Исповедь несостоявшейся шахидки (Конкурсная работа)

18.01.2011

21 октября 1999 года после обстрела ракетами Центрального рынка в г. Грозном был тяжело ранен мой брат Халид, из-за которого нам пришлось переехать в Ингушетию. Брата разместили в местной больнице, а мы разместились в беженском лагере близ Назрани.
Я устроилась работать на хлебозавод. После выздоровления Халид стал подрабатывать на стройках. Самый младший брат Хамзат был нетрудоспособен, так как был инвалидом детства. На тот момент мой старший брат Хасан находился в Волгограде.

В 2001 году я познакомилась с парнем, которого звали Бекхан. Спустя четыре месяца после знакомства мы поженились. В 2002 году в феврале месяце мы с Бекханом переехали в г. Грозный.

В апреле этого года до меня дошла весть о смерти моего старшего брата Хасана. Случилось это так… По дороге домой мой брат со своим другом заехали в село Алхан-Юрт, чтобы навестить родителей друга. В селе произошла случайная стычка с сотрудниками 6-го отдела МВД, которые ранее при задержании издевались над другом моего брата. Друг, достав оружие, начал стрелять из машины в своих врагов, находившихся в другой автомашине. Те открыли ответный огонь. В ходе перестрелки сотрудники убили друга и ранили моего брата. Водитель, подвозивший их в село, отвез моего тяжелораненого брата в Урус-Мартановскую больницу и оставил его в приемном отделении.

Из рассказа врача

В апреле 2002 года в больницу поступил парень с раздробленной локотью и кистью руки. Когда парня готовили к операции, он, время от времени приходя в себя, говорил, что его зовут Хасан. Он также говорил, что ехал домой из Волгограда на свадьбу, которая должна состояться через неделю. Операция длилась более пяти часов: пришивали сухожилия, ткани…

Не успела операция завершиться, как к больнице подъехал бронетранспортер, из которого выскочили военные в масках. Они, стреляя в стены и потолок, приказали больным лечь на пол. Они требовали выдать им парня, который поступил с огнестрельными ранениями. Я заслонил дверь в операционную, где лежал прооперированный. Я сказал военным, что не позволю увезти человека, который только что перенес тяжелейшую операцию, к тому же этот больной не сможет никуда убежать. В ответ я получил удар прикладом автомата и упал.

Военные в масках бросили парня, находящегося под наркозом, на носилки и закинули его в БТР. Со стрельбой и руганью военные удалились в неизвестном направлении.

Из рассказа жителя села Алды

12 апреля 2002 я находился в центре Грозного, где собралась толпа людей. Я тоже подошел. Там лежал мертвый парнишка, которого вытащили из канализационного люка. По тому как он выглядел, было понятно, что убили его в результате страшных пыток. От убитого несло керосином. Судя по всему его пытали паяльной лампой. Левая рука, та в которую он получил ранение, была вся раздроблена и превращена в кашу. Парня похоронили в селе Алды.

Потеря старшего брата очень сильно сказалась на нашей семье. Мой брат Халид все время плакал, говоря, что видит во сне брата, который зовет его к себе. Говорил, что поедет в Ермоловку и разузнает подробности гибели брата. 24 апреля 2002, попрощавшись с сыном, он сказал жене, что втайне от матери, поедет в село Ермоловка. Я в то время находилась в Грозном и была не в себе от тревоги на душе.

На следующий день кто-то постучал в ворота. Я открыла калитку и увидела Заиру – жену Халида. Она была побледневшая и дрожащим голосом рассказала, что после последнего выпуска новостей по Российскому телевидению, она сразу же приехала сюда. Заира пересказала теленовость о том, что 25 апреля 2002 в селе Ермоловка была ликвидирована группа боевиков, и она увидела, как задержанных чеченцев поднимали на армейскую машину «Урал», среди которых она узнала своего мужа Халида.

