ГОРОД НЕРОЖДЕННЫХ ДЕТЕЙ

Далеко не у каждого в нашей стране есть право на рождение.

В Чечне новая "эпидемия": массовая гибель младенцев прямо в материнских утробах. Власть не желает изучать причины этого явления. Опасается ответственности?

Грозный - проклятое место. И не только потому, что вот уже целое десятилетие подряд люди, тут живущие, боятся собственной тени. И даже не потому, что три последних года превратились в череду дней ожидания худшего из худших.

Нынешний Грозный - это Метерлинк наяву, город недорожденных детей. Врачи называют это "замершие плоды". Рос-рос младенчик в утробе - да и замер... Под угрозой увидеть мир собственными глазами?.. Вина этому явлению - война. Вечный стресс да вдрызг нарушенная экология, когда трупы так и лежат на дне тех водоемов, откуда надо пить и мыться...

- Очень быстро растет число замерших плодов, - падает усталой головой на припухшие натруженные руки доктор Любовь Дельмаева, заведующая гинекологическим отделением 9-й грозненской горбольницы. Она может уделить разговорам совсем немного времени: в Чечне дефицит врачей и профицит пациентов. - Носит-носит ребенка женщина, а потом - все, остановка развития, плод мертв. Надо его доставать как можно скорее, иначе...

Доктор Дельмаева молчит, не хочет объяснять. Не принято: не по чеченским традициям. "Иначе" - это трагедия, состоящая из трех страшных слов: "она родить не сможет"...

- Если раньше у нас попадался один такой случай, - продолжает Любовь Вахитовна, - все врачи сбегались посмотреть. Теперь никто не бежит, потому что уже смотреть нет сил...

- Раньше - это когда?

- В 80-е... Да, девочки? - обращается доктор к врачам отделения, "девочкам" - под сорок. - Имею в виду, если сравнивать нынешнее положение вещей с нормальными, спокойными годами.

- А после первой войны также было много замерших плодов?

- Нет, роста мы не отмечали.

- Тогда почему - именно сейчас?

- Исследований никто не ведет, в наших условиях это невозможно. Но мы понимаем, что причина - в многолетнем стрессе, поражающем всех, кто живет в Чечне, начиная с совсем маленьких девочек... Кто сейчас рожает? Те девочки, которые так и не узнали ничего, кроме войны. И вот мы наблюдаем: женский организм, если говорить о нем в целом, надорвался, он больше не может производить здоровое потомство... В результате первая проблема - замершие плоды. Вторая - внутриутробные уродства.

Гинекологическое отделение 9-й горбольницы - как военно-полевой госпиталь времен матриархата. Будто армии с двух сторон состоят только из женщин - так их тут много.

- Наше отделение - на 45 мест. Сейчас тут 62 человека, - говорит доктор Дельмаева. - 54 процента всех пациентов, поступивших в 9-ю горбольницу, - наши. Женская патология в Чечне перекрывает число раненых и подорвавшихся на минах.

Мы пробираемся по узкой тропе в коридоре (палаты тоже забиты) между женщинами с трагическими лицами, лежащими справа и слева в позе ожидания конца света. Почти у всех - рука на животе, как знак: поддерживают то, чего уже нет.

- Конечно, это страшная личная трагедия. Многих из них мы оперируем, - продолжает доктор Роза Манцаевна Гакаева. - Ведь женщина сначала не понимает, что плод уже погиб. Она с ним ходит и ходит... Постепенно продукты распада провоцируют несвертываемость крови. И мы оперируем в связи с кровотечением. Конечно, приходится удалять детородный орган...

Роза Манцаевна объясняет, что это тут значит: "мы оперируем". Большую часть времени - при свечах, которые всю операцию держат над телом несчастной другие врачи и медсестры. Света так и нет, невзирая на победные рапорты руководителей Чечни о том, что электричество "вернулось в Грозный". Коллеги Розы Манцаевны показывают, как готовятся к операциям: воды ведь тоже нет, и они сливают друг другу из ковшика.

- Спасибо, Красный Крест туалет недавно на улице поставил. А то бегали с пациентами по близлежащим кустам. Два года.

