: знали, к чему это приведет. Но как же теперь нам приветствовать федеральные силы?"

- То есть ни о какой мирной жизни, провозглашенной Москвой, речь не идет?

- Пока я не вижу возможности говорить об этом. С одной стороны, федеральные войска довольно успешно уничтожают группы бандитов, а с другой - постоянно гибнут и наши военные, и главы администраций, и милиционеры, и мирные чеченцы. Бесконечные стрельбы над населенными пунктами, поборы на блокпостах и зачистки - когда федеральные части захватывают десятки людей, а потом требуют за них выкуп - поставили население Чечни на грань психологического взрыва.

- Какова сумма выкупа, по вашим сведениям?

- От пяти до пятидесяти тысяч долларов. Последнее - если речь идет о каком-либо крупном предпринимателе. Пройти блокпост - от десяти до пятидесяти рублей. Сегодня получается, что в Чечне мы - вольно или невольно - увеличиваем количество боевиков. Начальник одного из райотделов чеченской милиции сказал мне: "У молодых сейчас два пути: либо ко мне или таким, как я - но в милиции уже все места заняты, либо с автоматом в горы и леса".

- Армия как-то объясняет происходящее?

- В прошлую поездку в Чечню я встречался с командующим Северо-Кавказским округом генералом Трошевым. Он негодовал: "Мы стараемся наладить отношения с мирным населением, а какой-то солдат и офицер своими глупыми и преступными действиями все разрушает в момент".

- Вы не сомневаетесь в его искренности?

- Ничуть. Он вырос на Кавказе, знает ситуацию от и до. Однако положение от этого, к сожалению, не меняется. В Грозном, когда мы посетили офис Султыгова, спецпредставителя президента по обеспечению прав граждан в Чечне, к нам пришла женщина. У нее полгода назад при зачистке забрали мужа, судьба его неизвестна до сих пор. Она принесла документы, фотографии, попросила помочь - и сказала: "У меня три взрослых сына, они студенты университета. Если в ближайшее время мой муж не будет возвращен, они собираются уйти на ту сторону".

- Вы говорили об этом и других случаях с Султыговым?

- Нет. Султыгов улетел в Москву - хотя он был среди тех, кого мы проинформировали о своем визите в Чечню и о желании встретиться.

- Ахмад Кадыров, с которым вам также не удалось встретиться, как-либо мотивировал свое нежелание разговаривать?

- Тут вообще что-то непонятное произошло. У Дома правительства в Грозном три дня стояли женщины из Веденского района: там во время последних зачисток забрали от восьмидесяти до ста человек. Естественно, мы с Людмилой Алексеевой не могли не пойти туда. Приехали к Дому правительства - кстати, телевидение почему-то никогда не показывает, что никакой площади около него нет, а есть гигантский двойной забор, ворота и бронетранспортер на входе: пройти невозможно. Я попросил связаться с прокурором Чечни - чтобы он пришел и успокоил женщин: мол, ситуация под контролем, ведутся проверки... Не могут найти прокурора. Тогда я прошу связаться с главой МВД Чечни - с тем же успехом. Наконец, прошу выйти хоть кого-либо из администрации Кадырова - но никто не вышел. Говорят, нет никого. Пришлось мне в толпу идти, а Людмила Алексеева вместе с сопровождающим нас полковником Федеральной миграционной службы пошла в приемную Кадырова. Просидела там минут сорок, требовала для нас приема - однако и тут не получилось: занят оказался.

Хотя до этого нам говорили, что Кадыров вообще на месте отсутствует...

Кстати говоря, на наших глазах за ворота кадыровской администрации прорвался человек из толпы, инвалид без руки. Женщины тут же заголосили: "Его не выпустят, его убьют!" Однако вскоре он появился - весь в синяках и крови, хотя входил вполне нормальным. Картинка, согласитесь, подобрана словно специально для глаз уполномоченного по правам человека...

- Странная у главы Чечни манера общаться с высшими федеральными чиновниками... Вы, вероятно, инкогнито передвигались?

- Почему "инкогнито"? Поездка ответственная и опасная, поэтому мой аппарат предупредил и генерала Трошева, и Кадырова, и МВД Чечни - в общем, всех, кого это касается, получив соответствующие подтверждения. В прошлую мою поездку в Чечню, которая была в мае, я также хотел встретиться с Кадыровым - но и тогда не получилось. Хотя в мае я виделся и с Трошевым, и с губернатором Ростовской области Чубом, и с президентом Ингушетии Зязиковым, и с Дзасоховым - главой Северной Осетии; уровень - выше некуда.

- Значит, правы те, кто говорит, что вы с Кадыровым в ссоре?

- Глупость какая. Как я могу ссориться с Кадыровым, когда я с ним не встречался? То же самое могу ответить на просьбу оценить деятельность Кадырова: от него ко мне информация не поступает.

- Кто охраняет вас при поездках в Чечню?

- С охраной тоже был интересный момент. Первую ночь в Ачхой-Мартане нас охраняли чеченские милиционеры - даже в доме на диванах расположились. На второй вечер, когда мы вернулись в тот же дом, мне объявили, что охрана снята по распоряжению администрации Чечни. А потом намекнули, что дом находится под негласным надзором противной стороны: им тоже не нужно, чтобы с нами что-нибудь случилось, а на них списали. В ту же ночь убили зама военного коменданта Ачхой-Мартана - буквально через два дома от нас.