Мы сразу же поехали в Ермоловку. Проезжая по улице села, мы видели, что почти во всех дворах был траур. Женщины с ужасом рассказывали о том, что произошло в их селе. Нам указали на мечети, в которых находятся убитые мужчины. Мы обошли все мечети, но среди убитых 27 молодых ребят моего брата Халида не оказалось.
Затем мы пошли домой к главе администрации села Умажевой Малике. Ее дом был полон иностранных журналистов. Умажева нас внимательно выслушала и поняла о ком идет речь. Вместе с ней мы пошли в местную комендатуру. Малика Умажева требовала немедленно отпустить гостя, который приехал в их село и случайно попал под «зачистку». Однако служащие комендатуры наши просьбы проигнорировали.

Всю неделю напролет мы приходили к сельской комендатуре и просили хотя бы указать местонахождение Халида. Никто не реагировал на наши просьбы.
1 мая мы приехали в очередной раз в Ермоловку. Оставив нашу маму у местных жителей, у которых также пропали двое сыновей, я и Заира вновь отправились к главе администрации села. До ее дома было приличное расстояние, поэтому ее девочка повела нас обходной дорогой, через двор элеватора. На пути встретился мальчишка, который указал нам на темный клочок. Мы подошли ближе, и я увидела, что это кожа с волосами, лежащая на земле. Я почувствовала в этом комке что-то родное, и плача стала рассматривать внимательней. Сомнений не было – это был скальп, содранный с головы моего брата Халида.

Я подняла скальп на руки и попросила рассказать мальчика подробности страшной находки. Хотя он был сильно напуган, мальчик сообщил, что неделю назад, когда пас здесь овец, в этот двор заехали два БТРа, два УАЗика, две «Таблетки». Он спрятался от военных и стал наблюдать.

Военные все были в масках. Их было очень много. Они стали выводить захваченных мужчин из машин. У тех были мешки на головах и связаны сзади руки. Военные завели схваченных в полуразрушенное здание и оттуда стали раздаваться выстрелы, крики и стоны избиваемых людей. Затем военные в масках стали выводить захваченных чеченцев, которые хромали и еле передвигались, и стали заводить в другое пятиэтажное здание, в котором до войны была мукомольня.
Через минут пять военные в масках стали спешно садиться в машины и уезжать. Как только они покинули двор элеватора, раздался страшный взрыв. Через некоторое время я пришел в себя. От того здания осталась груда кирпичей. Вероятно от тех захваченных людей остались останки, которые лежат под развалинами.

Мы со снохой добежали до дома Малики Умажевой и пересказали рассказ мальчика. Сразу же собралось много людей из села в том самом месте, на которое указал мальчик, почти все оставшиеся жители села.

На следующий день начались раскопки. Туда стали съезжаться журналисты, люди из различных организаций. Каждый помогал при разборе развалин. Стали появляться части тел пропавших молодых чеченцев. Кто-то узнавал ногу, руку, одежду брата, мужа. Мы со снохой помимо скальпа опознали также кисть левой руки моего брата.

Меня удивляла смелость главы администрации села Малики Умажевой, которая открыто заявила, что дойдет до Страсбургского суда за это злодеяние, что обязательно будет спрос за этот геноцид. После трехдневных раскопок жители села распознали практически все частицы тел, которые были захоронены в общей могиле на кладбище села Ермоловка.

К великому сожалению, спустя месяц после указанных событий российские спецслужбы убили главу администрации села Малику Умажеву. Они вывели ее ночью в заднюю часть двора и расстреляли в спину.
Мы с мужем и его братом жили в Грозном. В конце ноября 2002 года в три часа ночи к нам ворвались люди в масках. Стали избивать меня, мужа, деверя. Я просила не стрелять, потому что в доме ребенок. Бекхана и Исмаила связали и положили на пол. После обыска в доме двое из вооруженных людей переглянулись, и один другому сказал: «Ну, и кого из двоих будем брать?» Второй ответил: «Того, кто постарше…»

Они забрали все ценное из дома, деньги. Бекхану скрутили руки и связали их за спиной, надели на голову черный пакет, затянули его шнуром и вывели. Уходя, предупредили, если мы тронемся с места, то они начнут стрелять.
Шли поиски мужа… Спустя неделю Бекхана нашли – его удерживали в Октябрьской комендатуре. Позже он был осужден на три года.