Сколько войне, столько и разговорам о том, что ничего не меняется в гражданской жизни. Уже разговоры надоели - в самом деле, не попугаи же мы, а чиновничество, своими зарплатами отвечающее за налаживание хотя бы элементарной жизни, и в ус не дует... Как тянули 9-ю горбольницу международные гуманитарные организации на своем горбу, так и тянут, - власть, несмотря на все ее великодержавные словесные заморочки "на высшем уровне", так и не шевелится, чтобы воплотить слова в дела. Похоже, ей хорошо быть побирушкой.

- Если "Врачи без границ", "Врачи мира" и Красный Крест прекратят помогать, можно будет закрываться, - констатируют доктора. - Перчатки и простейшие инструменты, какими пользовали пациенток гинекологи XIX века, - вот и все, что приходит от Минздрава. Фактически у нас в резерве только наши руки и голова. Мы оперируем замершие плоды без УЗИ-исследований: на весь Грозный - один УЗИ-аппарат. И он от огромной нагрузки все время выходит из строя. А с нашими патологиями нет времени ждать... Так и выходит: руки да голова - вот наше военно-полевое УЗИ.

Напрашивается резонный вопрос: когда стала очевидной проблема замерших плодов, вы получили специальную помощь из федерального центра? Приезжали ли сюда бригады врачей-исследователей? Почему вы сами не делаете генетическую экспертизу? Появилась бы систематика уродств?..

Если бы могла, вся геникология в ответ бы смеялась. Но это неэтично, и врачи только горько улыбаются: "Нет, нет и нет". И рассказывают, как в Чечне сегодня делают, к примеру, тот самый простейший анализ на гистологию, без которого современная гинекология напоминает древнеримский фельдшеризм. Точнее, как не делают: в Чечне сегодня есть только один гистолог. Он живет в Гикало - поселке в нескольких километрах от Грозного.

- Обычно мы везем ему анализы домой, в Гикало, - так экономим время. Оттуда он едет с анализами в Ингушетию, там все делает и возвращается... Но, как правило, не в тот же день - не успевает. Потому что комендантский час, и его могут арестовать на блокпосту, и он не успеет прокричать, что он врач с анализами больных, которым показана срочная операция...

Понятно, что в Чечне много живых людей, которым требуется этот анализ. И когда это делает всего один доктор и у него только 24 часа в запасе, четыре из которых уходят на дорогу туда-обратно, а до пяти вечера уже надо вернуться, выбор падает не на мертвых... Что означает: будущие дети гибнут вот уже несколько месяцев подряд, а к научному исследованию проблемы так никто и не подступал.

То, о чем говорят грозненские гинекологи - о полной заброшенности разрушенного войной здравоохранения Чечни, подтверждается в Москве, где жизнь чиновничья в Минздраве продолжается своим неспешным ходом, по принципу: кому - война, а кому - плевать.

Однако по порядку - чтобы читателям было предельно ясно, с кем дело имеем. Господин Шевченко, ныне царствующий министр здравоохранения, будучи человеком военным, с первых дней своего пребывания на столь высоком посту категорически запретил подчиненным общение с журналистами - только через пресс-службу. То есть потребители информации СМИ - читатели, зрители, слушатели - могут узнавать о министерском взгляде на ту или иную проблему и способах выхода из нее из уст пресс-службистов. Ну что ж, правило так правило.

Однако оно предполагает главное: высочайший уровень специалистов, работающих в пресс-ведомстве. Не слишком в это веря, на всякий случай - а вдруг повезет и удастся получить комментарий тех самых специалистов, выше которых в стране в области охраны материнства и детства нет никого, и тем самым, передав информацию о происходящем в Чечне в первые руки, поспособствовать скорейшему продвижению решения - звоню по заветным номерам. Во-первых, госпоже Шараповой, заместителю министра "по детям", и та, заслышав о "чеченской" теме, с ходу отвергает любые предложения, не ложащиеся в русло указаний министра Шевченко. Во-вторых, господину Корсунскому, начальнику управления также "по материнству и детству", - и там снова отказ. Оба настойчиво предлагают для общественного употребления пресс-службу, уверяя, что там в курсе... В пресс-службе, этом вечном прибежище для не удовлетворенных судьбой натур, конечно же, традиционно ищут подвоха, мурыжат... Наконец спустя шесть часов (!) от начала процесса - звонок пресс-службистки. Она сообщает, что пишет ответ газете и желает уточнить: так о чем же речь? О замерших плодах? Или замерзающих?.. Мол, лето, жара, и, значит, замерзать в Чечне никто не может... Вот так.

