Загадка Катыни

CHECHENPRESS. Отдел публикаций и СМИ. 20.04.2010 г.

Ужасы сталинской власти ее преемники признали еще на ХХ съезде КПСС, ужасы коллективизации, и массовых убийств, и выселений народов. Ни Горбачев, ни Ельцин, ни Путин, ни Медведев, эти признания не опровергали. Признав репрессии, пусть не шестидесяти, а «всего лишь», согласно докладу Хрущева, семнадцати миллионов, странно оспаривать убийство 22 тысяч казненных в Катыни польских офицеров, взятых в плен на неправедной войне.

И вот глава российского правительства Путин встал на колени перед монументом в честь убиенных поляков, как некогда Вилли Брандт перед монументом погибшим в варшавском гетто евреям. Но следственные дела все еще не открыты и Польше не переданы. А Европейскому суду правительство Путина недавно ответило: «Оказалось невозможным определить обстоятельства захвата польских граждан, их содержание под стражей и в лагерях НКВД СССР, характер предъявленных им обвинений и то, была ли доказана их вина. Оказалось невозможным получить информацию относительно выполнения решения по расстрелу конкретных лиц, так как все записи были уничтожены и восстановить их невозможно». Вот, оказывается, отчего польские офицеры все еще не реабилитрированы, то есть, по российским законам все еще числятся уголовными преступниками. И поди пойми, чего ради наш премьер преклонял перед «преступниками» колени!

Зачем хранят эту тайну, когда множество подобных гласность раскрыла? Ответ ужасен, но прост. После договора Риббентропа – Молотова и четвертого раздела Польши, в которую Гитлер, нарушив пакт о ненападении, вторгся 1 сентября, а Сталин 17, 28 сентября стороны заключили договор о дружбе и границе, как будто никакой Польши и нет. А 1 марта в Варшавском генерал –губернаторстве, как именовали свой кусок Польши гитлеровцы, стали хватать виднейших военных, политиков, заметных граждан, и вскоре под Варшавой расстреляли более трех тысяч. Гитлер говорил: «Безусловно, следует помнить, что польское дворянство должно исчезнуть, как бы жестоко это ни звучало. Его необходимо уничтожить повсеместно. (…) Посему все представители польской интеллигенции подлежат уничтожению».. Уничтожать польское дворянство, «как класс», Гитлер начал 1 марта. 3 марта Берия внес в Политюро, а 5 марта оно, во главе со Сталиным, приняло аналогичное решение, постановив, чтобы пленных польских офицеров срочно приговорили к высшей мере наказания.

Протоколы Политбюро еще непроницаемей, чем следственные дела, и невозможно сказать, ссылались ли там на ходатайство Гитлера или сами решили, что «все представители польской интеллигенции подлежат уничтожению». Не будем утверждать и что сроки не могли с такой точностью совпасть случайно, Но никуда не деться от того, что совпала сущность содеянного. В этом убийстве «всего лишь» двадцати двух тысяч человек, не первом и не самом массовом в нашем отечестве, едва ли не впервые наглядно обнаружилось единство двух режимов, разного, казалось бы, происхождения, с разными вроде бы идеологиями и совсем разными пророками. Договор коммунизма с нацизмом о ненападении можно было объяснять внешне-политическими соображениями, которые, при всей их пустоте, по сей день в ходу. Совместная ликвидация коммунистами и нацистами польской интеллигенции, как класса покоренного ими сообща народа, шла ли она по договоренности или просто в силу родственной параллельности мышления, - уже не внешняя политика, а социальная, которой подчиняют уже не собственные страны (Судьба интеллигенции в той и другой, известна.), но покоренную, а в перспективе – весь мир.

О польских могилах в Катыни первыми в апреле 1943 на весь мир сообщили гитлеровцы, якобы только в феврале узнавшие о них от местных жителей. Гитлеровская армия захватила смоленские земли в июле 1941, и трудно поверить, что о советских расстрелах поляков нацисты полтора года не подозревали. Но 2 февраля 1943 года они капитулировали под Сталинградом, и сознание предстоящего отступления побуждало искать сочувствие у поляков, до того не менее жестоко уничтожавшихся нацистами. Война изменила мотивации, но до нее ликвидация польской интеллигенции была совместным делом обеих напавших держав. Катынские могилы потому и тревожат не одних поляков, что это - памятник сущностного единства коммунизма и нацизма. В утаенных протоколах и следственных делах не может не парить общий дух, даже если практика не была согласована. Вот его и хотят всеми силами утаить, скрыть, не выдать.

