Магомед победит войну! (Чеченский дневник) Глава 4

23.10.2010

Отдел писем

   
Обращение к читателям!

Уважаемые читатели! В течении последнего времени мы ожидали, что возобновится публикация глав книги чеченского журналиста и защитника Родины Мусоста Алдамова «Магомед победит войну», которая остановилась 12 ноября 2003 года. Мы были бы чрезвычайно благодарны тем, кто располагая хоть какими-то сведениями, сообщил бы нам о дальнейшей участи автора. Редакция

Глава 4

Я снова возвращаюсь в Чечню уже второй раз за неполный год. С тех пор, как мы расстались с Магомедом, прошел почти год, и у меня появилась острая потребность снова увидеть Чечню и, конечно, Магомеда. Я даже не знаю, как объяснить свои чувства к этому мальчугану. Я себя чувствую ответственным перед ним так, как если бы он был моим братом или сыном. Сейчас я ехал на встречу с чеченской действительностью с какой-то смешанной с волнением боязнью. На дороге, ведущей в Чечню, показались БТРы с нагромоздившимися на них сверху, в идиотских позах, российскими террористами. Это напоминало картины с пиратами или тачанки с анархистами в исполнении советских художников - пропагандистов. При их виде я вспомнил о своих, почти годовой давности, злоключениях в предгорных чеченских селах. Тогда, еще до захода солнца, мы, попрощавшись с родственниками, на попутной машине добрались до села Магомеда.

Мать Магомеда и не старалась скрыть радость нашего благополучного возвращения, даже попыталась обнять сына. Но Магомед ласково отстранился, показывая этим, что он уже не ребенок и, мол, нечего его позорить при взрослых мужчинах. Отец, как и подобает чеченцу, внешне не проявил никаких эмоций к сыну, обнял меня и пригласил к столу. Но я заметил, как он украдкой смотрит на сына, и невольно я вспомнил взгляд своего отца: так смотрел на меня отец, когда я возвращался после долгого отъезда. Я рассказал родителям Магомеда о наших похождениях. Магомед, не говоря ни слова, напряженно слушал мой рассказ. Я прекрасно понимал чего он боится. Он боялся, как бы я нечаянно не раскрыл его тайну. Я сдержал свое слово. Магомед, вздохнув облегченно, рассказал о том, как мы лишились автомобиля «Жигули» шестого выпуска, на котором уехали отсюда.

Уходя в лес, мы ее оставили во дворе родственника. Российские бандиты, налетевшие на село в первую очередь отбирали частные автомобили под видом проверки документов. Хозяева, естественно, представляли документацию на свои автомобили, а мордовороты нагло на глазах хозяина сжигали документы и цинично заявляли, что он украл эту машину, в связи с чем, они его заберут. Точно также поступили с нашей машиной. Уговоры родственника, который старался вовсю, из чувства традиционной ответственности гостеприимства, не возымели никакого воздействия. Автомобиль был отогнан, и загружен тряпьем из домов, подвергаемых ограблению. Когда началась суматоха в селе, после брошенной нами гранаты, бандиты побоялись ехать на отобранных автомобилях. Спешно и трусливо покидая село, они подожгли их. Я сочувственно наблюдал за отцом Магомеда, понимая, что автомобиль в их семье был, как бы «кормилицей», так как он часто таксовал, зарабатывая на пропитание семьи. Я не заметил, чтобы он был расстроен, а наоборот, он смотрел на сына, и тепло его взгляда, казалось, ощущаю на расстоянии. Голос таксиста прервал мои вспоминания. Он предупредил, что мы приближаемся к пресловутому блокпосту «Кавказ-1». Не знаю, откуда загнали в Чечню этих, так называемых, российских военных, но все они кажутся одинаковыми: тупые лица и пустые алчные глаза. Чтобы избежать унизительной процедуры проверки на блок посту, я достал десятидолларовую бумажку вложил в паспорт и потянул, как я понял, старшему – здоровенной детине с красным лицом.

