«Чем нас можно удивить?»

CHECHENPRESS, Отдел публикаций и СМИ 07.02.2010 г.

Чеченпресс продолжает публикацию дневников Петра Ткалича.

28    января. Напечатано на «Каспаров.ру»: «Один из жителей Речника Александр Навроцкий, дом которого должны снести следующим, угрожает самосожжением. В его доме забаррикадировались около 20 человек. Они готовятся к осаде. Между тем Юрий Лужков полностью поддерживает действия правоохранительных органов в поселке».

Человек хочет себя сжечь. Это трагедия? Или из категории: «Эка невидаль!». Тут недавно 150 человек за раз сгорело. Общество пережило это достаточно спокойно: «Моя хата с краю, а пожар был в другом конце деревни!». Да сколько мы уже этих пожаров пережили! Горели дома престарелых, дома сумасшедших, «ментовки», банки. Чем нас можно удивить? Ну, сгорит ещё один человек. И что? Мир перевернётся? Да ни кто даже не вздрогнет!

«Между тем Юрий Лужков полностью поддерживает действия правоохранительных органов в поселке». Конечно, Лужков поддерживает. Во-первых: это не милиция будет жечь Александра Навороцкого. А во-вторых…. Во-вторых: это если бы жена Лужкова, раздувшегося клопа, предупредила о своём самосоженнии. Нет, это неудачный пример. В семейной психологии клопов я не разбираюсь. Зато мысли человека, отчаявшегося, лишенного возможности что-то изменить, который от собственного бессилия заявил о самосожжении, в какой-то мере мне близки и понятны.

Помните эпизоды нашей отечественной истории: озверевшие кулаки с вилами бросаются на передовых представителей пролетариата, которые выселяют мироедов из их добротных домов, построенных за счёт нещадной эксплуатации деревенской бедноты? На чьей стороне были наши симпатии? Ну, мы же все ещё недавно были пионеры, дети рабочих. Чувство непримиримой классовой ненависти по-прежнему распирает нас. А кулаки, вдобавок, зерно прятали. Но что они думали, когда их раскулачивали? А ни чего. Брали вилы в руки. Чур, меня, чур! Я не экстремист и не призываю к экстремизму. Я пытаюсь передать настроение и мысли Навороцкого.

Простой советский человек, поставленный в безвыходную ситуацию. За вилы браться? Да как можно? Против такого же советского человека! С вилами наперевес? Упаси Бог! Нет, вот если будет команда террориста «замочить». Или омоновской дубинкой по башке несогласных. Или милицейскими ботинками потоптаться по бездвижному телу. Можно в Грузию съездить, на танках, за унитазами. За «Хаммерами». Тут кому как повезёт, согласно штатному расписанию: кому унитазы, кому «Хаммеры». А потом со злорадством хихикать над грузинами: «Как мы их!». Это запросто. Но, когда ты один на один остаёшься против собственного государства. И оно враг твой. И когда твой народ против тебя. И закон. Что можно сделать?

Высоцкий пел о волках и красных флажках. Волк не может нарушить запрет, очерченный красными флажками. Нельзя. Тут нет выбора! Выбора нет, а протест есть. Это не просто несогласие. Это крайнее, обострённое возмущение; протест против того, что тебе не дают жить. Жить, в прямом смысле этого слова. А как протестовать? Против великой и любимой родины? Против живодёрской политики всеми обожаемого национального лидера? Как можно? Что остаётся тут советскому человеку? А снять с себя шкуру. На виду у всех. Демонстративно. Что? Не хватит силы и терпения? Ну, тогда сжечь себя. Опять же, на виду у всех. Пусть мэр Лужков приходит. Пусть будет без перчаток: руки можно погреть у открытого огня.

 Кто-нибудь знает, что это такое – принять подобное решение? Я говорю о самосожжении. Его же надо быстро исполнить. Потому что ЖИТЬ, приняв такое решение, невмоготу. Когда несколько дней назад, от нашего дома, ни с чем, уехал пристав, прибывший за нашим описанным имуществом, с обещанием вернуться, я понял, что надежды не осталось никакой. Кругом одни суки продажные. Надеяться на справедливость, хотя бы на милосердие…. Защитить свою семью я никак не мог. Мы обречены. Тогда я принял решение.

