Нормальной жизни нет

Французская журналистка Анн Нива о своей последней командировке в Чечню

Анн Нива с начала второй чеченской войны писала репортажи о том, что происходит на Северном Кавказе, во французские газеты. Из этих репортажей выросла книга "Сучья война", вышедшая в Париже и переведенная на семь языков. После этого вышла книга о войне в Алжире, скоро на прилавках французских магазинов появится новая книга Анн. На этот раз о Москве, об одной из "сталинских высоток" и о людях, которые там живут. Казалось, что талантливая журналистка окончательно переквалифицировалась в успешную писательницу. И вот - новая поездка в Чечню, из которой Анн Нива вернулась совсем недавно.

- Ты была в Чечне ровно год назад. Что, с твоей точки зрения, там изменилось за это время?

- Я сама до поездки надеялась, что есть какие-то перемены. К сожалению, на мой взгляд, ситуация не улучшилась.

Есть, впрочем, кое-что новое. Например, те, кто хочет, могут найти работу. В Грозном идет большое строительство. В основном на малярных и штукатурных работах трудятся женщины. Беда только в том, что те люди, с которыми я говорила, в один голос жаловались мне, что им не платят зарплату. Правда, это касается только государственного и муниципального строительства. Сразу после того, как кончились бомбардировки, люди начали восстанавливать свои личные дома, и сейчас этот процесс уже почти закончен.

Впрочем, я беседовала и с молодыми людьми, которые устроились в ГАИ или местные ОВД. Эти чеченцы смогли устроиться на работу только по блату. Но даже эти люди говорили мне, что им нечем там заниматься. Как будто хотят на бумаге показать, что чеченцы работают в государственной системе, а самой их работы не хотят.

- Но деньги-то эти люди за свою работу получают?

- Мне кажется, они пока только ждут зарплату.

- Что бы ты назвала главным в настроении чеченцев?

- Постоянное ожидание зачисток. Уже давно нет масштабных боевых действий, исключая юг. Но зачистки могут быть в любое время в любом месте. Ты сидишь у себя дома, едешь на машине, идешь по улице - всюду ты можешь стать жертвой зачистки. Я встречалась с беженцами, вернувшимися в Грозный. Среди них много русских. Я познакомилась с одной такой семьей. Муж, жена, трое детей. Это молодые люди, они не хотят больше жить у родственников на Ставрополье, вернулись в свой дом. Так вот они больше всего боятся зачисток.

- Русские жители Чечни боятся российских солдат!

- Конечно. Солдатам все равно, кто перед ними. Поведение их совершенно непрогнозируемое, случиться может все, что угодно. В свое время, когда боевики рыскали по кварталу в поисках этой русской семьи, их защитили соседи-чеченцы. Сейчас их не может защитить никто. Они вернулись к себе домой, но не чувствуют себя в безопасности. Нормальной жизни нет, и люди потеряли надежду.

- Неужели ситуация хуже, чем год назад?

- Год назад была надежда на переговоры. Сейчас в ходу у военных только рассказы о том, что антитеррористическая операция вступила в третью фазу. Повторяются слова о том, что налаживается мирная жизнь, но я не видела в Чечне места, где можно было бы нормально жить.

- Российские власти не скрывают, что их беспокоит в Чечне коррупция...

- Здесь это даже представить себе невозможно. Как-то утром я стояла в очереди на переговорном пункте. У всех трех телефонов были солдаты и офицеры, и все они звонили домой с одним: "Получили ли вы деньги? Ждите скоро еще. Я здесь стою на золотой дороге". Никто не удивляется. Все чеченцы знают, что дороги у них золотые.

- Сейчас при встречах с военными можно понять, с кем имеешь дело?