Надо было видеть выражение его лица при виде этой бумажки, чтобы ощутить свое превосходство над своим врагом. Красномордая детина проворно спрятал бумажку в карман и с довольной идиотской улыбкой на лице вернул мне паспорт, не прочитав даже фамилию. «Что он делает здесь? Ему бы пахать там, дома, в свинарнике, возрождая гибнущую глубинку России, а он торчит здесь, на блокпосту и попрошайничает. Ведь все равно им придется покинуть Чечню, неужели они этого не понимают?» - думал я, наблюдая за ним. Худощавый парень небольшого роста клялся, что у него нет денег, но детина, насупив брови, угрожающим видом отвечал, что ему придется задержаться здесь на сутки, пока они не проверят достоверность его документа. Мне стало его жалко. Я сказал детине, что этот парень со мной, и мы хотели бы вместе уехать, и передал ему еще 5 долларов. Детина, с той же дебильной улыбкой, изрек: «Я уважаю мужчин, которые умеют жить». Это, как я понял, означало, что я могу забрать парня. А что означает: «умеют жить», так я и не стал выяснять. Видимо, в его бычьих мозгах сформировался образ мужчины, как самца при долларах. Бедолаге, невдомек, что им никогда не быть такими как мы. У них нет основного аргумента – мозгов, а на грабежах много не заработаешь, да и пропьют ведь все, не просыхая. Возможно, он живым не выберется из Чечни, а если даже выберется, то, в лучшем случае – калекой. А кому он, детина, нужен безногий или безрукий? Точно – не Кремлю, который загнал его сюда на убой. Жил бы в своей деревне и пахал, польза была бы для русского народа, а так он пушечное мясо. Проблема России не Чечня, а собственные дураки. Ведь не даром один умник сказал: «Бог создал нас, русских, для того, чтобы другие народы видели, как нельзя жить». Мы проехали еще 7 блокпостов – везде одна и та же картина: тупость, алчность и цинизм. В отличие от первого блокпоста, здесь платил только таксист. Водитель такси, робкий мужчина лет пятидесяти, признался, что он новичок и везет пассажиров третий или четвертый раз, еще не ориентируется в системе «сборов», поэтому жертвует на блокпостах больше половины заработанного. Я расспрашивал таксиста о ситуации: как живут люди, что говорят… Таксист искоса посмотрел на меня, видно было, что он не доверяет мне. Он неохотно, монотонно пропел: «Война, дорогой, говорят, закончилась! Кто-то, какой-то реперендум, говорят, единогласно провел.

Боевиков тоже, говорят, амнистировали и они толпами во всеоружии, спокойно минуя блокпосты, идут сдаваться в Ханкалу, прямо к телевизионной камере. А для полного кадыровского счастья, говорят, не хватает выборов – ХЧП, и небесная манна, говорят, свалится на Центарой! Вот такие у нас, дорогой, новости». На вопрос, что означает ХЧП, он ответил пожатием плеч. Я понял, что он больше ничего не скажет. Я сказал, что долго был в Москве и не очень в курсе того, что происходит в Чечне, а в Москве рассказывают разное. «Ты не верь никому и даже своим глазам. Здесь приказано верить только Кадырову и Путину, будь они прокляты!» - зло процедил сквозь зубы пожилой пассажир. Таксист недовольно кашлянул, мол, не надо брат, неизвестно еще кто он. Более разговорчивым оказался парень, за которого я заплатил у блокпоста. Аббревиатура «ХЧП» расшифровывается, как «хьакха (свинья) хочет в президенты Чечни». Так произвольно расшифровал ее парень. Потом, как бы извиняясь, рассказал свою историю. Видно было, он хотел сменить тему. Оказывается, он больше двух недель находился в Ингушетии, где в больнице лежит его старший брат с тяжелым ранением. Ранен был в селе, которое подверглось артиллерийскому обстрелу. С его слов это обычная практика оккупантов, стрелять беспричинно по деревням и никто за это не несет ответственность. Наоборот, раненым приходится доказывать, что они ранены не в бою с оккупантами, а у себя в деревне под артобстрелом. «Трудная это процедура, циничная, - говорит он, - раненый трижды успеет умереть, пока ты соберешь нужные справки. Если ты и соберешь справки, то нет никаких гарантий, что раненого человека не заберут в Ханкалу, а там люди исчезают бесследно. Потом цинично заявят, что никакого раненого они в глаза не видели и российские военные по деревне не стреляли. Возможно, произошли столкновения между боевиками и раненые принадлежат к одной из противоборствующих бандгрупп. Представляете, что это значит – на исходе четвертого года войны говорить о «бандгруппах», устраивающих разборки с применением тяжелого орудия!? Разве это не идиотизм? Вот, в результате ночного обстрела села, безусловно, российскими бандитами и террористами были убиты 3 и ранены 8 человек. Снаряд попал в дом моего брата, в результате чего две его дочери 7 и 9 лет были разорваны на куски, а брат ранен осколком в голову. Жена брата с грудным ребенком на руках в ту ночь гостила у своих родителей, что и спасло ее от смерти. Я с трудом вывез брата из Чечни в Ингушетию, так как, во-первых, здесь очень опасно оставлять раненого в больнице, во-вторых, у меня нет денег, чтобы платить врачам и покупать медикаменты – здесь не только грабят оккупанты, но и «свои», - последнюю копейку отберут. Бесплатная помощь только для кафыровцев и оккупантов. А там, в Ингушетии, можно хоть какую-то помощь получить от гуманитарных организаций. В селе старая мать и жена брата с ребенком, хочу их проведать и сразу же, дотемна, вернуться обратно к брату.

