Россия: "Участие российских спецслужб в управлении страной"

Выступление на конференции

В программе тема моего выступления обозначена как "Государственные преступления в России последних лет". Юристов может слегка покоробить некоторая неточность, поскольку последние шесть лет действует новый УК, в котором такого раздела нет (он называется "преступления против государственной власти").

Я не буду подробно рассказывать о громких "шпионских делах", поскольку большинству присутствующих они известны в деталях. В своем выступлении я попытаюсь дать некоторый анализ ситуации в целом, выявить определенную закономерность, не делая упор на чисто правовые аспекты (в таком ключе мы обсуждали проблему на специальной конференции в Петербурге в начале этого года, материалы опубликованы и их можно получить), а под иным углом зрения. Расхожим тезисом журналистов и правозащитников в последние годы стало утверждение о том, что в стране разрастается шпиономания. При этом в качестве примера каждый раз повторяются имена одних и тех же известных лиц, привлеченных к уголовной ответственности за государственную измену и шпионаж…(конференция "Участие российских спецслужб в управлении страной")

Не споря с этим утверждением, хочу сказать, что оно нуждается в некотором уточнении. То есть нужно различать психоз, который пытаются нагнетать "органы" и реальную правоприменительную практику. Да, каждый год в день чекиста очередной директор ФСБ говорит об усилении разведывательной деятельности против России. "Органы" по привычке твердят, что шпионаж растет, причем нет таких сфер, к которым не проявляет интерес вражеская разведка.

В своем выступлении - кажется, в 1997 году - бывший директор ФСБ Ковалев назвал некоторые из этих сфер, особо подчеркнув при этом, что "все чаще шпионаж выявляется в экологической сфере". Хорош шпионаж! Его преемник Патрушев год назад сообщил (эту фразу вообще без переводчика не понять), что "главное внимание иностранных разведок в настоящее время уделяется сбору информации, характеризующей становление России как демократического государства в структуре мирового сообщества...". И комментатор газеты "Новые известия" Валерий Яков написал по этому поводу так: "Страшная тайна! Все хотят знать, в демократию ведут Россию или обратно. Хорошо хоть Патрушев проговорился, что эту страшную тайну защищает его ведомство". ("Новые известия", декабрь 2001 года).

Между тем председатель Военной коллегии Верховного суда РФ Петухов еще в ноябре 2000 года в своем интервью "Парламентской газете" сообщил о "некотором снижении количества дел о государственной измене и шпионаже, рассматриваемых судами".

Хотя, к сожалению, реальная статистика нам недоступна и мы наверняка знаем не обо всех делах, очевидно, что со времени этого выступления Петухова количество "шпионских дел" явно не выросло. Лично я не знаю вообще ни об одном подобном деле, возбужденном позднее 2000 года.

По моим подсчетам, пик возбуждения пришелся на 1995 - 1999 годы (во всяком случае, именно к этому времени относятся почти все "громкие" дела).

Давно известно, что во все времена существования советской власти в подавляющем большинстве дела "изменников Родине" были "липовыми". Я не беру в расчет годы массовых репрессий, но и с 1961 года, когда вступил в силу новый - на тот момент - УК РСФСР, статью 64 применяли к особо упорным диссидентам, не говоря уж о разных "перебежчиках" и "невозвращенцах". Правда, значительно шире для расправы с инакомыслящими использовалась статьи 70 и 190-1, (введенная в УК значительно позднее). Ст. 190-1 в 1989-м году была полностью исключена, а статья 70 изменена настолько, что утратила свой репрессивный характер. Обожали органы при случае для расправы с диссидентами применять чисто уголовные статьи (дела К. Азадовского, А. Рогинского и многие другие).

Когда СССР вступил в период буйной демократии, о репрессиях по политическим мотивам было нечего и думать, затем был путч, в верхах пошли всякие политические разборки, страна разваливалась, и вместе с ней разваливались начатые ранее политические дела (дело комитета "Карабах", дело Аркадия Манучарова). С середины 93 года (а, может, и раньше) - новые, уже внутрироссийские, разборки, подготовка Конституции, референдумы, выборы в Думу.

"Органы", которые уже несколько лет находились в стадии перманентного реформирования (достаточно вспомнить чехарду с их дроблением, переименованием - МСБ, АФБ, МБ, ФСК), были основательно деморализованы, утратили былое влияние, затосковали и даже на какое-то время впали в коматозное состояние. До этого они с головой увязли в безнадежных делах сначала одних "путчистов", потом других. Учитывая же, что настоящих шпионов они ловить никогда не умели, все показатели их работы катастрофически упали.