3 декабря 2002 года принесли новость, что моего младшего брата сильно ранило и он находится в больнице. Я немедля выехала в Назрань. Выяснилось, что мой брат Хамзат был ранен в ходе перестрелки между работниками ФАПСИ. В больнице мне сказали, что у моего брата серьезная травма – пулевое ранение спинного мозга. Врачи сказали мне, что мой брат уже никогда не сможет встать. Завели дело, шло следствие. Мой брат лежал в больнице в камере изоляторе. Так как он был не транспортабельным, я ухаживала за ним в часы допуска.

17 апреля 2004 года после очередного посещения брата в больнице Назрани я переходила дорогу. Беженский лагерь, где мы жили, был напротив больницы. Там же рядом был и магазин. Я направлялась в магазин, так как у меня там были закуплены с десяток яиц, которые я должна была забрать. Только я перешла улицу, визжа колесами подкатил микроавтобус, на ходу открылись двери, и двое мужчин, которые стояли перед магазином, схватили и швырнули меня в салон автомашины. Машина была полна людей в масках. Мне нанесли удар по голове рукоятью пистолета, свернули руки, затем чьи-то грубые руки завязали глаза моей же косынкой. Затем начали шарить по моему телу, подбирались к шее и стали душить, ударяя головой о пол машины, крича на меня: «Говори, сука, где пояс шахидки?!»
Машина куда-то ехала и через минут десять остановилась. Меня вытащили из машины и поволокли в какое-то помещение и поставили на наги. Кто-то подошел ко мне и стал щелкать. Я почувствовала вспышки фотокамеры. Затем меня повели дальше, прицепили к железной трубе. Комната была маленькой и глухой. Я стояла, а вокруг – тишина…

Я стала навзрыд плакать. Кто-то подошел ко мне и стал успокаивать меня. Я спросила: «Где я, за что? Когда меня отпустят? Ведь у меня маленький ребенок дома…» Он ответил, что прекрасно понимает меня, что у него дома тоже жена и маленький ребенок, и что он ничем не может мне помочь. Единственное что он может – сожалеть, что такое происходит с женщинами. Он ушел…

Я ревела… Кто-то подошел ко мне и развязал глаза. Это был жирный, противный, типичный русский в форме. Он протянул мне бутылку с водой и сказал: «Пей, у тебя длинная дорога впереди». Я отказалась. Затем зашел еще один высокий, темноволосый мужчина. Они отцепили мне руки от трубы и надели наручники. Они завязали мне ноги моей косынкой, обмотали руки до локтей черным скотчем, им же завязали мне глаза и рот, и потащили. Затем швырнули меня как тряпку на какое-то железное сиденье. Кто-то сел рядом. Меня прижали с обеих сторон. Машина тронулась.

Мы ехали долго, часа два. Часто останавливались, на каждом посту по рации передавали, что колонна приближается. Приехали… Меня вытащили, поставили на ноги, как я почувствовала, лицом к стене. Было ощущение, что вокруг находятся люди. Кто-то подошел, приставил пистолет к виску, и голос за спиной сказал – «Нажимай!» Он нажал, прозвучал щелчок, и послышался дикий смех. И такое продолжалось минуты 3-4. Затем меня потащили куда-то. Мне развязали ноги, руки, отодрали скотч со рта и глаз. Яркий свет ослепил глаза. Я оказалась в маленькой комнате, в которой стояли железная кровать, стол и два стула.
В комнате были семь человек. Все они были в масках, кроме того, который меня развязал. Он приказал мне раздеться. Я дрожащим голосом ответила, что у меня ничего нет. В ответ я получила удар по лицу и крик «Раздевайся сука!» Через минуты три он приказал одеться. Я оделась. Четверо из них вышли из комнаты. Из оставшихся двое привязали меня и стали допрашивать. Я представления не имела о тех людях, которыми они интересовались. Они несли какой-то бред, что я ранее занималась подготовкой женщин-шахидок. На ответ «не знаю!» я получала удары кулаками по телу и голове. У меня уже не был сил. Отцепив меня, они вышли, закрыв дверь снаружи на замок.

На следующий день зашел тот самый противный человек, завязал мне глаза, надел мне наручники и вывел. Мы шли недолго. Он открыл дверь и завел меня в другое помещение и развязал мне глаза. Это была железная комната чуть больше той, в которой я была ночью. Через какое-то время зашел высокий, темноволосый мужчина. В руках он держал огромную сумку, вроде докторского чемодана. Он поставил сумку на стол и стал доставать из нее всякий железные инструменты: два молотка с острыми, колючими углами, щипцы, плоскогубцы.