Обстоятельства заставляет экономить деньги с риском для жизни: - «ты прости меня, что так получилось, я очень тебе благодарен». Парень назвал свое имя и село. Меня сильно расстроил его рассказ. Когда таксист довез нас до места назначения, я отозвал парня и протянул ему около 200 долларов мелкими купюрами, специально, предварительно разменянные мной для оплаты на блокпостах. Парень растерянно смотрел на меня. Я понял, что в нем борются чувства оскорбления и сомнений: - «Нет, я не возьму твоих денег! - твердо сказал он, – не для этого я рассказал свою историю. Я тебя поблагодарил за твой поступок на блок посту, но я не попрошайка! Если поедешь со мной в село - будешь моим гостем, а если нет, то прощай!» Он резко повернулся, сутулой походкой исчез за углом базарного навеса. Я довольно долго стоял с протянутой рукой с деньгами, и смотрел в ту сторону, куда ушел несчастный, но гордый парень и думал, как ему будет тяжело в этой проклятой Богом жизни. На меня начали обращать внимание. Положив деньги в карман, я пошел искать дом родственников. Это улица, вернее, бывшая улица, она мне знакома с детства. Кругом развалины и руины. Шел я по ней и восстанавливал в памяти ее прежний вид: вот здесь, где сейчас одни руины, стоял пятиэтажный дом, а здесь, где разломанный фундамент – красивый частный особняк из красного кирпича, а там – другой большой частный дом… Здесь…, здесь в бывшем доме, когда-то жила моя одноклассница…. Помню, выпускной вечер, мы красивы и молоды, шел 1979 год. Я с волнением и гордостью сообщил Луизе, что мы с другом подали заявления в военкомат с просьбой отправить нас в Афганистан для исполнения «интернационального долга». Вот, были же идиотами! Со слезными пеленами на глазах она восхищенно смотрела на меня. Тогда эти глаза были мне дороже всего на свете. Да и сейчас, как я почувствовал, не забыл их. Тогда летом несколько раз я здесь у ее дома встречался с ней. Судьба бросала меня из стороны в сторону. Мало интересовался я судьбами других и даже любимых, все всегда было некогда, - торопился жить. Интересно, где сейчас Луиза, как сложилась ее судьба? Я почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Недалеко стояла пожилая женщина, она подошла ближе и сказала: «Ты, видно, приехал издалека, поэтому не знаешь, что так долго стоять у края дороги и проявлять интерес к развалинам очень опасно. Тебя могут расстрелять и заявить, что ты ставил фугас. Такое часто здесь случается. Вот на днях старик по нужде отошел к руинам, а эти сволочи его расстреляли и еще по телевизору показывали тело несчастного, мол, убили боевика, устанавливающего фугас. Лучше уходи отсюда, пока не появились фашисты». Я поблагодарил женщину и тихо побрел по бывшей улице, вспоминая эпизоды из своей бывшей жизни. В подтверждение слов женщины я услышал гул моторов. На большой скорости, ехали три бронемашины, с нагромоздившимися сверху террористами. Они напряженно держали оружие, направленное на руины. Я не заметил у них той спеси, с какой они катались по контролируемым ими дорогам. Они явно боялись этих руин, в них они видели врага, и это их страшило. А знаете, мне было приятно видеть и осознавать, что улица, разрушенная до основания, не только не сдалась, а внушает врагам страх. «Куда вы лезете, быдло? - Не по зубам вам Чечня!» - мысленно бросил я вслед удаляющим оккупантам.

(Продолжение следует)

Мусост Алдамов – независимый журналист