Обращение к читателям!

Уважаемые читатели!
В течении последнего времени мы ожидали, что возобновится публикация глав книги чеченского журналиста и моджахеда Мусоста Алдамова «Магомед победит войну», которая остановилась 12 ноября 2003 года.
Мы были бы чрезвычайно благодарны тем, кто располагая хоть какими-то сведениями, сообщил бы нам о дальнейшей участи автора.

Редакция

Глава 2

Мы разговаривали на разные темы. Меня поразила его логика и глубина мыслей. Он после войны займется строительством. Обязательно окончит строительный институт. Он будет восстанавливать Ичкерию, разрушенная войной. Он мечтает быть участником строительства новой столицы Ичкерии, о которой говорил Джохар Дудаев. Но он не согласен с названием «Элийн-Г1ала». Он хотел бы назвать столицу так, как предложил Аслан Масхадов: «Джохар-Г1ала». Магомед уверен, что это будет самым красивым городом в мире. Незаметно мы перешли на политику. Он знает каждого политика, дает, на мой взгляд, очень точную характеристику каждому из них. «Имя Масхадова, - говорит Магомед, - нельзя отождествлять с политиканствующими субъектами, сбежавшими от войны. Он воин, политик, президент. Скажи, много ли в мире народов, которые, по праву, могут гордиться своими президентами? А мы имеем это право. Мы гордились Джохаром, его мужеством и бесстрашием. В истории любого народа редка такая последовательность, обычно за героем следует трус и теряет все, что приобрел его предшественник. Нам повезло, Аслан достойная смена Джохару, это знак от Всевышнего, что мы освободим свое государство от оккупантов».

«Магомед, не велика ли цена, которую мы платим за это освобождение?», - спросил я. Не знаю, о чем он думал, пристально глядя в мои глаза, но я почувствовал себя неловко. «Так говорят люди, которым наплевать на эти жертвы. Эту цену мы платим не добровольно! Кто хотел этой войны, кому она была нужна? Скажи, кому из нас, на твой взгляд, безразличны эти жертвы? Масхадову? Почти вся его родня погибла в этой войне, в том числе и родной брат. Он чувствует ответственность за каждого чеченца, погибающего на «зачистках», концлагерях и на полях сражения. Так, кому нужна это война, назови имя этого человека?! Я знаю, ты скажешь: - ваххабитам. Но покажи мне этого ваххабита! Где он? Его нет, потому что он выдуман! Исчез с началом войны. Может, вы думаете, если человек не курит, не пьет и ненавидит оккупантов, то он - фундаменталист? Понятно, что враг специально выдумал сказки об умеренных и фундаменталистах, чтобы разделить нас. Но почему вы поддаетесь этим уловкам? Почему повторяете его бред? Смотри, была амнистия участникам первой войны, многие обманулись, поверили, а где они сейчас, где сейчас те, кто красовались на телеэкранах, называя наше сопротивление неправедным? Они все убиты у себя дома при «зачистках»! Я воюю, чтобы выжить, не хочу быть зарезанным на «зачистках» как барашек. Ты мне предлагаешь не защищать свою жизнь? - он смотрел на меня, как мне показалось, зло, но, успокоившись, продолжил, - Это необъявленная война против народа и государства. Не дай мы достойный отпор врагу, жертвы были бы значительно больше. Посмотри, какие у них лозунги: «хороший чеченец – мертвый чеченец». Эти лозунги выкрикивают в Госдуме России. Придет день, когда я со своим отрядом захвачу это змеиное гнездо и заставлю их выкрикивать другие лозунги. Нам нельзя плакать по жертвам, когда главный вопрос: быть или не быть нашему народу и государству?!» Я не уверен, что смог в точности воспроизвести его слова. Он говорил так убедительно, что у меня не было желания высказать свои сомнения.