Приковав меня к кровати, он стал ударять меня этими инструментами по локтям и коленям. Затем занесли какой-то огромный аппарат. Положив меня на кровать, они приковали к ней наручниками за руки и за ноги. Они цепляли провода за ноги и за бретельки бюстгальтера и приводили аппарат в действие. И этот ужас продолжался в течении 14 дней, утром и вечером.

А в соседних камерах тоже находились люди. Там мужчины кричали и плакали как женщины. Вечерами, напившись, военные заходили к ним толпой, пинали и издевались над заключенными, таким образом развлекаясь.

На тринадцатый день я ползала и умоляла, чтобы убили меня, застрелили, но они только ухмылялись. Я сдалась. Я стала просить лист бумаги и ручку. Я сказала, все что им угодно, я напишу и подпишу. Спустя некоторое время тот человек зашел и положил на стол бумагу и ручку, сказав, чтобы я описала все до мельчайших подробностей в своей жизни. Я так и сделала.

Позже он пришел и унес то, что я написала. Через час вернулся, связал мне руки, завязал глаза и вывел. Мы куда-то шли недолго. Пришли. Мне развязали глаза. Перед собой я увидела низкого лысого мужчину. Он стоял и держал в руках папку. Я плача стала спрашивать: «Что со мной будет? За что меня мучают? Когда меня отпустят домой?» Он ответил мне: «Ты свой рев прекрати. Сюда ни за что никто не попадает». Меня очень сильно удивило, что он заговорил на чеченском языке. Затем он приказал увести меня обратно.

Спустя некоторое время в камеру зашли люди в военной форме. Один из них подошел ко мне и, указав на стул, сказал, чтобы я села. Он достал из папки лист бумаги, ручку и приказал писать под его диктовку. Суть данной бумаги заключалась в том, что я обязуюсь сотрудничать с ними. В случае невыполнения моих обязательств, со мной и моими родственниками может произойти все что угодно. Они ушли. Затем пришел тот самый человек, который все эти две недели надо мной издевался, и сказал, что меня возможно завтра увезут, а куда и как он сказать не может.

На следующий вечер зашли двое в масках, завязали мне глаза моей косынкой и, удерживая за руки, куда-то повели. Так дошли до автомашины. Меня подняли и усадили на сиденье. Машина тронулась. Через пару минут мне развязали глаза. Я стала оглядываться и с правой стороны узнала два белых здания, которые находятся на военной базе «Ханкала» в г.Грозном. Мы проезжали площадь «Минутка» и человек, сидевший впереди, обернулся. Я сразу его узнала, того самого, с белым зрачком. Он спросил меня: «Узнаешь ли ты места, по которым проезжаем?». Я ответила, что нет. Он ухмыльнулся и, указывая на разрушенные девятиэтажки, сказал: «Ну, чем не Сталинград?!»

Выехали из Грозного. Проехали блокпост «Кавказ». Доехали до Назрани. Свернули на Камаз-Центр, и на одной из улиц машина остановилась. Человек, сидевший на переднем сиденье, повернувшись сказал: «Если будут расспрашивать, где была, то отвечай, что удерживали чеченские боевики. Не знаю, мол, за что и как».
Человек, сидевший рядом со мной с оружием в руках, вышел из машины и, поставив меня на ноги, сел обратно в салон. Машина стала медленно отъезжать. Это была белая удлиненная, затонированная «Нива». Я, дрожа от страха и счастья, стала кусать и отрывать скотч на руках. Затем развязала ноги и пошла в сторону лагеря.
Прохожие оборачивались на меня. Я сначала не понимала почему? Затем я поняла – одежда на мне была разорвана, волосы растрепаны, лицо и руки грязные. Когда я зашла домой, маминой радости не было предела.

Шло время, а я боялась выйти на улицу. К нам несколько раз приходил человек из правозащитной организации. Он просил, чтобы я дала интервью журналистам Международной Амнистии. Я и слышать об этом не хотела. Мне было очень тяжело после перенесенных страданий. Однако он не унимался, приходил к нам и вновь просил, говоря, что хочет помочь мне.