 Подозвав Олю, сказал ей, что завтра, если приедет пристав, она ни во что бы не вмешивалась. Что бы ни происходило, она не должна мне мешать. Это моё главное условие. Впервые, за тридцать с лишним лет совместной жизни, я просто диктовал ей условия. Оля была вымотана нашим бурным общением с приставом и выслушала меня достаточно безразлично. Как она потом сказала: «Я решила, что ты хочешь закидать его яйцами». Нынче вообще мужиков ни во что не ставят. Придумает такое: яйцами закидать.

 Как и того несчастного, из «Речника», выбор у меня не велик. Но я знаю, что самоубийство это грех. Поэтому я решил, что если приставы опять начнут приставать, то я, на глазах у всех, вначале, ножом пробью себе ладонь и потребую, что бы они ушли. Иначе я перережу себе вены. Поэтому мне было нужно, что бы Оля не мешала своей истерикой. Приняв решение, я успокоился и помолился: «Господи, я знаю, что самоубийство это грех. Так же как, наверное, умышленное членовредительство. Но у меня нет выхода. И если Ты этого не хочешь, то это не произойдет. Верю: Ты не допустишь такую ситуацию».

Я это описываю не для того, что бы афишировать своё решение и мои переживания по этому поводу. Это так бы и осталось со мной. Но я хочу, чтобы для кого-то стали ближе и понятнее переживания Александра Навроцкого. О котором так мимоходом и начихательски пишут, что человек пригрозил самосожжением. Сидя за обеденным столом, поворачиваю ладонь к верху и начинаю рассматривать рисунок на ладони: где-то здесь воткнётся нож. Бить в ладонь надо подальше от запястья. Потому что к запястью косточки ладони сходятся теснее. Страшно попасть в кость. Как это будет? Кто-нибудь тянул гвоздь из доски гвоздодёром или плоскогубцами? Он не идёт вначале и нужно сделать рывок, усилие, что бы сдёрнуть его с места. Тогда он пойдёт с насиженного места. Выдернуть нож из кости…. Б-р-р-р!

Оля за столом просит ещё нарезать хлеба. Я беру нож и ощущаю ладонью, какая маленькая рукоятка у кухонного ножа. Две тоненькие полоски из дерева, приклёпанные к стальному лезвию. Нож ОКАЗЫВАЕТСЯ какой-то игрушечный, неудобный. Он совсем не для ЭТОГО. Вот ТАК его и в руке-то держать неудобно. Я растерянно сжимаю нож в кулаке: эта рука останется здоровой…. Растопыриваю пальцы на левой руке. Голос пристава: «Да кто ты такой? Кто ты такой? Всё имущество записано на Ольгу Николаевну!». Кто я такой? Действительно, кто я такой?

 Как сходят с ума? Для внешних, повод может выглядеть совсем незначительным. Это как вытаскиваешь гвоздь из дерева: вначале незначительное усилие. Толчок. А потом гвоздь сам пойдёт, почти без усилия. Он будет выходить из дерева, оставляя за собой пустоту. Чем заполнится эта пустота? Вера в здравый смысл, в торжество справедливости, ощущение реальности происходящего покидают тебя. Пустота. Осталась внутренняя пустота. Чем она заполнится? Что СЕЙЧАС в неё просочится? Откуда? Голос Оли: «Ты думаешь, хлеба хватит?».

Я смотрю на стол: сбоку от меня начатая булка хлеба. В руке у меня нож. Перевожу взгляд на Олю. Она смотрит недоумевающе. Надо дорезать хлеба ещё. «Нет, не хватит» – и тянусь за булкой.

Рифхата Хакимова отправили в «психушку», на экспертизу. Он назвал в своей листовке прокуроров, судей и прочую шелупень в Первоуральске пофамильно, и обвинил их в коррупции. Одно дело знать об этом. Все знают. Можно говорить об этом. Естественно, среди своих. Все говорят. Но сказать вслух то, что знают все и выпустить листовку по этому поводу! На это способен только ненормальный. Врачи не подтвердили подобное утверждение этой шелупени. И сейчас обиженные завели на него дело. А вот если меня положат в психушку (надо помолиться, что бы Бог этого не допустил), то там меня сразу «расколют». Во-первых: я хожу зимой без шапки. Во-вторых: я не пью и не курю (все понимают, что это ненормально). В третьих: я посещаю церковь, которую этот Гунявый, нет, Гундяев, объявил сектой. И, наконец, я много думаю. Хотя, как определить: много человек думает, или мало?