Но один момент я все-таки уточнил: «Магомед, а захват Госдумы, разве не терроризм?» Магомед ответил вопросом: «А мы с тобой сбежали от чего? То, что происходит в двух селах, откуда мы сбежали, как это назвать?»
«Масхадов же запретил отвечать террором на террор. Разве ты об этом не знаешь?»

«Конечно, знаю. Но я ежедневно вижу, как русские террористы сотнями убивают детей, женщин и называют это «спецоперацией». Если мы убиваем контрактника, чьи руки в крови наших детей, это называют «терроризмом». Вот и разберись, где, что. Аслан прав, мы никогда не будем убивать детей и женщин, как это делают российские террористы».

«Как тогда быть с Госдумой, там тоже есть женщины?», - не унимался я.
«Там нет мирных людей, - сказал Магомед, - все, за редким исключением, призывают уничтожить Чечню, превратить ее в дымящую яму. Там сидят одни ФСБешники. И, вообще, я еще не вхожу в структуры вооруженных сил, и волен, поступить так, как считаю нужным. Мой отряд не собирается цацкаться с врагом, каждый русский в ответе за своих террористов, пусть и они узнают, как тяжело терять близких и погибать самому. Мы это удовольствие им доставим».
«Ты же очень молод, Магомед. Ты хоть знаком с русскими, есть ли у тебя
друзья среди них?» Я его сильно удивил своим вопросом, он с недоумением
смотрел на меня, как на ненормального.

«Ты мне сейчас будешь рассказывать о том, какие они хорошие? Вот прислали к нам плохих русских, которых заберут обратно, а мы с хорошими русскими будем жить в дружбе, да? Эти сказки я уже слышал и видел тысячами этих русских, - они все моральные уроды. В бою, знаешь, какие они трусы? Раненые или попавшие в плен плачут как женщины, а когда убеждены, что бойцов в селе нет и некому оказать сопротивление, ты их видел бы – какие бравые, особенно, когда издеваются над мирными людьми, - чуть от храбрости не лопаются. Только люди без чести, подобно своре наших предателей. Я тебя очень прошу, не начинай говорить, как мой отец, что я не знаю русских, что есть такие, которые нам помогают и т.д. Может быть, есть, но их так мало, что о них и не стоит говорить».
Несмотря на просьбу Магомеда я сказал, что следует говорить о тех русских, которые осуждают действия кремлевских преступников, что не следует называть русскую нацию террористической из-за 200тыс отморозков орудующих в Чечне.
«Не надо заниматься самообманом, - говорит Магомед, - отморозков в России не 200тыс, а все 150 млн., иначе бы они спросили своих государственных террористов, за что они убивают народ. Ты, по-моему, наслушался наших горе – политиков, которые издалека судят о ситуации в Чечне. Некоторые из них умудряются заявлять: вот, мы, мол, особые чеченцы, окончившие вузы в советской России, имеющие друзей среди русских, способны вести удобные для России переговоры. На месте Аслана я бы срочно отозвал таких политиков и заставил бы понюхать здесь, чем пахнут их друзья из России. Поживи здесь еще один месяц, и ты сам поймешь, кто из нас прав, если, конечно, не дай Бог, до этого не попадешь в концлагерь, откуда исчезают бесследно или твое изуродованное тело не найдут на окраине села. Такие, вот наивные интернационалисты, играющие в друзей, и погибают в первую очередь. Я за эти 3 года окончил «Академию межнациональных отношений», не по шпаргалкам в аудиториях, а на «зачистках» и в боях, и нечего мне рассказывать байки! Если ты на Западе, - живи своей «озабоченностью» с нарушениями прав человека в Чечне, а если на Востоке, то иногда вспомни, что русские убивают чеченцев-мусульман, но чтобы это не было слышно в Москве, - могут пригрозить Америкой. Это все, на что вы способны. А здесь мы сами разберемся, конечно, без вас. Берегите себя, как бы демократические и мусульманские страны, озабоченные плохой ситуацией Путина в Чечне, не выдали вас России, внося свою лепту в борьбе против чеченцев, осмелившихся оказать сопротивление государственному терроризму. Если сказать честно, то я был бы рад таким откровенным их действиям, это открыло бы глаза нашим наивным политикам. К сожалению, они так не поступят. Будут играть в демократию, вводя вас в заблуждение, а вы будете радоваться тому, что вас не выдали России. Унижаясь, будете боготворить игроков, торгующих вашими судьбами и кровью нашего народа». – Его глаза сверкали, и пока он на одном дыхании выплескал обиду, я как завороженный, ожидал стрелу молнии из его сверкающих глаз. Невероятно, но он точно и правильно понимал ситуацию за рубежом, находясь в Чечне, где СМИ на уровне российской пропаганды, где ежедневно идут боевые действия, где, казалось бы, нет возможности доступа к информации. Дальше, говорить что-либо на эту тему было бессмысленно. В этом маленьком по возрасту человеке чувствовалась такая внутренняя сила, которая способна убедить любого в своей правоте.

