Это раскрытое нераскрытое преступление

Еще одна годовщина взрыва на Пушкинской. Вторая. А голос следствия все глуше. В прошлом году хотя бы похвалялись количеством опрошенных - что-то за тридцать тысяч. В этом, видимо, вообще нечем отметиться. Молчит МУР, молчит МВД, молчит Лубянка. А ведь поначалу столько было разговоров, столько смелых заявлений, столько посулов. Казалось, еще немного, и негодяи будут схвачены. Нет, все пошло привычной линией: от более-менее внятных версий, вроде бы установленных фактов и прочей конкретики - к приглушенному бормотанью, сплошным фигурам умолчания. Взрыв на Пушкинской стал классическим "глухарем" новейшего времени. Классическим, потому что в его основе отнюдь не качество следствия, а политическая воля руководства. О чем уже чуть ли не в открытую говорят сыщики, раскручивавшие это дело.

Как известно, основных версий было три: экономическая (разборка неподеливших торговые площади в переходе), хулиганская (сюда подверстывались личная неприязнь, наци, месть и пр.) и чеченская. Быстро составили фотороботы (видели злоумышленников многие). Установили состав адской смеси. Соответственно, и почерк подрывников... На этапе дежурных следственных мероприятий все милицейские и фээсбэшные чины были словоохотливы - вплоть до министра внутренних дел Владимира Рушайло и директора ФСБ Николая Патрушева. И это традиционная фаза в развитии (точнее сказать, в затухании) любого громкого дела. Пока трагедия у всех на слуху, пока свежи эмоции, пока общественность болезненно ожидает от власти быстрой реакции, надо говорить, говорить и говорить. Это правило хорошо известно любому министру, премьеру и президенту. И всем нижестоящим чиновникам тоже известно. Прогремят другие взрывы, другие выстрелы переполошат страну, другие трагедии потрясут граждан до самой глубины души. В сознании россиян Пушкинская останется на каком-то тридесятом месте; вот тогда-то и можно тихо-мирно сделать ход следствия достоянием узкого круга профессионалов. Профессионалов, понятно, управляемых.

Мой собеседник проработал следователем в прокуратуре Москвы несколько лет (нынче занимает достойную должность в аппарате правительства Московской области). Он утверждает, что по первоначальному раскладу дело о взрыве на Пушкинской не было чем-то заведомо неразрешимым - масса свидетелей, масса вещдоков, масса зацепок. В "висяки" или "глухари" это дело никто и не думал записывать. Для следствия ниточек более чем предостаточно. И папка с наработанным материалом росла быстро. Москва - город маленький, а под колпаком прослушки и вовсе карманный. Фигуранты в деле, что называется, выстроились в очередь. Успевай - оформляй. И вдруг, на полном ходу - "стоп-машина!". Уже через полгода начались перетасовки следственных бригад; стали изымать и передавать "наверх", "по подследственности" какие-то уже установленные эпизоды по делу; ГУВД Москвы и МВД РФ, милиция и чекисты начали меряться "компетенциями". То есть налицо хорошо знакомый профессионалам процесс разваливания дела. Дело о взрыве на Пушкинской, утверждает мой собеседник, было намеренно развалено и заволокичено. Хотя, по его твердому убеждению, уже к лету 2001 года следователи знали имена заказчиков и организаторов теракта. Более того, некоторые из них были задержаны.

Особенность ситуации заключалась в том, что воедино слились две версии - чеченская и лубянская. Первая подтверждалась перехваченными телефонными разговорами двух чеченцев - один жил в Москве, другой в Грозном. Они открыто обсуждали, как они все хорошо обстряпали на Пушкинской и как бы повторить все это еще в каком-нибудь месте. Отыскались кое-какие доказательства, что к взрывам причастен полевой командир Арби Бараев, который якобы в августе был в Москве.

Лубянская версия возникла в ходе оперативных мероприятий, когда сыщики МУРа начали время от времени натыкаться на непредвиденное присутствие в этом деле офицеров ФСБ. То оказывалось, что два сотрудника спецслужбы заранее знали о теракте, хуже того - о конкретном месте и времени. То следы одного из подозреваемых терялись на Лубянке. А то и просто на пути следователей возникала стена, за которой будто бы начинались особые секреты спецслужбы. За этой стеной, в частности, оборвался след к изготовителям взрывной смеси.

А потом каким-то чудесным образом случился слив следственных материалов в одну из московских газет - запись того самого телефонного разговора между Москвой и Грозным. Публикация била в одну точку - во всем виноваты они, злые чечены. Но поскольку у них много денег и, соответственно, покровителей в высших эшелонах власти, то и правды не жди. Вскоре после этой публикации дело окончательно ушло в высшие сферы, а московским следопытам была объявлена благодарность за проделанную работу.

Здесь, как ни крути, а однозначно ничего не скажешь. Контакты криминала со спецслужбами - не такой уж это нонсенс. И даже наоборот - элемент оперативной работы (видимо, как тех, так и других). Не исключение и чеченский преступный мир. Неслучайно того же, ныне покойного, Арби Бараева только ленивый из пишущих на чеченскую тему не назвал агентом ФСБ, не указал на неизменно античеченский характер его акций (жестокие расправы над местным населением, над сотрудниками международных миссий в Чечне и пр.).

Как и в случае со взрывами жилых домов в Москве и Волгодонске, ФСБ не спешит выкладывать неопровержимые доказательства того, что все подозрения в ее адрес в связи с трагедией на Пушкинской - злобный вымысел и только. Наоборот, вокруг этого дела устанавливается глухая, непроницаемая стена молчания. Хоть создавай еще одну общественную комиссию, наподобие той, что создали Сергей Ковалев и Сергей Юшенков. Но хватит ли у нас на все громкие дела комиссий?

Грани.ру, 08 августа 2002 г.