Потом два дракона сцепились друг с другом. Такое не редкость. И в древности и в Новое время страны однотипного строя не раз и не два воевали меж собой. Но им не к чему было скрывать свою однотипность. А Российская федерация потому и не признает единства коммунизма с нацизмом, что коммунизм не преодолела, осудив его лишь на словах, и болтая об его отличиях от нацизма, отнюдь не сущностных.

Путин объяснил Катынь личной мстительностью Сталина, политически руководившего в 1920 неудачным польским походом Красной Армии, оставившей там в плену чуть не тридцать тысяч бойцов, немалая часть которых умерла от недоедания и болезней. Иных в плену, возможно, и убили, но ничего похожего на продуманную катынскую ликвидацию там не было. Дело не в событии двадцатого года. Да и Сталин, при всей мстительности, не слепо ей отдавался, а был рационален. Его рациональность, конечно, часто выглядит глупостью оттого, что другими людьми и задачами, кроме сиюминутных собственных, он часто пренебрегал и замечал их, - порой весьма проницательно, - лишь там, где мог извлечь пользу для себя. Тогда мстительность отходила на второй план. При всем своем злодействе и прочих качествах, Сталин был человеком более крупным, чем нынешние его подражатели. Но убивая польских офицеров, явно не думал, что через полгода по отношениям с Германией пойдут трещины и, еще до 22 июня 1941 придется собирать людей, способных создать будущую польскую армию, и о Катыни, как об ошибке, заговорит даже Берия, ее предложивший.

Единственным, что Путин на церемонии, устроенной, чтобы поляки не вспоминали, что с жертв не сняты уголовные обвинения, сказал справедливо, было то, что в катынском убийстве нельзя винить русский народ . Народ в нем не виновен, как не виновен, в коллективизации и прочих преступлениях режима. В нем виновно государство - советская (бывшая Российская) империя. И нераскаянная вина остается на ее правопреемнике, Российской федерации. Катынь - не бесцельное злодеяние, не трапеза людоеда, это один из первых после гражданской войны шагов к расширению империи, к обращению и других народов в рабочий скот. Оттого к ней и прибавилась вина в гибели польского президента Леха Качиньского и видных польских государственных деятелей, летевших на траурное поминание.

Не надо только, как нынче любят, искать вину в заведомом заговоре, в преступном умысле. Никто сознательно не портил самолет, не выпускал по нему ракету, и пилот не был дагестанской шахидкой. Но трагический финал был предопреден поведением российского руководства по отношению к польскому президенту и его желанию присутствовать на торжественно-траурном поминании в Катыни. Имперская нелюбовь к нему понятна. Более других в Польше и Европе, Лех Качиньский противостоял возрождению империи. Оттого и активно поддерживал борьбу Украины и Грузии за независимость. Противники независимости не любили его повсеместно, не только в России, с которой он искал и порой достигал взаимовыгодных равноправных соглашений. Он противостоял Лиссабонскому договору, подорвавшему основу Евросоюза, еще его праотцем де Голлем провозглашенного «Европой государств», а ныне обращаемого в государство «Европа», потенциально в империю. Как ни оценивать те или другие аспекты его внутренней политики, он запомнится, как страж независимости Польши, сын своих родителей, участвовавших в Варшавском восстании, поднятом и против Третьей империи и против Советской. Путин не мог его любить.

Но любовь – не единственное, чем надлежит руководствоваться государственным деятелям. Им нельзя отдаваться лишь своим чувствам, даже лишь своим взглядам. Долг должностного лица, даже избранного самым демократическим способом, думать не только о своих сторонниках, но служить всему народу. И во внешнем мире оно не вправе, милуясь с милыми сердцу, хамить другим.

Наше начальство пригласило приехать с премьером Туском в Катынь ряд уважаемых государственных деятелей Польши, и Валенсу, и Мазовецкого. Но главу польского государства не звали. Когда он известил наших о намерении приехать, ему отвечали несуразно, сперва даже вроде, что не получали от него письма, видимо, затерялось. Дошло до того, что согласились впустить президента с частным визитом. И не оттого ли его самолет был переполнен виднейшими людьми, что они сочли поведение России недружественным, чтобы не говорить резче, и своим присутствием хотели отстоять достоинство своей страны. Заметим, что с ним летели отнюдь не только однопартийцы, достаточно вспомнить вице –спикера сейма Ежи Шмайдзинского, уже названного кандидата левых сил. в президенты на предстоявших осенью президентских выборах, открытого соперника и Качиньского и кандидата партии Туска спикера сейма Коморовского.