Мне почему-то не хотелось, чтобы Магомед причислил меня к тем, кого он считает наивными. Поэтому я перевел разговор на личности чеченских политиков. О них он рассказал много интересного.

«Здесь в Чечне, - говорит Магомед, - нет никаких разногласий, все командиры подчинены президенту и выполняют его приказы, за редким исключением, - нас молодых, которые еще не входят в военные структуры. Но это временно, когда нас заметят, мы тоже полностью подчинимся приказам президента, а пока – мы партизаны. А партизанов-политиканов оказалось за рубежом больше, чем наших политиков. Вот у них там идет борьба не против российской пропаганды, а между собой, дискредитируя нашу власть. Закончится это тем, что мы их всех завезем в Чечню, и будем судить каждого. Каждый ответит за свои действия, и никто не заступится за подонков. Мы не повторим ошибки прошлого, когда после войны простили всем, да и подарили подонкам властные полномочия, что дало им возможность дискредитировать власть и издеваться над бедным народом. Мы будем умнее, чем в прошлый раз».

«А сколько тебе было лет в конце прошлой войны? – спросил я. Вопрос явно не понравился Магомеду. «Какое это имеет значение? – раздраженно ответил Магомед. – Я все видел и понимал».

Долго мы еще обсуждали эту тему. Для меня было странно, что он в этих обсуждениях не произнес ни одно имя чеченских «пророссийских» политиков. Когда я спросил, кто для него Кадыров. Он коротко сказал – «хьакха», что в переводе на русский язык означает – «свинья». Так он и заявил, что в народе по-другому его никто и не называет. Магомед считает, что Кадыров не заслуживает его внимания. «Какая нам разница, кто в шестерках у оккупантов, хьакха или чанг1алкх (шакал), от них ничего не зависит, они невольники, торгующие своей честью и совестью. Хьакха, недавно выступая, признался, что он бессилен предпринимать что-либо, если оккупанты заберут его собственную жену. Мне этого беспомощного животного жалко», - говорит Магомед. «Ведь это «животное» помогает оккупантам уничтожать людей, оправдывая их действия перед миром. Почему ты его жалеешь?», - спросил я.

«Ты не так понял меня. Я сказал, что жалею его как животное. Пойми, он - животное, которое на поводке у оккупантов и они водят его напоказ иностранным гостям. Я жалею любого, кто в неволе. А, хьакха, уже не человек. Тратить на него ненависть – это значить, не уважать самого себя. Хьакха заслуживает презрение. Я бы его не убил, это было бы слишком негуманно с нашей стороны. Я бы в центре разрушенного Грозного построил железную клетку, посадил бы туда его и всех предателей, и люди ходили бы смотреть на этих животных».