- По информации правозащитников, вас и Людмилу Алексееву на два часа задержал глава Урус-Мартановского района. Это правда?

- Смягчим картину. Близ селения Гехи-Чу был у нас очередной разговор с людьми - говорят, воды нет, обстрелы замучили. Тут подъехали несколько машин с чеченской милицией, дышащей винным перегаром; нас взяли в кольцо. Но нас тоже охраняли чеченские милиционеры; между ними произошел довольно суровый разговор - короче, нас выпустили. Едем - вдруг приказ по рации: глава Урус-Мартановского района Ширвани Ясаев требует вернуться. Мы приехали к Ясаеву - и начались претензии: дескать, правозащитники нам не нужны, они боевиков защищают.

- То есть некий глава района потребовал у вас отчета?

- Я его тоже вначале что-то не понял. Пришлось разъяснить человеку, что по Конституции есть лишь три высших федеральных чиновника, которые назначаются непосредственно Госдумой РФ. А именно: глава Центробанка, руководитель Счетной палаты и уполномоченный по правам человека. "Поэтому, - сказал я, - мы готовы вас выслушать - только тон разговора должен быть немного другой. Встречаться с каждым районным главой мы не собирались - но, раз мы здесь, проинформируйте нас, пожалуйста, о положении в районе".

- Вы занимались проблемой беженцев в этот приезд?

- Конечно. Мы были в лагере в Яндари, что в Ингушетии. Если бы туда привезли представителей Совета Европы, они бы пришли в ужас: люди борются за место в коровнике для больных животных! Я обратился к Федеральной миграционной службе с просьбой ликвидировать этот лагерь по соображениям санитарии и переселить людей в нормальные условия.

- Так ФМС ведь переселяет - в Чечню, откуда эти люди и убежали.

- Факты насильственного переселения беженцев в Чечню мне неизвестны - однако то, что люди готовы жить хоть в коровниках, лишь бы не ехать на родину, говорит само за себя. Уже в Чечне, в Гудермесе, мы видели пункт временного размещения беженцев - хорошее пятиэтажное здание, достаточно благоустроенное: кухня, душевые, туалеты, медпункт... Однако здание охраняется чеченской милицией.

- Почему "однако"? Под Гудермесом разве нет боевиков?

- В том-то и дело, что охрана поставлена от федералов - чтобы они не ворвались и не устроили там зачистку. Потому что тех, кто выходит за ворота даже средь бела дня, систематически избивают; у меня есть свидетельства. Я не хочу бросать тень на российскую армию: зачистки проводятся и милицией, и внутренними войсками, - но для чеченских женщин все люди в погонах кажутся солдатами. Вот и выходит, что в ближайшее время трагедия Чечни не прекратится. Особенно если БТРами по кладбищенским плитам ездить, могилы разорять - я видел это сам: такое чеченец не простит.

- Что же делать?

- Прежде всего - вывести избыточные войска: решать чеченскую проблему с помощью армии - преступление. Встречаться с масхадовской стороной и с кем угодно, кто может проводить мирные инициативы: я предлагал себя в качестве посредника. И перекрыть молодежи путь к боевикам - то есть дать молодым людям возможность учиться в профтехучилищах и вузах России по льготным наборам. Пусть они поживут в многонациональной России - насколько я понимаю, очень многие этого хотят.

- Вам удается рассказать обо всем этом президенту?

- К сожалению, у меня была лишь одна официальная встреча с президентом - после его избрания в 2000 году. Тогда я ему говорил о том, что в Чечне систематически нарушаются права человека. Вообще с президентом Путиным очень хорошо разговаривать, он пишет прекрасные резолюции на наши документы - например, о выделении здания для нашего аппарата, но его выделяют только сейчас, через два года. То же самое - по предложенной мною программе образования в области прав человека: резолюция президента имеется, а Минюст блокирует.

- Зачем тогда президенту уполномоченный - если он его годами не принимает?

- Мне кажется, тем же вопросом задаются и некоторые чиновники Администрации президента - где не очень понимают смысл моей должности. Неудобные мы, мешаем: езжу по всей стране, забрасываю Путина обращениями. Мало кто осознает, что уполномоченный по правам человека - первый союзник президента как гаранта прав и свобод граждан.

- Если не будет внятного решения по Чечне - вы готовы подать в отставку до мая, истечения вашего пятилетнего срока полномочий?

- Не хотелось бы: сотрудников жалко, которым к новому начальству привыкать. Если будет воля Госдумы и принципиальное решение президента - поработаю и еще пять лет. Если нет - не обижусь: структуру более-менее наладили, работа идет. Может, от этого и мои сотрудники выиграют - ведь мы до сих пор, в отличие от Госдумы или Конституционного суда, не поставлены на учет в Управлении делами президента. Значит - ни квартир, ни путевок, ни медицинского обслуживания. Кто-то нас мощно прессует - не привыкли, видимо, к нашему существованию за четыре года. Поэтому я и написал в своем последнем докладе: "Институт Уполномоченного по правам человека создается в нашей стране не для того, чтобы отчитаться перед Советом Европы. России не нужны демократические декорации. Их и так с избытком".

Московские Новости, 03 сентября 2002 г.