Попытка привлечь к уголовной ответственности ученого Вила Мирзоянова закончилась неудачей: 14 февраля 1994 года коллегия по уголовным делам Мосгорсуда возвратила его дело на доследование, а 11 марта оно было прекращено Генеральной прокуратурой. И хотя Мирзоянова обвиняли не в измене, а всего лишь в выдаче государственной тайны, и официально занималась им не КГБ, а прокуратура, фактически это был пробный шар, неудачно запущенный чекистами уже в новое время.

"Вставать на ноги" и активизировать борьбу с "врагами" органы стали лишь в 1995 году. Именно тогда они получили свое нынешнее название - ФСБ - и в ее структуру была возвращена ранее выведенная следственная служба. Срочно надо было что-то делать, доказывать свою полезность, к тому же народ-то за несколько лет демократии совершенно распустился - особенно журналисты, правозащитники, всякие там экологи и прочие ученые. Но поскольку старых, привычных, нежно любимых статей за клевету, за подрыв советского строя, за демонстрации и забастовки (70-й, 190-1 и 3) уже не было, пришлось пустить в дело единственную оставшуюся, хотя и сильно видоизмененную, "идеологическую" статью 64 - "Измена Родине". По ней и стали привлекать к ответственности граждан за стремление реализовать свое законное право на свободный информационный обмен, особенно - если этот обмен осуществлялся на международном уровне.

Все мы помним, что к 1995 году рейтинг Президента Ельцина резко упал, а сам он по ряду причин уже не мог полностью контролировать положение дел в стране. Многим казалось неизбежной победа на президентских выборах 1996 года Зюганова. ФСБ и ряд других силовых структур стали активно готовиться к этой победе и готовить ее. Именно в этот период возбуждены первые из известных (в разной степени) дел об измене Родине и шпионаже - В. Гурджиянца, В. Синцова, М. Финкеля, А. Дудина и наконец, А. Никитина. (Под эти-то дела ФСБ и добилась возвращения следственной службы).

(На примере поэтапного развития дела Никитина я бы мог доказать, что в течение длительного времени ФСБ вела собственную политическую игру, сознательно "подставляя" Президента. Провоцируя международные скандалы, она стремилась ухудшить отношения России с Западом. Я бы также легко мог доказать, что никакой реальной заботы о защите государственной тайны России эта организация не проявляла, наоборот, с легкостью поступалась государственными интересами, во имя своих собственных целей. Причем делала это достаточно откровенно и прямолинейно. В пресс-релизах, которые регулярно обнародовала защита Никитина, приводились как факты, так и доказательства, подтверждающие их).

Испокон веку в СССР действовало негласное положение, согласно которому дела, расследуемые КГБ, а затем и другие "спецдела", рассматривали не все, а специально отобранные, "особо доверенные" судьи. Им даже специальным приказом устанавливалось надбавка к зарплате за работу с секретными документами. В качестве защитников выступать могли только адвокаты, получившие "допуск", который фактически по своему усмотрению выдавали или не выдавали им сами "органы". (Предпочтение они отдавали адвокатам из числа своих бывших сотрудников или отставных офицеров из военной юстиции). При этом вступление даже такого адвоката в "спецдело" всегда сопровождалось угрожающим ритуалом - предупреждением об уголовной ответственности, отобранием расписок об обязательстве сохранения государственной тайны и тайны следствия.

Тем самым органы добивались не только гарантии от возможных эксцессов защитника в процессе (мало ли чего можно ждать от непроверенного человека: вдруг, например, потребует оправдать "изменника"?), но и сохраняли за собой абсолютную монополию на информацию о деле. Если они считали нужным что-то обнародовать, то это были только сообщения собственной пресс-службы, либо "слив" тщательно выверенной, по большей части - лживой - информации через "доверенных" журналистов.

(Эта система хотя и давала сбои, но крайне редко, причем почти исключительно в Москве - на "периферии она действовала безотказно).