«Их же много, и клеток не хватит и, вообще, реально ли это, ведь многие готовы их растерзать, - сказал я, - вряд ли до клеток довезешь?»
«Видно, что ты давно покинул Ичкерию, - сказал Магомед. - Нам ничего не стоит хоть сегодня убить его. Но это ничего не изменит. Его заменят другим животным, импортным, из Москвы. Мы их всех знаем, знаем, кем из них его заменят оккупанты, если мы эту уничтожим. А это нам не выгодно, пусть сами его убивают. Велика ему честь - умереть от наших рук. Предатель должен сдохнуть от рук своих хозяев. А клеток хватить, не так уж их и много. Оккупанты внушают людям, что чуть ли не каждый второй чеченец доносчик. А на самом деле, они - единицы. Правда, бывает, на пытках не выдерживают и наговаривают на себя и на других. Если даже на пытках человек ничего и не сказал, то для его дискредитации хватают людей, как будто их он выдал. А так, в нашем селе двое, которые сотрудничают с оккупантами. Они понимают, что они под нашим прицелом. Ребята хотели их прикончить, но я сказал, что не следует этого делать. Лучше их знать и контролировать, чем подозревать других. ФСБ получает информацию сочиненную нами. Я постоянно говорю своим друзьям: нам нельзя даже на минуту забывать, кто у нас главный враг. Нет большой беды в том, что если судить и расстреливать рьяно сотрудничающих с оккупантами подонков. Но нельзя нашу борьбу с оккупантами превратить в борьбу с чеченцами. Этого и добиваются оккупанты. Раньше я тоже был настроен так: убивать предателей без всяких разговоров. Однажды мы по одиночке взяли и повезли в лес тех двух доносчиков из нашего села с намерением расстрелять. Я остановил ребят и сказал, давайте постараемся понять, почему они, наши односельчане, и не меньшие патриоты, чем мы, вдруг стали доносчиками, ведь в первую войну они воевали против оккупантов.

Вот, смотри, как вербуют спецслужбы доносчиков. Одного взяли на «зачистке» и повезли в Ханкалу. Его измученного пытками поволокли в какой-то вагончик. Там офицер ФСБ выложил перед ним архивные документы и сказал: «Речь даже не идет о тебе, ты и так мертвец за участие в войне против российских войск. Ни одного участника войны мы не оставим в живых. Речь идет о судьбе твоих детей, которых мы сейчас уничтожим. Ты не думай, что мы убьем их сами, нет, Россия гуманная страна, детей убивать не станем, но мы поможем их убить вот этим, - показал список с десяток фамилий, - они внуки тех, кто погиб в 30-годах по доносу твоего дедушки. А кровную месть среди чеченцев, как ты знаешь, никто не отменял, - ехидно заметил офицер. Я дальше уже ничего не соображал. В больном воображении возникали сцены, как эти люди убивают моих детей. Я, который до этого уже решил для себя, что приму смерть достойно и не буду забыть сыновьями, которые подрастут и отомстят за меня, вдруг понял, что враг не хочет ограничиться моей смертью. Он лишил меня моей последней надежды. Несколько дней меня оставили в яме со своими кошмарами. Я готов был на все, лишь бы спасти своих детей», - говорит доносчик.

Когда его, почти умирающего, поволокли в вагончик во второй раз, и офицер предложил ему сотрудничать, «из-за жалости к нему и к его детям», он согласился и подписал предложенную ему бумагу. Он, два раза в неделю, должен доносить о ситуации в селе, выявлять боевиков и сочувствующих. Как только он перестанет доносить, они запустят маховик кровной мести. Это, конечно, ерунда, кровники так бездумно не набросятся на его детей. Но ФСБ может организовать подобное. Он прекрасно это понимает и не боится смерти. Он хоть сегодня готов предложить свою кровь за кровь безвинных жертв дедушки-доносчика. Смысл его действий заключалась в защите своих детей и, ослепленный этим инстинктом, он потерял рассудок.

Расстрелять его было проще всего, но я решил попробовать образумить его, хотя мои ребята и требовали расстрела. Я оказался прав. Безоговорочные расстрелы усугубят наше положение. Мы решили «оружие» врага использовать против него же. Благодаря этому мы уже имеем информацию из логова врага. (Магомед также рассказал историю вербовки второго доносчика. Но, учитывая специфичность этого случая, решил об этом пока не писать, так как этим могут воспользоваться оккупанты для определения населенного пункта. Сегодня ФСБ занята шантажом потомков-доносчиков архивными документами КГБ).