К чему я всё это? Попробуйте пережить то, что чувствует  Александр Навроцкий. Когда он закуривает и берёт в руки зажигалку. Когда он смотрит на пламя. Как он спит ночью? Как жить с ЭТИМ? Ведь так долго не протянешь. Психика не выдержит. Но это неважно. Цитата: «Важно другое: в каком обществе мы хотим жить? В правовом государстве, где существует приоритет закона? Или среди беспредела, где закон что дышло, а всем правят «понятия»? Господа политики и общественные активисты! Предъявляя власти требования соблюдать законы, следует и самим эти законы соблюдать. И в случае, когда закон оказался на стороне чиновников, а не частных лиц, следует поддержать законные требования чиновников, а не вставать на защиту граждан, нарушающих законы. Иначе получаются те самые пресловутые двойные стандарты, против которых вы, вроде бы, активно боретесь».

Во как! Тогда объясните почему соблюдение законов в России должно начаться с меня. Или с Александра Навороцкого? А не с этих разбухших клопов, безуспешно борющихся с коррупцией? Ну, почему мы опять крайне, а не те борцы с коррупцией и блюстители ИХ закона? У меня был друг в Киргизии. С ним невозможно было ходить после дождя. Там, после дождя, дождевые черви вылезали на тёплый асфальт. Я шёл, стараясь не смотреть под ноги. А мой друг старался не раздавить ни одного червя. Для него червяк был ЖИВОЙ. Чувствует ли червяк боль? Чувствует. Он извивается, когда в огороде лопатой располовинишь его надвое. И тут же, рядом с ним, другой червяк шустро старается уйти под землю.
 
Мы так же делаем. Бессовестные, безжалостные (а откуда взять другие качества?) советские люди даже без интереса наблюдают за тем, кто попал под лопату и извивается раздавленный. Идёт же процесс копки огорода! Ну, пристали к тебе приставы. Так по закону же! Ещё два миллиона, вдогонку, потом заплати за то, что тебя без крыши оставили. Что? У них дома богатые? Но не у всех же. А тем, кто богатые, разве не жалко дорогой дом терять? Как меня достали эти завистливые, всю жизнь голодные совки! Десять лет назад мы купили недостроенный дом. Весна, лето, осень и мы перешли жить в него. У нас работали бригада таджиков. Дай Бог им здоровья!

Как пошли в прокуратуру заявления от бдительных советских граждан! На какие средства главный бухгалтер Рефтинской птицефабрики построил дом? Четыре проверки было. И когда Олю выбирали депутатом, ещё пришла одна  проверка. Оля им говорит: одни и те же люди приходят проверять. Я им предъявляю одни и те же документы. Сколько же можно? Дайте мне справку, что у меня всё законно. Люди не понимают, что главному бухгалтеру самой крупной птицефабрики в России МОЖНО не воровать. На безбедную жизнь хватало. Но советский человек никогда не поверит, что кто-то не ворует, имея на это возможность и не злоупотребляет своим положением.

Поэтому совки бдят. Пенсионер с соседней трёхэтажки, прошлым летом, с балкона чуть не выпал: записывал номер машины, которая нам торф в огород привезла. Так он записал номер машины. Потом, наверное, через ГАИ (усердный человек!), нашёл предприятие, которому принадлежит машина. И собственноручно дозвонился до директора(!) предприятия. Сообщил тому, что его машины используются не по назначению. Это же какое удовлетворение получил человек. 10 лет он наблюдал за нами из под занавески. 10 лет! Но всё получилось, как он думал! И на самом деле мы, всё-таки оказались сволочами!

А какое негодование по поводу тех людей, которые выступают в защиту Речника! Оказывается, среди их нет ни одного порядочного. Каждый преследует какие-то свои цели. Да где, скажите на милость,  при нашей вечной нищете (и материальной и духовной) вы возьмете бескорыстных, честных людей? Которые будут заступаться за кого-то, решать чьи-то проблемы. При материальной нищете я буду всегда и во всём искать собственную выгоду. При духовной нищете мне искренне будет наплевать на страдания ближнего и на самого ближнего. Это застряло в нас и передаётся уже на генном уровне. Кто живёт не так, тот белая ворона. Ненормальный. На экспертизу его, в психушку.  А утверждение, об отсутствии честных людей среди защитников Речника, это страшный диагноз нашему обществу. Значит, в нашей среде нет таких людей. Тогда мы больны. И, может быть, неизлечимо.