Меня уговорила мама и я согласилась. Мы поехали в «Мемориал». Меня встретила милая девушка среднего роста. Она со мной поздоровалась. Мы зашли с ней в кабинет, и она очень осторожно стала задавать мне вопросы. Я отвечала. Она нервничала, на ее глаза наворачивались слезы, и она нервно доставала и курила одну за другой сигареты.

Она сказала, что если бы на тот момент у меня был загранпаспорт, то помогла бы сразу же уехать и попросила меня взять 400 долларов, чтобы я сделала себе паспорт.

Моя тетя уговаривала меня уехать из этой страны, говорила, что поможет во всем. Я собрала все силы в себе и вышла на работу, которую мне предложили, так как мне нужно было кормить семью.

В марте 2005 года, освободили моего брата, так как он был не транспортабельным. А осенью того же года по истечении срока освободили и моего мужа. Мы вместе с ним и нашим сыном стали жить в Грозном.
Однажды у входа в институт Бекхана задержали вместе с другом, якобы для выяснения личности, и продержали два дня.

В 2006 году 31 марта ночью, к нам ворвались люди в масках. Они, избивая моего мужа на глазах ребенка, увезли. Они продержали Бекхана до 1 июля 2007 года. За время, которое мой муж провел в заточении, он полностью поседел и лишился передних зубов. Над ним применялись очень страшные пытки, о которых даже говорить непристойно. Да, он воевал в первую кампанию, как и все, но после перешел к мирной жизни. Но его не оставляли в покое…

В последнее время мы с мужем жили раздельно по его желанию. Он хотел этого в целях нашей безопасности. Мы с сыном жили у мамы, а муж жил то в своем отчем доме, то у своей сестры. Он часто навещал нас. Бекхан всегда говорил, что как только у него получится, мы уедем, и что он делает для этого все возможное.
18 января 2009 года он приехал к нам с утра, посидел с нами. Мы пообщались, пообедали. После обеда он вышел с сыном на прогулку. Когда они пришли домой, он, совершив послеобеденную молитву, попрощавшись с нами, ушел, сказав, что позвонит.

Неподалеку от нас жил его друг, к которому он зашел по дороге домой. Они сидели, пили чай. Но вдруг дом окружили русские военные и кадыровцы. Они, выбив двери, заскочили в комнату и расстреляли обоих на месте. В тот вечер я так и не дозвонилась к мужу. Я волновалась, потому что неподалеку от нас примерно в 9 часов вечера раздались автоматные выстрелы. (Об этом был сюжет по центральному телевидению, в котором рассказывалось о ликвидации двух «боевиков», которые на самом деле оказались мирными жителями. – Д.А.)
Наутро 19 января 2009 года позвонила сестра Бекхана и сказала, что моего мужа убили в Грозном, по ул. Садовой. Тело Бекхана нам отдали через два дня. В тот же день 20 января его похоронили. К вечеру я поехала домой. На следующий день в пятом часу утра люди в военной форме оцепили дома и начали проводить зачистку. Шли слухи, что они ищут женщину с ребенком.

К великому счастью я свою девичью фамилию не поменяла. В тот же день моя тетя забрала меня с сыном и увезла в Назрань к своей подруге. Я пробыла там две недели.

6 февраля 2009 приехала моя тетя и сказала, что завтра я должна уехать. Что все для отъезда готово, и она обо всем договорилась. На следующее утро на рассвете к дому подъехал маленький микроавтобус, из которого вышел человек и поздоровался с нами. Он пообещал тете, что обо всем позаботится. Я попрощалась с тетей, и мы уехали.

8 февраля к вечеру мы прибыли в Киев. Там я переночевала с сыном. На рассвете следующего дня хозяева отвели нас к машине. Шли долго. Из машины вышел мужчина, поздоровался с нами, поднял нас в кузов, и показал где можно прилечь.
12 февраля 2009 года на рассвете мы прибыли в Брюссель. Шофер объяснил как нам дойти до вокзала, и что там можно спросить – где находится Комиссариат по беженцам. Мы шли полчаса и дошли до места, где я просила предоставить мне с сыном убежище. 

(Подлинная история, в которой имена, фамилии изменены).

Джабраил Асланов,
на конкурс ГИА Чеченпресс