По уголовно-процессуальному кодексу РСФСР обвиняемому должна была вручаться копия обвинительного заключения и приговора, который - независимо от того, в открытом или закрытом заседании слушалось дело - надлежало оглашать публично. Впрочем, последнее правило чаще нарушалось, чем соблюдалось (в отличие от нормы о вручении копий упомянутых документов, которая всегда неукоснительно выполнялась). Правда, когда речь шла о вручении "секретного" обвинительного заключения, то во многих случаях трактовалась она весьма своеобразно. Обвиняемого привозили (или - реже - приглашали) в суд, давали ему подлежащую вручению копию документа, брали расписку о вручении, но знакомиться с ним разрешали только в специальном помещении, и даже сделанные в процессе работы выписки выносить не разрешалось, их полагалось хранить в специальном сейфе.

С приговорами обстояло иначе: учитывая, что осужденный вправе подать жалобу в порядке надзора, а к ней необходимо прикладывать заверенную копию приговора, таковая вручалась ему "в собственность".

Правда, и здесь органы не забывали "позаботиться о защите государственной тайны". Для этого судам было предписано писать приговоры так, чтобы понять из них было невозможно ничего: какие сведения, из каких источников осужденный собрал, кому передал, какой ущерб причинил, и на чем, собственно, основан вывод, что сведения эти составляют государственную тайну?

(Отвечая на надзорную жалобу адвоката по делу Дудина, уже упоминавшийся господин Петухов не постеснялся заявить, что "описательная часть приговора составлена с соблюдением для данной категории дел правил секретности").

Вообще из всех известных мне приговоров по "шпионским делам" приговор по делу Дудина бьет все мыслимые рекорды. Вот как выглядит его описательная часть, составленная с соблюдением правил секретности: "Суд считает установленным, что Дудин собрал по месту своей службы (?) и выдал ставшую ему известной по работе информацию (?), составляющую государственную тайну, представителям зарубежной разведки (?)… Эти действия были направлены против внешней безопасности России и нанесли ей существенный ущерб (?)".

Кто такой Дудин, где он работал, с какой целью и что за "секретную информацию" (хотя бы о чем!) он собрал, представителям чьей "разведки" ее передал, и в чем состоит "существенный ущерб внешней безопасность России" - ни о чем таком в приговоре нет ни слова. Утверждение Дудина о том, что никаких секретов в переданной им информации нет, опровергается, как написано в приговоре, "единодушным и глубоко аргументированным, научно обоснованным мнением высоко квалифицированных экспертов". Ни единого примера этих "глубоких аргументов" (чтобы хоть в кассационной жалобе можно было с ними поспорить!) в приговоре нет. В нем не говорится, применительно к какой "науке" эксперты делали свои выводы. Нет в приговоре ни единой ссылки не то что на Закон "О государственной тайне" (статья 29 Конституции России), но вообще на какой-либо (хотя бы уж ведомственный!) нормативный акт - перечень сведений, который использован экспертами в качестве правовой базы для признания информации секретной.

(Для сведения: бывший подполковник ФАПСИ Дудин обвинялся в том, что сообщил сотрудникам Генерального консульства Германии в Санкт-Петербурге, что его ведомством осуществляется незаконное, противоречащее ратифицированной Россией Международной конвенции прослушивание помещений консульства. "Высококвалифицированные специалисты", проводившие экспертизу по делу, в действительности являлись действующими офицерами ФАПСИ, а все их "научное обоснование" заключалось в ссылках на незаконный, не опубликованный Перечень сведений, подлежащих засекречиванию в ФАПСИ РФ, утвержденный приказом директора этого ведомства).

Вся эта мания секретности совершенно непонятна. Какую тайну и от кого хранить в делах, где передача информации уже состоялась, тем более - была опубликована? Совершенно ясно, что прячут ее не от "внешних врагов", а, как и в старые времена, от собственных граждан.

Приговор по делу Дудина, как и приговор по делу М. Финкеля, а также ряда других осужденных, относятся к периоду, который я условно называю "доникитинским".

Известно, что 27 марта 1996 года Конституционный Суд вынес поистине историческое постановление, запрещающее требовать от избранных обвиняемыми защитников по уголовным делам оформления пресловутого "допуска" (нынешний состав суда - без Туманова, Аметистова, Морщаковой - такого уже бы не вынес…). Это, правда, не исключает возможности следствия отбирать у адвокатов подписку о неразглашении государственной тайны, но дальнейшее во многом зависит от профессионализма, а - в какой-то степени - и от мужества самих адвокатов. Профессионализм заключается в том, чтобы отличить реальную, основанную на законе, государственную тайну от "квазисекретной" информации. Не надо доказывать, насколько вырос уровень информированности общественности относительно существа "шпионских дел" последнего времени в сравнении с тем, каким он был еще 5-6 лет назад. Я без преувеличения могу сказать, что успех в целом ряде громких дел (не только оправдание Никитина, но и относительно "смешные", прежде небывалые сроки Пасько, Моисееву - во многом результат целенаправленных усилий хорошо информированной российской и мировой общественности.