Многие еще могут служить народу, таких людей не надо убивать, а им надо помочь. Так что, думаю, большая клетка на 30-40 человек хватит на всю Ичкерию». Мне было интересно услышать фамилии тех, кого он перечисляет к этой цифре. Новых фамилий я не услышал. Правда, он назвал незнакомое мне словосочетание: «Х1уттут-сюьлт1г» и «Къюьрдг», т.е. «Удод – суьлт1г» и «Курица-наседка». «Х1уттут-сюьлт1г» - оказывается, так называют в Чечне Султыгова, - «представителя президента России в Чечне по правам человека». Это уничижительное прозвище он «завоевал» в рекордно короткий срок, почти с первого своего публичного выступления. В Чечне хорошо помнят, как после первой войны он выступал за шариатское государство, обвинял Масхадова в связях с вражеской Россией: - «Он не хочет построить истинно шариатское государство, он куплен Москвой», - кричал тогда «Х1уттут-сюьлт1г» в толпу, выдавая себя за рьяного сторонника Басаева. Удивительно меткое прозвище – птица-пустозвон. И удивительно странная и быстрая трансформация человека из радетеля шариата в антиисламиста. Видимо, ситуация для ФСБ тяжелая, если один за другим рассекречивают свои лучшие кадры.

«Къюьрдг» - так называют Сайдуллаева, видимо, за его игру в «русское лото». Помню, его раньше в Чечне называли – «Т1арахьовзориг». Всем национал предателям народ дал прозвища животных. Разговаривая с населением, я убедился в правоте Магомеда, который говорил о Кадырове, как о животном. Это было не его определение, а всенародное и народ, иначе, как животных их не воспринимает. Аслаханов – таракан. Гантемиров – чанг1алкх, т.е. шакал. «С помощью оружия, - говорит Магомед, - невозможно изменить презрительное отношение чеченского народа к России и к своим предателям. Видимо, в российских верхах большой дефицит разума, если за три года войны это не дошло до них. Будем терпеливо и доходчиво объяснять, пока не поймут».

«Чеченский подросток Магомед, умнее и мудрее Путина и его банды. Правда Магомеда, сильнее, чем их бред. Он их обязательно победит!», - убежденно думал я, слушая недетские рассуждения совсем юного Магомеда. Возня Магомеда в углу помещения прервала меня от мыслей. Он совершал омовение. Не говоря ни слова, он помолился. Только сейчас я посмотрел на часы. Было время обеденного намаза. Я опять удивился этике Магомеда. Он не демонстрировал и не навязывал набожность, а тихо выполнил свой долг перед Богом, оставляя мне выбор, поступить так, как сам захочу. Конечно, я мог делать вид, что ничего не замечаю, - ситуация позволяла. Но мне стало стыдно оттого, что я, взрослый человек, спокойно живущий вдали от этого кошмара, не всегда обязателен в долге перед Богом. Больше думаю о своем престиже среди верующих, чем о бескорыстном исполнении долга. В Магомеде этого нет, все в нем естественно и красиво. Это естество его жизни - быть обычным, там, где мы, взрослые, фальшивим в угоду каких-то выгод. Естественную для человека веру в Бога мы возносим в культ, как будто это заслуживает приоритет в земных вопросах. Поэтому, мы сегодня видим, как вчерашние самые активные «верующие», с именем Аллаха и пророков на устах, доказывавшие нам, что не мыслят Чечню без шариата, сегодня с такой же активностью доказывают обратное. Они, в буквальном смысле, сменили Бога на Кремлевскую ябеду. Это говорит о том, что в их душах никогда не было Бога. Их Бог – тот, от кого сегодня зависит полнота их желудков.

(Продолжение следует)

Мусост Алдамов – независимый журналист