Путинские политзэки
Маглеванная Елена, для CHECHENPRESS, 11.09.07 г.
Неправда, что в современной России нет политзаключенных. Конечно, масштабы не столь значительны, как во времена ГУЛАГа, но все-таки. Вот лишь несколько примеров.
14 декабря 2005 года 40 членов Национал-большевистской партии прорвались в здание приемной администрации президента на Ильинке. Там они заявили, что уполномочены вести переговоры с главой государства от имени гражданского общества, потребовали встречи с Владимиром Путиным. В тот же день все они были задержаны. Им было предъявлено обвинение в «захвате власти» (захват власти – это на самом деле захват помещения, где власть сидит? Что-то новенькое.) Восемь из них были приговорены к срокам заключения от 2 до 3,5 лет в колонии общего режима. Среди осужденных – две девушки. Не слишком ли высокая цена одного сломанного стула в приемной? Потом посадили совсем молодых ребят на пять лет за тряпку, вывешенную из окон гостиницы «Россия», с невинной надписью: «Путин, уйди сам». Недавно четырнадцатилетнюю девочку из АКМ приговорили к 3 годам условно за то, что зажгла файер в каком-то присутственном учреждении. А уж незаконные аресты и задержания участников прошедшего летом в Питере социального форума вообще воспринимаются нами теперешними как нечто само собой разумеющееся.
В апреле 1999 года «желтая пресса» раздула шумиху про «теракт» – «подрыв» в ранний утренний час мусорной урны и водосточной трубы у входа в Приемную ФСБ на Лубянке. Девять месяцев спустя – в феврале 2000 года – следователи ФСБ определили «участниками» по «делу о подрыве» и арестовали по надуманному обвинению в «террористической деятельности» четырех девчат. И двоих из них шантажом, угрозами, запугиваниями склонили к «признательным показаниям». Впоследствии одна из них – в ту пору 22-летняя Ольга Невская, отправленная в тюрьму с грудным ребенком, отказалась от «показаний». А другие – Надежда Ракс и тогда 26-летняя мать двоих детей Лариса Романова – показаний не дали. «Последнее слово» Надежды Ракс на суде было настолько обличительным, что ей дали по максимуму – девять лет лишения свободы. Отбывать несправедливое наказание Надежду Ракс определили в Кинешемскую женскую колонию. За время пребывания в тюрьме зрение у Н. Ракс снизилось до –14. В апреле 2006 года Кинешемский горсуд отказал ей в условно-досрочном освобождении, несмотря на положительную характеристику, данную ей администрацией колонии. В августе 2006 года Администрация Президента РФ отказала Н. Ракс в помиловании. Повод для отказа один: «Надежда Ракс совершит на свободе новое преступление!». Тогда вопрос: каким же образом Надежда собирается «совершить новое преступление», когда она ничего не видит дальше своего носа – в прямом смысле слова? На ощупь, что ли? По приговору Надежде Ракс следует отбывать в тюрьме еще три года, а это очень много – с учетом отсиженного и потерей здоровья за эти годы. Для этой больной женщины, фактически инвалида по зрению, власть «не нашла оснований» для условно-досрочного освобождения. Не убийцы, не воровки, никакой не «террористки», а просто честного человека с обостренным чувством социальной несправедливости.
В СИЗО 77/5 г. Москвы ожидает рассмотрения кассационной жалобы политический заключенный Борис Стомахин, арестованный 22 марта прошлого года и приговоренный к пяти годам тюрьмы. Он нуждается в медицинской помощи (в результате падения из окна в момент ареста у него сломаны ноги и позвоночник), в которой ему постоянно отказывают, из-за чего он стал инвалидом.
Дело Бориса Стомахина, завершившееся 20 ноября в Бутырском суде вынесением обвинительного приговора, стало новым рубежом в борьбе режима с инакомыслием: впервые в истории постсоветской России журналиста упекли за решетку не за разглашение гостайны, не за шпионаж, как делали прежде, а за точку зрения. 32-летний автор и редактор осужден на пять лет лишения свободы за публикацию текстов, возмутивших власть своей дерзостью.
Дело Стомахина должно было быть закрыто еще на стадии предварительного следствия за отсутствием даже не состава, а события преступления (п.1 ч.1 ст.24 УПК РФ). Всякий, кто прочтет обвинительное заключение и сличит его с соответствующими статьями Уголовного кодекса России, должен будет признать: перед нами грубая халтура. Следователь по особо важным делам В. Н. Поликаркин попросту переписал из УК формулировки, не напрягая ум размышлениями о соответствии материалов дела этим формулировкам. Сплошь и рядом текст обвинительного заключения представляет собой набор слов, безграмотный по форме и абсурдный по содержанию. Чего стоит хотя бы фраза о том, что Стомахин сеял межнациональную рознь, «одновременно появляясь в общественных местах города Москвы».