(Обратите внимание, что в разной степени, но в общем положительные результаты достигнуты именно по "раскрученным" нами делам. Это свидетельствует, что наши усилия не пропадают даром, и подчеркивает необходимость их продолжения).

Многим известно, что ГБ не только крайне неохотно сдает свои позиции, но и очень медленно учится, постоянно наступая на одни и те же грабли. У меня создалось впечатление, что - по крайней мере, в следственной службе - вообще отсутствует собственная информационная структура (а общедоступной информацией они не пользуются): один регион ничего не знает о том, как аналогичная проблема уже была разрешена в другом регионе. Если бы было иначе, то после оправдания Никитина и последовательного отклонения протестов прокуратуры сначала коллегией, а затем и президиумом Верховного суда РФ, они не допустили бы направление в суды дел Данилова и Сутягина в том виде, в каком это было сделано. (Или им, по большому счету, на все наплевать?).

(Надо сказать, что суды учатся куда как быстрее. Едва лишь в конце 2001 года вступило в силу решение Военной коллегии Верховного суда о недействительности приказа министра обороны РФ № 055, суды двух регионов именно по этому основанию направляют оба дела на доследование. Я не видел определения по делу Данилова, но в определении коллегии по уголовным делам Калужского областного суда от 27 декабря 2001 года о направлении на дополнительное расследование дела по обвинению И. Сутягина имеется прямая ссылка на решение военной коллегии Верховного Суда РФ от 12.09.02г., которым вышеупомянутый приказ признан недействительным).

О том, что до чекистов все доходит очень долго, свидетельствует, в частности, то, что даже после получения ряда тяжелых ударов, к которым они были совершенно не готовы, они продолжали вести следствие в привычном для них стиле, даже не пытаясь хоть что-то в нем изменить. Так, после того как в декабре 1996 года дело Никитина впервые было направлено на доследование, причем бывший тогда заместителем Генерального прокурора РФ М.Б. Катышев не только изменил Никитину меру пресечения, но и дал следствию ряд четких, весьма принципиальных и обязательных для исполнения указаний, следствие частично вовсе проигнорировало их, частично ограничилось "косметической" правкой. (Главные усилия оно сосредоточило на выкручивании рук руководству Генеральной прокуратуры, в чем со временем и преуспело). Предъявленное Никитину новое обвинение, как и прежде, не соответствовало требованиям закона, а правовая база оставалась столь же нелегитимной. Наглой уверенности в своем всемогуществе не лишило их даже очередное возвращение дела на дополнительное расследование в ноябре 1998 года уже коллегией Санкт-Петербургского городского суда.

И все же оправдание Никитина в декабре 1999 года, а затем отклонение кассационного и надзорного протестов прокуратуры, не прошли бесследно. Можно сказать, что хотя пока Никитин был и остается единственным оправданным по обвинению в государственной измене, влияние этого оправдания (и последующей работы по обжалованию приказа министра обороны № 055 и указа Президента № 763) на следственную и судебную практику по "шпионским" делам велико и несомненно.

Проявилось оно не только в том, что количество возбуждаемых дел сократилось (как я уже сказал, практически все известные дела - Данилова, Сутягина, Ковальчука, Щурова - возбуждены не позднее 2000 года). Прекращено производством дело профессора Владимира Сойфера. Приговоры стали не только мягче, но изменилась их суть: это уже не калька с обвинительного заключения, не ребус вроде приговора по делу Дудина. Приговоры стали больше соответствовать требованиям УПК, причем в судах "проходит" далеко не все, на чем настаивает обвинение.

Немало примеров, когда судьи стали проявлять больше смелости и независимости, даже понимая, что идут на заведомый конфликт с ФСБ и прокуратурой: так, дело Данилова сначала было возвращено на доследование, а позднее суд в Красноярске еще и освободил Данилова из-под стражи, а последовавший протест прокуратуры был отклонен. Судейская "чехарда" в деле В. Моисеева - явное свидетельство того, что судьи не хотели идти против совести и закона и уступать нажиму, который на них оказывался.