Даже терпению монашки при таких испытаниях придет конец. Минздравовская госпожа, которую не пронять горем несостоявшихся чеченских матерей и армией недорожденных детей, цедит недовольно: "В Чечне и других проблем полно"...

- Каких, например? - задаю вопрос, пытаясь доказать себе, права ли я: некомпетентность федеральных чиновников, путающих замерших с озябшими, но берущихся толковать сложнейшие проблемы, не сулит проблеме ни малейшего шага вперед...

Нет ответа, конечно. И беда тут не в том, что отдельно взятому журналисту отдельно взятой газеты не ответили на поставленный вопрос. Суть явления - в подходах. Как только в нашей стране человек переступает порог министерства и становится его сотрудником, он перестает даже желать чувствовать, как больно другим, часть из которых от него полностью зависима. Ведь все очень просто: когда хотят что-то сделать - делают и спешат поделиться результатами, но когда отлично знают, что не делают НИЧЕГО, начинаются попытки нагло манипулировать общественным мнением в тот момент, когда требуется принимать срочные меры. Поэтому и выходит уродливая цепочка: молчащая Шарапова - набравший в рот воды Корсунский (когда обоим запрет министра куда как выгоден: не надо ни в чем перед обществом отчитываться) - наконец барышня, которая ни в зуб ногой... И - шокирующая несовместимость параллельных процессов: пока чиновничество играет в свои игры, гинекологи Грозного поточным методом продолжают вынимать из чрев умерших детей второй чеченской войны. Вместе с этими чревами. Так как же изменить ситуацию к лучшему? Кто этим займется? Что можно сделать, чтобы женщины, пережившие и переживающие войну, сумели доносить и родить живого ребенка? И если не для тех, для кого уже все потеряно вместе с их замершим плодом, то хотя бы для следующих поколений?..

Ответ, конечно, на поверхности: завершите войну - и постепенно все утрясется. Не будет непроходящего стресса, "починим" экологию - не станет и сотен женщин-инвалидов с выжженным клочком души там, где должно расти и крепнуть лучшее на свете материнское чувство. Но мы знаем: война никак не завершится, несмотря на майское президентское объявление о ее окончании. Значит, предстоит сражаться с последствиями войны прямо в ее интерьерах. Сегодня это могут сделать только международные гуманитарные организации. Больше некому. Выживать придется, не рассчитывая на чиновничью помощь из Москвы.

...Чтобы писать, надо верить, - это общеизвестно. А я пишу - и не верю. Хочу быть позитивной - и давно не могу, слишком много горя вокруг. И еще потому, что знаю, как стоять в толпе вечно грустных и апатичных женщин времен нынешней чеченской войны. Большинство из них сломлены и не видят конца. И постоянно просят совета: как жить дальше? Было время, отвечала: "Наверное, осталось немного". Но потом все складывалось так, что "немного" растягивалось на год и два, и теперь отвечаю так: "Бегите. Ради ваших детей. Рожденных и будущих. Лучше вечно мучиться от ностальгии, чем хоронить своих недорожденных детей. Бегите". Хотя это и не выход. И тем более не социально оптимистичный.

P.S. Накануне выхода этого номера в редакцию из Минздрава поступила бумага следующего содержания (№ 13-12/30): "...сообщаем, что данных о резком росте патологии замершей беременности в Чеченской Республике в Министерстве здравоохранения РФ не поступало".

Мы так и поняли.

"...В то же время проблема замершей беременности во всем мире в последнее время все более актуальна..."

Значит, все, как у всех? И можно не обращать внимания.

Новая газета, 12 июля 2002 г.