Можно спорить, привозили ли на старый военный аэродром тремя днями раньше, к прилетам Путина и Туска, современные навигационные приборы, оставили ли их к прилету Качиньского, и какова была диспетчерская служба, обычно не только дающая пилоту советы, но в любых случаях имеющая право запретить посадку. Можно гадать был туман густым или не очень, и почему предлагали сажать самолет в далекой от Катыни Москве, откуда быстро до Катыни не доберешься, и куда, к тому же, Качиньский с первого дня президентства лететь не хотел, повторяя: «Мы будем рады видеть Путина в Варшаве». На эти и другие вопросы ответит следствие, если его проведут вместе с польскими, а еще бы лучше, и международными экспертами. Не стоит до получения полной информации в эти споры входить. Но бесспорно, что полет президента Польши и виднейших ее политических деятелей по случаю едва ли не самого трагического события польской истории ХХ века по воле российской власти был частным, что само по себе наперед снижало уровень его точности и безопасности. Ответственность за полет российская власть с себя сняла, что и без специального намерения убить привело к гибели президента и его спутников. Чтобы это видеть, не нужны черные ящики. Бог весть, что было у Путина и Медведева в головах, откажемся от страшных предположений. Но то, что они хотели сорвать визит, помешать поклониться дорогим покойникам, - на самолете были и родные убитых в Катыни – сомнений не вызывает.

Государственная деятельность, больше любой другой, издавна требовала способности хоть иногда уступать. Только коммунисты и передовой отряд их партии, чекисты, положили такой норме конец. Они отступали лишь под давлением превосходящей силы, либо в своих сугубых интересах. А где могли, как правило, уничтожали несогласных, внешних – колонизировали, внутренних – ликвидировали, как класс. Путин прекрасно это помнит, и отлично провел церемониал примирения, не сделав и шага для реального примирения, не реабилитрировав убитых и не передав польским властям все до одного документы, - от протокола Политбюро от 5 марта до протоколов захоронения. Его беспокоило, что скажут Качиньский и другие, не перечеркнут ли их речи так красиво и трогательно разыгранное примирение. Вот и хотелось их задержать, сорвать церемонию, способную заслонить проведенную накануне. Но тут-то и следовало взять себя в руки и примириться, если хочешь примирения. А он предпочел большевистско-чекисткую непримиримость, всегда ведущую к несчастью, не обязательно наперед планируемому.

Стоит, впрочем, и польского премьера спросить, как он позволил себе официально ехать в Катынь, соглашаясь на частный визит президента. Конечно, они с Качинским непримиримые противники, и у премьера, который в Польше весомей президента, все права отстаивать свои позиции при покупке русского газа или отказа Америке в установке ПРО. Но Катынь - не партийная позиция, перед ней поляки равны, независимо от должностей, это символ независимости Польши, как для нас Куликово поле или Бородино, за которым, к тому же, последовали не краткие захваты столицы, как у нас, а долгое правление московских марионеток.

Признаться, наблюдая внутренние польские события, я чаще сочувствовал не партии Качиньского, а партии Туска, и в пунктах их разногласий мои мнения не дрогнули, кроме, может быть, главного. Плохо верится, что господину Туску и его партии, принявшим церемониал примирения в российской режиссуре, как обычно, искусной, но без открытия бумаг катынского дела и официальной реабилитации жертв, независимость Польши дороже линии партии и своего успеха.

Поляки и русские схожи меж собой больше, чем поляки с западными, а русские с восточными соседями. Их вековые распри кажутся порой семейными. Но семью сохраняют лишь там, где взаимозависимость ее членов не перерастает в привычку одного попирать других и семьдесят лет подряд стоять на своем. Вот Путин и на колени встал, а упустил случай назвать преступление преступлением и кончить дело миром со всеми поляками. Не колени надо было преклонить, а правду признать и выговорить, что не жертвы сами виноваты, а наше великое отечество. И не прятать протоколы его деяний.

Поэль Карп
Myweb.tiscali.co.uk/poelkarp/