О том же свидетельствует приговор по делу Пасько, в котором, очевидно, большую роль сыграла активная позиция общественности. Этот приговор вообще стоит особняком: с одной стороны, суд уступил оказанному на него давлению, с другой - из обвинения исключено большинство эпизодов, причем убрано все, что прямо или косвенно связано с экологией.

Главным же достижением считаю касающийся абсолютно всех результат сложной и проходившей с переменным успехом нашей с Никитиным борьбы с ведомственным нормотворчеством (приказом министра обороны № 055). Отныне в качестве правовой базы обвинения в государственной измене, шпионаже и разглашении государственной тайны недопустимо использовать неопубликованные (секретные) ведомственные Перечни сведений, подлежащих засекречиванию в рамках соответствующего ведомства. До этого именно на таких перечнях основывалось обвинение привлекаемых к уголовной ответственности "шпионов".

(Не вполне ясна ситуация с делом Калядина, но здесь, возможно, защита не видела оснований привлекать общественное внимание, да и сегодня мы знаем об этом деле очень мало. Ряд обстоятельств кажется странным, например, почему при таком строгом наказании "посредника" Калядина, полностью освобождены от ответственности те, кто незаконно добывал и передавал ему секретную информацию? Необходимо отметить при этом, что до самого приговора дело Калядина не имело никакой огласки и, следовательно, он был лишен какой-либо общественной поддержки).

Правозащитной общественности приходилось слышать много обвинений в свой адрес со стороны ФСБ, прокуратуры, государственных чиновников. В частности, не раз говорилось, что, ничего не зная о существе дела, правозащитники начинают кампанию, обвиняя ФСБ в том, что она преследует невиновного по политическим мотивам.

Данный аргумент полностью сбрасывать со счета нельзя, ибо несомненно, что - особенно в период нравственной деградации, которую переживает все общество, во времена повального воровства и коррупции - возрастает число людей, готовых продать все, чем они владеют, включая государственные секреты.

Именно поэтому у меня особо настороженное отношение к тому, что говорит и как действует общественность в том или ином случае. И я вполне солидарен с позицией "Международной амнистии", которая долго собирает и тщательно проверяет информацию прежде чем объявить человека узником совести. Нам действительно необходимо действовать осторожно и аккуратно, поскольку любой грубый прокол в какой-то момент обязательно будет использован, причем - и это хуже всего - не столько против нас, сколько против человека, нуждающегося в нашей защите.

(Конечно, лучше всего, когда можно обходиться без всякого общественного контроля за судом, но в России, увы, до этого дело дойдет не скоро).

За последние годы мне не раз приходилось быть своеобразным экспертом - по тому же делу Пасько еще на ранней его стадии (в этом случае я официально был экспертом Общественного комитета в защиту Пасько). Я хорошо знаю, что получить достоверную информацию по шпионским делам даже последних лет было достаточно трудно. Так, данные о существе дела Пасько мы собирали буквально по крупицам, а все необходимое узнали только после того, как одним из адвокатов стал москвич Карен Нерсисян, а в качестве общественного защитника в дело вступил Александр Ткаченко. Тот же Карен Нерсисян представил нам подробную информацию о фантастическом по надуманности и бездарности обвинения деле Валентина Ковальчука.

Вообще-то чем дальше от Москвы, тем хуже с информацией, особенно когда в "периферийных" делах участвуют только местные адвокаты. Они, как правило, не защищены известным именем, поддержкой общественности и прессы, их легче запугать. Я знаю, как красноярская ФСБ постоянно грозит возбуждением уголовного дела за "разглашение тайны" Лене Евменовой (адвокату Данилова). Мы, конечно, как можем, поддерживаем ее, но, как всем известно, у ФСБ хорошая память…

Из дел последних лет больше всего информации, причем уже на начальной стадии, было по делу Никитина. Не потому что я такой храбрый. Всеобщее внимание к делу привлекла "Беллуна", сотрудники которой рассказали, какую работу вела эта организация в России, чем занимался Никитин. Ну а после того как был опубликован доклад, суть обвинения мог узнать каждый, а от меня требовались только комментарии и план действий по определенной тактической схеме.