- Хоть и действует положение, что во время зачистки солдаты и офицеры должны быть без маски и представляться, но это нигде не выполняется. Я была в Мескер-юрте через 2 дня после того, как село открыли после 22 дней зачистки. Кто там делал зачистку? Люди в масках, которые отказались пропустить самого Кадырова. Людям в масках плевать было на то, что он представитель Кремля. Они сами сказали, что подчиняются только одному человеку - Путину. Я не могу описать то, что видела в этом селе. Люди в ужасе - это хуже, чем ужас. Я говорила с женщиной, которая потеряла троих сыновей: 11, 13 и 15 лет. Солдаты забрали их. Она их нашла в ямах, в полях около Мескер-юрта. Бедные жители в ужасе, они боятся говорить, - это напуганные люди. Люди в масках обещали вернуться через 10 дней. Конечно, федералы скажут: да, мы провели зачистку, потому что там есть боевики. Но в Мескер-юрте живут мирные местные люди, граждане Чечни, значит, граждане России. Точно так же никаких ваххабитов, никаких боевиков больше нет в Грозном. Там есть только информаторы боевиков, и федералы это прекрасно знают. Там нет даже оружия. В Грозном блокпосты через каждые 50 метров. И тем не менее зачистки проходят каждый день. Каждый человек в Чечне давным-давно ходит с паспортом. Но даже если у тебя все в порядке в паспорте - тебя могут забрать под любым предлогом, да и без предлога тоже.

- А не повторяешь ли ты пропагандистские байки боевиков?

- Не все чеченцы - боевики, но все, с кем я говорила, рассказывали мне одно и то же. Люди, у которых я живу, когда бываю в Чечне, - это простые добрые люди, которые мечтают о том, чтобы в конце концов что-то стало ясно с их будущим. Нет ни одного человека в Чечне, который не понял, что Чечня не может жить без России. Но сейчас уже пора думать о том, как жить вместе.

- Уже штамп, что после командировок в Чечню журналисты жалуются на блокпосты.

- Они либо требуют деньги, либо справку N 10. Это значит десять рублей. 10 рублей - это самое дешевое. Но очень часто просят справку N 50, 100 - если у тебя грузовик, легковая машина. Или еще один пример. Мой друг сидел за рулем, я сзади: у него все документы в порядке - новый российский паспорт, прописка, водительские права. Но все равно они его задерживают и, не стесняясь, говорят, я сама это слышала: мы заберем у тебя этот паспорт, иди дальше, на базар, купи нам кое-что покушать, вернись сюда - и мы тебе отдадим паспорт. И он обязан это делать, потому что иначе они заберут паспорт. Это каждый день, это постоянное унижение.

- Ты там много встречала иностранных корреспондентов?

- Ни одного.

- А российских?

- Тоже ни одного. Они сидят в Моздоке, в Ханкале, под контролем армии.

- А опасность попасть в заложники?

- У меня есть хорошие друзья. Кроме того, я не афиширую, что я иностранка - очень мало людей об этом знают.

- Перед поездкой в Чечню ты договорилась с рядом журналов, газет о серии репортажей. Ты можешь сказать, чем отличается то, что пишешь о Чечне ты, и то, что печатается на эту тему в Европе, в той же Франции, например?

- Разница очевидна. У меня - репортажи, а у них - статьи. Я пишу только о том, что видела своими глазами. Именно это и называется репортажем.

- Есть какая-то разница между тем, что увидела ты в Чечне, и тем, что пишет российская пресса?

- Конечно, есть. В России есть журналисты, которые ездят в Чечню и которые интересно пишут о том, что там происходит. Но у меня взгляд другой - потому что я не русская. Это не моя война, это не моя страна. Кстати, одна из причин, почему я не хотела ехать в Афганистан - я не хотела писать о войне, в которой участвует моя страна.

- Ты считаешь, что гражданин страны, которая ведет войну, не может объективно писать?

- Я не претендую на объективность, но я - не русская и не чеченка. И у меня, кроме любви к своей профессии, нет другой причины ехать в Чечню.

Московские новости, 10 июля 2002 г.