Контуры новой мировой революции

Еще классики научного коммунизма вывели формулу: война - предпосылка революции, а мировая война - предпосылка мировой революции. Устарела ли эта формула или, быть может, она неверна?

Революция по определению предполагает смену идеологической доминанты того или иного общества (независимо от того, идет ли речь об одной стране или о целой группе стран). Война же традиционно воспринималась как средство завоевания каких-то материальных ресурсов. В этом, по большому счету, и заключалась вся разница между войной как таковой и войной революционной.

Но если мы пристально всмотримся в характер войн последних десятилетий, легко убедиться в том, что войны, сохраняя какие-то материальные приоритеты, тем не менее, все больше обретают идеологический оттенок. Самый яркий и самый актуальный пример- две войны, развязанные США в последнее время: сначала в Афганистане, а теперь и в Ираке.

Можно спорить о том, какие приоритеты - идеологического или материального свойства - побудили Вашингтон начать эти войны. Однако сам этот спор в достаточной степени бесплоден, если учесть, что для Соединенных Штатов, идеология (рыночный либерализм) неотделима от материальной составляющей (рыночная экономика). Таким образом, сражаясь за победу рыночной экономики, США и их союзники вынуждены сражаться и за идеологию либерализма и наоборот, поскольку одно не может существовать без другого.

Иными словами, в современной действительности стерлась разница между войной в обычном смысле и войной революционной. По сути дела, в новейшей истории любая война является не предпосылкой революции, а революцией в прямом смысле этого слова, то есть насильственной сменой идеологической парадигмы в обществе.

Чтобы судить, хорошо это или плохо, нужна некая отрешенность от происходящего. Традиционная постановка вопроса о том, что западная модель общественных отношений, с приоритетом материального обогащения, порождает бездуховность, тогда как восточная модель, отдающая приоритет традиционному консерватизму, воспитывает в людях духовность, явно теряет смысл, если более или менее беспристрастно вглядеться в то, что называется "Востоком".

Образно говоря, сторонники "восточной модели" выдвигают формулу, в соответствии с которой сытый всегда более духовен, чем голодный. Конечно, "не хлебом единым жив человек", но без хлеба он точно не будет жив. Любая религиозная система в своем первозданном состоянии, не искаженном сектантскими нововведениями, всегда придавала равное значение насыщению как души, так и тела человека. Ибо так мы сотворены - как комбинация духовного и материального. Едва ли случайно, что идеологический расцвет исламского мира совпал в свое время с его экономическим расцветом. И падение исламской нравственности сопровождалось, как показывает история, экономической стагнацией мусульманских обществ. Ныне "исламский мир" не являет собой ни экономического могущества, ни средоточия духовности. Он дремлет на обочине.

Совсем иное состояние демонстрирует собой чеченский пример. Если обратиться к концу 80-х и началу 90-х годов, Чечня по уровню жизни представляла собой совершенно уникальное явление на всем советском и постсоветском пространстве. Красивейшие частные особняки в два, три, а то и больше этажей, украшавшие чеченские селения и города, огромное количество дорогих марок автомобилей, невероятная по советским меркам экономическая мобильность населения, начинающийся расцвет культуры и науки - такой вступила Чечня в полосу начавшегося политического кризиса. О богатстве республики говорит хотя бы тот факт, что даже сегодня, по прошествии почти десяти лет непрерывных войн, тотальной разрухи и экономического коллапса, российская армия занимается систематическим грабежом чеченского населения. Если грабят, значит есть что грабить. Это о материальном. Но сопротивление продолжается наперекор всем земным измерениям. Это о духовном.

Чеченская война, которая и сегодня далека от завершения, блестяще опровергает устоявшийся тезис о том, что сытые и богатые менее духовны и менее склонны жертвовать жизнями за идею, нежели голодные и бедные. Дело не в богатстве или отсутствии такового, а в чем-то другом. Ведь и исламский мир распадается на палитру очень богатых и очень бедных стран, но все эти страны проявили редкостное единодушие в игнорировании чеченской трагедии, отделываясь, в лучшем случае, молчанием.

Итак, если у Запада есть идея, неразрывно вплетенная в экономическую практику, и если Запад, как мы видим, является бесспорным лидером в политической активности, заставляя весь остальной мир реагировать на свои упреждающие акции, то какая судьба ожидает то, что мы называем "Востоком", а если говорить более конкретно, что ожидает исламский мир?

"Исламский мир" более или менее един в культурном отношении, хотя и здесь приходится говорить с существенными оговорками. Но никакого "исламского мира" нет и в помине, если говорить о нем с политических или идеологических позиций. На первый взгляд, идеологическая и политическая раздробленность "исламского мира" отражает такую же раздробленность мира западного. Действительно, такие влиятельные западные страны как Германия и Франция встали, вслед за Россией, в оппозицию к США в вопросе о войне в Ираке. Но что на самом деле лежит в основе этой оппозиции?

Люди, достаточно искушенные в политике, понимают, что перед нами - тщательно продуманная игра. Суть ее в том, чтобы политическая раздробленность исламских стран, в первую очередь арабских, не была преодолена геополитической дихотомией "Запад - Восток" (или "Север - Юг", кому как нравится). Ведь если бы все западные страны, включая и Германию с Францией, выступили против Ирака единым фронтом, то всплеск антизападных настроений в "исламском мире" был бы на порядок выше и мог бы создать совсем иной политический расклад в ближневосточных странах. Но "особая позиция" Берлина, Москвы и Парижа оставила сторонников "единого антизападного фронта" без всякой убедительной аргументации, чему в немалой степени содействовали и многомиллионные антивоенные манифестации в Европе и самих США. А если оценивать позицию Берлина, Парижа и Москвы чисто с прагматической точки зрения, то это - не более чем лозунговая манифестация, не имеющая никакого практического влияния на ход войны в Ираке. Впрочем, влияние, резко негативное с позиции интересов режима Саддама Хусейна, эта манифестация все же оказала, лишив последнего реальной поддержки со стороны арабских государств.

Революционная война, затеянная Вашингтоном, явно начинает обретать направленность и контуры мировой революции. Хорошо это или плохо, добро это или зло? Любая война влечет страдания и горе, и в этом - бесспорное зло военного похода Джорджа Буша. Но в блеске пламени и грохоте взрывов отходит в прошлое затхлость, провинциальное убожество так называемого "исламского мира". Философствование на тему "борьбы цивилизаций" касается только избранных, а война касается всех. Еще лучше то, что хитроумные теории философствующих одиночек война переводит на язык, понятный массам, то есть расставляет все земные силы на диспозицию "свой - чужой".

Восточный великан, возможно, и дальше предпочел бы дремать, лениво отмахиваясь от острых проблем мироустройства, но морские пехотинцы США бесцеремонными пинками пробуждают его, чтобы заставить явить собой что-то внятное. Каким восстанет "исламский мир" от своей вековой летаргии? Носителем духовности, витающей в оторванных от жизни лучезарных эмпиреях, или прагматичным обществом, неустанно кующим жизненные блага? Или возродится в нем гармония духа и материи, единство тела и души? Трудно что-то говорить определенное. Но ясно одно. Пробудившись, он самими своими внушительными габаритами вынужден будет стать одним из определяющих факторов в новом мироустройстве, которое последует за новой мировой революцией, начатой США.

Идрис Маигов