Итак, все же нам надо исходить из того, что не каждое дело о государственной измене и шпионаже обязательно "липовое". Тем более, что, даже зная существо обвинения, мы сами далеко не всегда можем в нем правильно разобраться, понять - действительно ли речь здесь идет о выдаче государственной тайны.

Любимая (стандартная) позиция следствия: это не мы придумали, это эксперты говорят нам, что здесь имеется государственная тайна. Как правило, так и есть. Проблема в том, что эксперты во всех подобных случаях назначаются из сотрудников режимного управления того самого ведомства, "тайна" которого якобы была разглашена. Если речь идет о разглашении сведений в военной области - это восьмое главное управление Генерального штаба ВС РФ. Мы всегда можем сказать, что эти и им подобные "ведомственные" специалисты не отвечают требованиям, которые закон предъявляет к лицам, привлекаемым в качестве экспертов. Речь прежде всего идет о зависимости этих специалистов как от ФСБ, так и от ведомства, инициировавшего возбуждение дела и заинтересованного в его исходе. В то же время желательно опираться еще на какие-то аргументы…

С уверенностью могу сказать, что у нас есть необходимый набор данных, позволяющих занимать активную позицию, требуя оправдания Щурова, Данилова, Сутягина и Ковальчука. По первому из этих дел имеется заключение трех академиков, наиболее авторитетных ученых, с квалификацией которых не могут сравниться никакие ведомственные "эксперты" (тем более, что мы хорошо знаем цену их "экспертизам"). Почти аналогичная картина в деле Данилова, где ведомственной экспертизе министерства образования противостоит заключение большой группы независимых и высоко компетентных в данной области специалистов.

Обвинение Игоря Сутягина вообще нельзя оценить иначе, чем эдакий юридический нонсенс, поскольку в его деле речь идет не о выдаче государственной тайны лицом, имеющим официальный допуск к ней, и даже не о сборе секретных сведений с целью их последующей передачи. Аналитические исследования, которые Сутягин, писал на основе общедоступной информации, являлись его интеллектуальной собственностью, которой он мог распоряжаться по собственному усмотрению. Он имел полное право безвозмездно или за плату передать их кому угодно, даже иностранной разведке. Между тем объективно ничем не доказан ни сам факт "принадлежности к разведке" зарубежных партнеров Сутягина, ни тем более то, что сам он об этом факте был осведомлен.

О бредовом характере обвинения изобретателя "бесшумного патрона" Валентина Ковальчука, явившегося жертвой откровенной и грубой провокации, можно судить без опоры на авторитеты - достаточно своей головы на плечах.

В заключение хочу повторить, что, конечно, в возникновении надуманных шпионских дел свой очевидный интерес имеет ФСБ. Однако главная причина, с моей точки зрения, состоит в другом: в прямой заинтересованности министерств, ведомств и отдельных предприятий в незаконном расширении массива секретной информации, утверждении своей монополии на распоряжение ею и преследовании тех, кто на эту монополию посягает. Этот интерес обусловлен тремя основными составляющими.

1. Тотальная секретность означает возможность творить "в своем уделе" полный произвол, избегать независимого контроля, отчитываться только перед непосредственным начальством, получать поощрения и награды.

2. Огромная армия "сотрудников по режиму" со своими полковниками и генералами, главными управлениями, отделами и секторами, всеми силами стремится к сохранению своего нынешнего поголовья. Это вполне соответствует интересам генералитета и руководящей элиты в целом - сохранить всё так, как есть. Негативную роль играет также огромный запас инерции, своеобразный "психоз секретности" как наследие времен "горячей" и "холодной" войн.

3. Руководители министерств, ведомств, учреждений и предприятий - собственников секретной информации, в эпоху приватизации научились использовать ее в личных интересах и наладили выгодную международную торговлю ею. Тем более рьяно они преследуют "чужаков", которые могут составить им конкуренцию в столь выгодном бизнесе. Я вплотную столкнулся с этим феноменом в деле Никитина. Как раз сегодня по телевидению обнародовали информацию о возбуждении дела о разглашении государственной тайны против группы то ли геологов, то ли экологов в Иркутской области, причем инициатива возбуждения исходит не от ФСБ, а именно от заинтересованных предприятий (назывались "ЮКОС", какой-то комбинат в Прибайкалье). Информация нуждается в дополнительной проверке, но в своем первоначальном виде подтверждает высказанное мною мнение.

Юрий Шмидт, портал "Права человека", 11.01.03 г.