Да, чуть не забыл! Об этом приставе, который приезжал за нашим имуществом. Оказывается, зря я после этого визита ждал его в таком напряге, с ножом, несколько дней. Оля съездила к его начальнику. Тот сказал, что не было такой нужды форсировать события с вывозом нашего имущества. И, что вполне возможен вариант покупки этого имущества нашим сыном. Что Оля с Андреем сделали за несколько дней. Начальник пообещал, что этот пристав больше у нас не появится. А если появится, то мы сразу должны позвонить ему (начальнику).

Как прикажите это понимать? Что, приставы, наверное, время от времени выходят в «свободное плавание»? Вначале производят разведку, описывая имущество провинившегося должника. Потом делают оценку описанного имущества у запуганных хозяев. После этого несколько раз проверяют наличие и сохранность. А когда клиент созрел, пристав приезжает без предупреждения в последний раз. Уже с представителями фирмы отвечающей за вывоз и реализацию имущества, оцененного по стоимости мусора. Хозяева будут настолько запуганы и запутаны, что сами помогут мебель выносить. Для острастки особо непокладистых можно и ментов вызвать.

Мне только одно непонятно: за что пристав, приезжавший к нам, так нас ненавидит? Ненависть, злорадство и ехидство просто сочились из него. Мы же ничего ему не сделали. Мы попали в безвыходное положение с долгами, благодаря исключительно бездействию наших правоохранительных органов. Он этого мог и не знать, его это не касалось. Что же тогда было причиной его ненависти к людям, которые изо всех сил пытаются выжить в этом государстве? Может именно наша беспомощность возбуждающе действовала на него? Или, по наблюдению Достоевского, человек устроен так, что ненавидит тех, кого он обидел? И пристав ненавидел нас за то, что мы должны были стать его жертвами?

И ещё объясните мне: почему борьба за строгое соблюдение закона, должна начинаться с нас, бесправных и беззащитных, униженных и оскорбленных? Это нормально, что жизнь в путинском государстве идёт по лозунгу фашистов: «Друзьям – всё, врагам – закон»? Знаете, что я думаю? Что вот те, которых власти сейчас гоняют как экстремистов, они ещё не экстремисты.

Экстремисты будут те, кто не побоится выйти за красные флажки, обозначающие запрет. Те, кому надоест обливаться бензином, ковырять себя ножиком или закидывать пристава яйцами. Те, кто, как наши классовые враги – кулаки, возьмут вилы и будут отстаивать свои права и своё имущество. К этому их подводит сама власть, которая всё запрещает и, в то же время, беспредельничает. Агрессивное действие порождает агрессивное противодействие.

На этой неделе уже одного милиционера (в Перми?) сожгли в доме, вместе с женой и ребёнком. Другому перерезали горло на автобусной остановке, где тот приставал к девушке. Снежный ком сорвался со склона горы. Почитайте комментарии к этим происшествиям на «Каспаров.ру» – холодок по спине пройдёт, сколько там ненависти. Караул устал. Тупой и инертный русский народ, как носорог не может морду поднять к верху, что бы хоть что-то увидеть выше своего уровня. Зато когда его «достанут», он разгонит не только свою вековую лень. Но и многих окружающих. «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!" Мозгов у носорога с горошину, а слепой ярости….

Кто такие приставы я сейчас знаю. Имею представление по собственному опыту, кто они такие и как работают. Лужков – который «полностью поддерживает действия правоохранительных органов в поселке». Наслышан, наслышан о нём. Читал у Немцова. Митволь – читал о таком. И слышал. Милиция и ОМОН в Речнике – читал про таких. Слышал. И видел. Ба! Знакомые всё лица! Так эти люди восстанавливают попранный закон в правовом государстве? В отдельно взятом Речнике? Да, Россия! У тебя уже и климакс и маразм. Интересно, кто из нас быстрее загнётся. Ты или я? А хотелось бы на поминках советской России поприсутствовать. Страсть как музыку душещипательную люблю послушать. Но, если что, может другим повезёт больше. А Александра Навороцкого мне жалко. Не дай Господи свершиться худому.