Бориса Стомахина, что называется, подвели под статью. Поликаркин пишет, что обвиняемый призывал «к изменению существующего государственного строя путем свержения действующих государственных деятелей». Тем самым, по мнению следователя, Борис Стомахин совершил преступление, предусмотренное частью 2 статьи 280 УК РФ – «публичные призывы к насильственному захвату власти, насильственному удержанию власти или насильственному изменению конституционного строя Российской Федерации, <…> совершенные с использованием средств массовой информации». Но «действующие государственные деятели» и конституционный строй – далеко не одно и то же. Иногда «свержение деятелей» идет лишь на пользу конституционному строю.
Стоит напомнить, каким образом вообще на ровном месте возникло это дело. Следователь Поликаркин установил, что обвиняемый призывал свергать деятелей, уже в процессе следствия. А поначалу речь шла о «действиях, направленных на возбуждение... религиозной вражды» (часть 1 статьи 282 УК РФ).
Уязвленной сочла себя дама по имени Валентина Лаврова. Как явствует из материалов дела, она еще в сентябре 2002 года купила на митинге на площади Маяковского номер издававшегося Стомахиным бюллетеня «Радикальная политика». Вчитавшись в эту печатную продукцию, гласит приговор, «она была ошеломлена написанным: там содержались статьи, в которых русский народ и православие оскорблялись, унижались, в отношении них высказывались оскорбительные слова». Лаврова, однако, не приняла меры тотчас же. Она стала посещать публичные мероприятия с участием Стомахина и покупать свежие номера бюллетеня. Собрав вещдоки, Лаврова обратилась почему-то не в органы охраны правопорядка, а к депутату Госдумы от КПРФ Виктору Зоркальцеву, который обратился официальным порядком в Генеральную прокуратуру. Так дело Стомахина достигло политических вершин и превратилось в особо важное.
Шесть лет назад Стомахин уже привлекался к уголовной ответственности за свои публикации, но дело было закрыто за отсутствием состава преступления. Точно так же поступил и на этот раз следователь прокуратуры Северо-Восточного административного округа М. В. Устюгов. Он, увы, не учел, что делом Стомахина интересуются высокие должностные лица: в тот же день, 19 ноября 2003 года, зампрокурора СВАО Ю. В. Ворошилин постановление о прекращении дела отменил.
Основанием к возбуждению уголовного дела послужил текст, который Стомахин не писал. Автор памфлета «Беседы о православии» – петербургский литератор Дмитрий Горчев, опубликовавший его на своей странице так называемого «живого журнала» (ЖЖ). В интервью агентству ПРИМА он признал свое авторство, однако заявил, что редакция «Радикальной политики» разрешения на перепечатку у него не спрашивала, а потому «авторами в данном случае являются они сами». По словам Горчева, публикаторы «выдернули для своих целей кусок текста, придав ему тем самым совершенно противоположный смысл». Ознакомившись с полным вариантом памфлета, можно убедиться: в опубликованном Стомахиным отрывке его смысл не только не изменен на «прямо противоположный», но и существенно смягчен – в первоначальном виде он гораздо более оскорбителен по отношению к православным.
В завершение разговора о Стомахине, который и по сей день продолжает без должных на то оснований находиться в заключении, можно сказать, что суд над ним сделал больше для пропаганды его взглядов, чем он сам. Благодаря судебному процессу Борис Стомахин из мало кому известного журналиста, который радикализмом своих статей даже вызывал у некоторых сомнения в его психической нормальности, превратился в подлинную жертву режима. И теперь, разделяешь ты или нет убеждения Стомахина, мимо факта его незаконного ареста и приговора пройти никак не сможешь, если тебе действительно дорога идея свободы слова в России и ты не хочешь быть следующим.
Также вызывает опасение и положение политзаключенного Михаила Трепашкина, который, кстати, является еще и важным свидетелем по делу об убийстве Александра Литвиненко. Сейчас он находится в условиях, которые являются вредными для его здоровья, провоцируя обострение у него хронических заболеваний дыхательной системы.
Можно найти еще много примеров. Но и вышеприведенных достаточно, чтобы сказать: несмотря на все заявления властей, что сейчас за политику не сажают – сажают, да еще как! И будут сажать, пока мы будем так спокойно на это реагировать. Либералам не нравятся нацболы и АКМ-овцы, коммунистам – либеральный журналист Стомахин. И вместо того, чтобы протестовать по сути – против того, чтобы вообще любого человека преследовали за убеждения, мы начинаем выбирать – того мы будем защищать, а этим побрезгуем, побережем политическую невинность. А потом нас, невзирая на столь ценимую нами принципиальность, будут сажать вне зависимости от цвета убеждений – левых и правых, красных, зеленых и оранжевых. Даже не за критику режима, а просто потому, что кто-то имеет смелость обладать мнением, отличным от общепринятого, и уже тем опасен. И мы будем виноваты в этом сами – потому что сейчас, когда слышим сообщение об очередном аресте по политическим мотивам, мы, вместо того чтобы возмутиться самим фактом преследования за инакомыслие, всегда интересуемся: а из нашего ли этот человек политического лагеря?
Подготовлено с использованием материалов сайта «Грани.ru».
|